Нил Шустерман - Глаза Мидаса-младшего

— Точный выстрел, Джош! — заметила девочка.

Кевин вывернул руки и шею, прокрутился вокруг своей оси и наконец вырвался из нельсона. Он бросился на очки, как кидается на мяч отчаянный футболист.

Фрэнки Филпот не отвлекался. У него было важное дело:

— Наплевать на них, — сказал он, не убирая камеры. — Расскажи о себе побольше.

Кевин и Джош припустили к выходу, и Хэл едва не рванул за ними, но Тэри, недолго думая, схватилась за рентгеновский аппарат, вытянув длинный штатив, которым тот крепился к стене. Штуковина была похожа на голову огромного синего насекомого. Девочка направила оружие в грудь хулигану:

— Еще одно движение, и я тебя поджарю! — пригрозила она.

Хэл замер на месте.

Фрэнки наконец опустил камеру:

— Что-то не так?

Кевин добежал до конца коридора, пытаясь на ходу надеть очки. Джош и Тэри наступали ему на пятки, а где-то вдали Филпот гнался за Хэлом, не в силах позволить феномену удрать незафиксированным:

— Стой! — кричал он. — У меня всего несколько вопросов!

Мидас завернул в тупик.

Там он в конце концов надел очки и смог прочитать желтые буквы на стальной двери перед собой: «Осторожно! Высокое напряжение!»

— Кевин, сюда! — крикнула Тэри, вместе с Джошем направляясь к лифту в другом конце коридора.

Очки уже наполняли своего владельца теплом, забирая дрожь и головную боль — но слишком медленно. За запертой дверью жужжало электричество. Мальчик услышал это и остановился в раздумье. Он сдвинул очки на лоб.

Столько электричества! И всего лишь в нескольких футах…

Он сделал шаг к стальной двери. Потом еще один. Джош схватил друга за плечо:

— Не надо, Кевин, — сказал он, почти читая мысли очкарика. — Ты вернул очки, и хватит. Не надо этого делать.

Горе-волшебник стряхнул руку друга:

— Я так хочу! — С этими словами он протянул руку, открыл дверь и направил взгляд в самую гущу перепутанных медных проводов.

Грозная волна электричества отделилась от трансформатора и потекла по поверхности очков, непредсказуемая, как воронка торнадо. Джош упал на землю и вцепился в дверь, словно боясь, что его унесет бурным потоком.

Над их головами начали мигать и гаснуть лампочки, как будто в соседней комнате кого-то сажали на электрический стул.

Никто еще не видел, как Кевин заряжает очки. Это было пугающее зрелище, совершенно не предназначенное для посторонних глаз, но все же оно завораживало.

— Он поджарится! — воскликнула девочка. — Нужно что-то сделать!

Фрэнки Филпот и Хэл завернули за угол и приросли к полу, увидев, куда зашел Мидас.

Самому мальчику казалось, что он всплыл на поверхность глубокого холодного океана и глотнул кислорода. Он мог вечно вдыхать воздух и не выпускать его из себя. Это было лучше всего, что когда-либо делали для него очки.

А потом что-то пошло не так.

Раздался треск.

Звук был такой, как будто миллионы подсвечников одновременно упали на землю, а мозг волшебника словно взорвался изнутри. Кевина отбросило назад и протащило по полу. Поток электричества между ним и трансформатором иссяк, и лампочки снова зажглись.

Тэри с Джошем подняли мальчика и заглянули в его закатывающиеся глаза.

— Ты в порядке? — спросила сестра.

— Не знаю. Я…

— Очки… Они треснули! — воскликнул Джош.

Так и было. Очки впитали слишком много энергии, и по левому стеклу бежала искрящаяся сетка трещин.

— Пойдем отсюда!

Друг и сестра практически дотащили Кевина до лифта. Хэл и Фрэнки не отставали и влетели туда за секунду до того, как двери закрылись. Доктор Филпот поднял камеру:

— Я просто обязан все это заснять! — воскликнул он. — Кто-нибудь, пожалуйста, объясните, что происходит!

— Мидас, ты полный неудачник! — Хэл вцепился в очки и попытался стащить их с противника, но те не поддавались.

— Кто-нибудь, скажите что-нибудь! — взмолился Фрэнки. — Хоть слово!

— Сибирь, — обронил Мидас, и они с Тэри и Джошем исчезли.

Врач опустил камеру:

— Поправьте меня, — начал он, — но я, кажется, только что видел межматериковую телепортацию?

— Сибирь? — переспросил Хэл. — Что он забыл в Сибири? — Лифт издал сигнал прибытия и распахнул двери на первый этаж.

Вот только никакого этажа не было.

Вокруг лежало бескрайнее заснеженное поле под хмурым небом. Неподалеку стоял человек в толстой парке, в смешной шапке и с задубелым от ветра лицом, и изумленно пялился на них. Даже як рядом с ним, похоже, растерялся.

— Ё-моё, — произнес Хэл.

Кевин, Джош и Тэри поднялись на ноги на дне опустевшей шахты лифта. Свет исходил только от треснувших очков, все еще искрившихся, как будто после короткого замыкания.

— Отправь нас домой, братишка, — попросила Тэри.

Тот поднял руку к лицу и попытался поправить очки, но скоро понял, что теперь это ни к чему: они прилипли к голове. Мальчик представил себе дом и открыл рот, чтобы озвучить пожелание, но не успел ничего произнести — все трое уже стояли в гостиной Мидасов. Кевин не придал этому значения. В первую минуту.

Черная дыра, как Кевин помнил из десятистраничного доклада об устройстве вселенной, — это шарообразный сгусток темноты, засасывающий все, что окажется поблизости — даже свет.

Родители часто называли комнату сына черной дырой.

Точка сингулярности, как говорилось в том же докладе, — это то место в самом сердце черной дыры, где прекращают действовать все законы пространства, времени и физики.

В день, когда очки вросли в своего носителя, это последнее понятие описывало его комнату куда точнее.

Было четыре часа. Еще высоко стояло солнце, но мальчик изо всех сил пытался заснуть, чтобы как можно прочнее отгородиться от мира. Он свернулся калачиком и так плотно завернулся в одеяло, что едва дышал. А еще он старался не думать. Вообще ни о чем.

— Я нашел кусачки, — объявил Джош, вбегая в комнату. Горе-волшебник рыгнул, треснутое стекло ярко вспыхнуло, и с небес к ногам Тэри свалилась пицца пепперони.

— То, что ты никак не можешь переварить свои горы пиццы, — возмутилась сестра, — еще не повод сваливать их на нас!

— Отвяжись. — Кевин ворочался, пытаясь не думать о еде. Чтобы выгнать все из головы, он принялся прокручивать в голове песенку: — А-рам-зам-зам, а-рам-зам-зам. — Это была самая дурацкая, привязчивая мелодия изо всех возможных. Слова ничего не значили и не могли принять форму. — Гули-гули-гули-гули-гули, рам-зам-зам.

И все же одна мысль пробралась в его мозг. Очки вспыхнули, и в пустой стакан, стоявший на столе, потекла газировка.

«Хватит думать!» — приказал себе мальчик, но, увы, сознание нельзя было выключить, как лампочку.

Вернувшись домой после богатого событиями дня, ребята скоро поняли, что им на плечи свалилась еще более серьезная проблема.

Мало того, что треснутые очки вплавились Кевину в лицо, — трещина вызвала в них очень неприятные сбои.

Теперь очки начали искрить, как зажигание в старом мамином «вольво». Каждые несколько секунд треснутая линза ярко вспыхивала, и эта вспышка, нырнув в мозг мальчика, вытаскивала в реальный мир любые шальные мысли.

Необязательно было осознанно чего-то желать или даже просто хотеть. Достаточно было подумать. Следить за своими желаниями было нелегко, но следить за мыслями — все равно что пытаться удержать рой шмелей рыболовной сетью. Горе-волшебнику удавалось только воздвигнуть в мозгу стену и не думать о штуках вроде Годзиллы.

Очки снова сверкнули, и по стенам дома потекла какая-то невиданная жидкость. Наверно, опять газировка.

Тэри сдернула с брата одеяло, и Джош подошел поближе, держа кусачки, словно хирург скальпель.

— Давай, Кевин, — сказала девочка. — Сейчас или никогда.

— Нет!

Джош наклонился и попытался отвести руки друга от лица:

— Это будет совсем не больно.

Но Кевин прекрасно знал, что больно будет. Очки стали такой же частью его тела, как глаза и уши, и, как только кусачки коснулись левой дужки очков, острая боль пронзила череп. Это было хуже, чем выдирать зубы без наркоза!

Мальчик завопил, очки полыхнули, и кусачки превратились в розу. Ее шипы впились в пальцы Джоша. Тот с воплем отправил цветок в кучу, где уже лежали губка, пучок моркови и банан, некогда бывшие клещами, молотком и гаечным ключом.

— Если ты не прекратишь, у нас кончатся инструменты!

— Хватит меня пытать! — заорал Кевин. В углу со вспышкой появилась «железная дева» прямиком из инквизиции и с колокольным звоном обрушилась на пол. Горе-волшебник схватил одеяло и закутался в него с головой.

— Ты должен хорошо уметь выключать свой мозг, — предположил Джош. — Всю жизнь только это и делал.