Ника Ракитина - Дорогой сна

Заслоняясь ладонью, незнакомец бросил взгляд на зарешеченные окна домов. В них не светилось ни одного огонька.

Вздернув ручку метлы и стукнув сапогом о сапог, он слегка прибавил скорость. Сделал круг по площади, взглянул на башенные часы. Пробормотал что-то под нос. И, зацепив ногами верхушку клена, нырнул в распахнутое окно. Створка тут же хлопнула, капли дробью ударили по стеклу, сердясь, что их не впустили тоже. Дом стоял на краю ратушной площади. Окно располагалось под самой крышей, и огромные, похожие на полную луну часы светили в него сквозь дождь и ночь. По циферблату, подбираясь к двенадцати, рывками двигались остроконечные фигурные стрелки. Кто-то задернул шторы, и часы исчезли.

— Какие новости, Канцлер?

— Хорошие. Только хорошие, Ваша Безликость.

Тот, кого только что назвали Канцлером, переступил в луже, натекшей под окном. Прислонил метлу к подоконнику, перестегнул на решетку браслет. Нога за ногу стянул с себя сапоги. Бросил в кресло мокрые шляпу и плащ. Подошел к печке. Угли в раскрытой дверце тут же зашипели, точно напуганные холодом и сыростью, которые гость принес с собой.

— Говорите, — поторопил Канцлера скрипучий голос. Фигура у окна зашевелилась. Она походила на сгорбленную женщину в плаще с надвинутым до подбородка капюшоном и на летучую мышь. Сверкнувшая молния на долю секунды сделала фигуру отчетливой и очень настоящей. Ее длинная тень, протянувшись сквозь комнату, упала на гостя. Тот вздрогнул.

— Ужасная погода.

— Я знаю.

— Меня все же могли заметить.

Старуха в плаще с капюшоном негромко хрюкнула:

— Кто же поверит, что почтенный Канцлер Лерата по ночам летает на метле? Я жду.

— Мы схватили Часовщика. Мы держим его в ратуше.

— А Силега?

— Принцесса не войдет в Лерат. Не найдется никого, кто стал бы ей помогать. К тому же, на всех воротах стерегут Глиняные Рыцари.

— А вы в них уверены, Канцлер?

— Как в себе, Ваша Безликость.

— Это хорошо. Давайте.

Канцлер сунул руку в карман своего плаща и вытащил черный бархатный мешочек. Распустил завязку и вытряхнул на стол горку самоцветов. Старуха жадно разворошила ее сучковатой кистью. По стенам побежали радужные отсветы и переливы. Как будто прыгали, отражаясь в цветных окошках, озорные солнечные зайцы.

Безликая ведьма поспешно прикрыла камушки полой плаща.

— Почему так мало?

— Почтенным горожанам перестают сниться цветные сны. Их сны теперь добротны и скучны, как… болотные сапоги. Но, Ваша Безликость, дозвольте спросить.

Она благосклонно кивнула остроконечным капюшоном:

— Когда цветные сны исчезнут, что… дальше?

— А вы не понимаете?

Канцлер не понимал. Он очень замерз и мечтал о чае с малиной и о теплой постели.

— Потому вы никогда не станете великим.

Ведьма взмахнула плащом, и ветер прошелся по комнате, заставляя сырые одежки Канцлера липнуть к телу.

— У людей еще есть мечты. И улыбки. Канцлер, вы хотите купить улыбку?

Канцлер поежился. Так, словно за воротник ему упала самая большая и холодная капля сегодняшнего дождя.

А Безликая Ведьма вдруг очутилась так близко, что ее корявый ноготь едва не впился канцлеру в глаз:

— Но если Силега… если она проникнет в город… мало того, если она подойдет к ратуше… мало того, если она повернет стрелки на часах…

— Никогда, — прошептал Канцлер хрипло. — Ворота сторожат Глиняные Рыцари. А цветные сны — здесь, у вас. Никто не вернет их назад, чтобы выложить для принцессы дорогу. До часов ей не добраться.

— Гляди… — корявый ноготь оцарапал Канцлеру щеку и шею. Ведьма ссыпала камушки-сны в мешочек и словно бы растворилась в стене. Радостно заскакал, запрыгал в печке огонь…

— Ну и жаба! — проворчал Сенич, швыряя огрызком в мусорное ведро у скамейки.

— Кто?

— Эта твоя, безликая… медьма.

— Она не моя!

Но Сенич как будто не услышал.

Он накручивал елочные гирлянды на руль велосипеда и упорно морщил лоб. Потом строго взглянул на Ильку:

— Я этого так не оставлю!

— Чего?

— Ну, чтобы Канцлер сны воровал, и принцесса… Кстати, я не очень понял…

Илька тяжело вздохнула. Посмотрела на город в песочнице, обвела прутиком самую большую башню.

— Они заколдовали принцессу. Укололи ей руку отравленным веретеном.

Сенька ахнул:

— И что, она будет спать сто лет? Как эта… Красная Шапочка?..

Илька хрюкнула, зажимая ладошкой рот. Даже про страх позабыла.

— И нечего смеяться, — пробурчал Сенич, краснея. — Я не обязан читать вашу девчачью ерунду.

— Извини, — всхлипывая от смеха, пискнула Илька. — Безликая Ведьма велела распустить такие слухи. Будто принцесса будет спать в заколдованном замке в дремучем лесу ровно сто лет. Если, конечно, какой-нибудь храбрец не найдет туда дорогу и не разбудит принцессу поцелуем. Только ни один храбрец не вернулся. Зато в Лерате появились Глиняные Рыцари.

— А что это такое? — тяжело дыша, спросил Сенька. Нетрудно было догадаться, что он уже представляет себя на месте такого храбреца.

— Не знаю, — сказала Илька печально. Ясно же было с самого начала, что ее Сенич искать бы не стал. Ну и подумаешь! Подумаешь, хулиган дворовый! Даже не принц.

— Ты чего красная?

— Я-а? — девчонка незаметно смахнула слезы. — Ты не представляешь, какой Лерат был… красивый.

Волшебный — как на рисунках художницы Стерлиговой, там, где башни и навесные мосты. Где розы и плющ обвивают чугунные балкончики; серебрятся водостоки. Крыши похожи на ежиков из-за флюгеров, голубятен и частокола дымовых труб. Крыши изгибаются, как кошачьи спинки под теплой рукой, трутся об облака. Но рисунки черно-белые, а Лерат — это как брызнувшие в темную реку цветные огоньки. И их все больше, больше. И выше всех — полная луна: часы на остроконечной башне ратуши.

Но так было, пока не пришла Безликая Ведьма. А при ней огни погасли, и принцесса Силега исчезла из города, и цветные стекла вынуты из окон, а тополя спилили. И ворота стерегут страшные Глиняные Рыцари. А по ночам Канцлер летает на метле и ворует цветные сны — у кого они еще есть.

Илька сердито вытерла нос. Ну, вот еще, плакать она будет!

— Ни в каком лесу никакой принцессы нет. Это Ведьма с Канцлером нарочно так врут.

— А где есть?

— Не знаю. Только, раз она веретеном укололась, у нее рука тряпочкой перевязана.

— Пфэ, — буркнул Сенич, — давно зажить могло.

— Это у нас — могло. А в сказке все по-другому.

Она стащила бейсболку Сеньке на нос. Но он не стал сердито гоняться за Илькой по всему двору. Он поскреб нос, покрытый веснушками, и поднял велосипед:

— Все. Идем туда.

Сердце Ильки нырнуло в пятки и там затрепыхалось, как какой-нибудь попавший на удочку неразумный карасик.

— Ку-куда?

— Ту-туда.

Было понятно, что Сенич не дразнится, волнуется просто.

— А к-как?

Пацан повернул бейсболку козырьком назад:

— Ну, ты будешь спать. И не присни меня, посмей только! — он показал девчонке кулак.

Илька встряхнула косичками:

— Днем я не засну.

— Заснешь. Как миленькая!

— А иначе ты меня стукнешь? — она стиснула кулаки.

— Ша, медузы! — раздалось из-под ног. Дети дружно подпрыгнули. — Мой хвост! Не, ну говорящего кота не видели! Ну, молодежь!

Тимофей Отдай Весло презрительно облизнул белую подушечку на правой передней лапе.

— Ищите в дворницкой.

— Что? Киса, ну, что? Ну, пожалуйста!

Но кот упорно молчал.

Сенич снова потер нос, точно мечтал стереть с него веснушки вместе с кожей:

— Ну, точно! Твой, Канцлер! Ну, дворник твой…

— Где? — испуганно заоглядывалась Илька. «Добра» поблизости не было. Сенька захихикал. Илька уже подумывала его стукнуть, когда дворовый хулиган объяснил, что ход к Лерату может быть в дворницкой. Если дворник и Канцлер — одно и то же. Илька тяжело вздохнула. Ей опять стало очень страшно. Вот только Сеньке она это показывать не собиралась, а потому первой побежала в подвал, где в чулане возле котельной дворник хранил свои грабли, метлы, ведра — короче, все, что полагается дворнику.

В подвале пахло сыростью и картошкой, сквозь щели в оконной решетке сеялись солнечные лучи. Пищали котята. Но в этот раз Илька не свернула, чтобы их погладить, а на цыпочках подкралась к облупленной двери в чулан. За ней, тоже на цыпочках, крался Сенич. Приложившись ухом к замочной скважине, Илька прислушалась. За дверью было как-то не по-хорошему тихо. И словно бы тянуло ветром. Девчонка чихнула.

— Ну, что?

Сенич затопотал, как слон. Дверь, скрипнув, сама собой приоткрылась. Внутри было совсем темно. Ветер засвистел сильнее. Принес запах сырой штукатурки. Но никто из дворницкой не выскакивал и детей к стене не приковывал, ржавыми кандалами. И Ильку отпустило.