Надежда Белякова - Сказки Мухи Жужжалки

Иеронимус, Любава и Велемир держались подальше от опасного зеркала. Иеронимус закрыл глаза и замер. Но в это время раздался оглушительный звон, заставивший его широко открыть глаза. Это Кудесник Любомудр схватил тот самый тяжелый половник, которым доставал из кипящего чана «вареные» золотые монеты, и изо всех сил ударил им по поверхности зеркала. Оно с треском и звоном разлетелось на мелкие осколки, брызнувшие в разные стороны.

– Теперь обратной дороги злодею нет! Не вернется в наш мир этот разбойник! – облегченно вздохнув, сказал Любомудр.

– Как хорошо! Мы можем идти домой! – хлопая крыльями от радости, заворковала Любава. Потом она превратилась в прекрасную девушку, все ту же Любаву. Она поклонилась залюбовавшемуся ее красотою Иеронимусу. И пригласила его отдохнуть в их доме после всего пережитого. А потом уж каждый, куда захочет, путь держать может. А она, как хозяйка дома, никак допустить не может, чтобы испытавший столько, да и изрядно утомленный долгой дорогой человек дальше пустился в путь не согретый, не отдохнувший, не накормленный. И, что ещё хуже, переполненный самыми мрачными впечатлениями об их Отчизне.

Иеронимус с радостью принял приглашение. Тем более что чем дольше смотрел он на нее, тем сильнее ему казалось: тот удивительный сон, который надолго лишил его покоя, становится прекрасной явью. Они все вместе вышли из пещеры, легко преодолевая все препятствия и заслоны, поставленные на их пути исчезнувшим навсегда разбойником.

Первым шел Кудесник Любомудр. Он дотрагивался до засовов, цепей, и они падали на землю, рассыпаясь в прах. Огромные камни, преграждавшие им выход на свободу, едва он касался их, оседали кучей песка к их ногам. Перешагнув через них, они выбежали на свежий и морозный воздух снежной ночи. Ночи освобождения!

Бескрайняя снежная гладь искрилась. Всё вокруг дышало красотой этой звёздной ночи. Вдруг Кудесник Любомудр снял с головы повязку, вернее, бисерное плетение с яркими камнями и бросил его в снег. Украшение провалилось в глубокий снег к изумлению Иеронимуса. Но он даже не успел спросить у Кудесника, зачем он это сделал, как с пронзительным карканьем из лунки в снегу, оставшейся после падения украшения, вылетела ворона. Она, распластав крылья, поднялась в воздух. Но на снегу осталась её тень, довольно обширная. Это поначалу не удивило Иеронимуса, потому что яркая Луна освещала всё вокруг, и в появлении тени не было ничего необычного. Но тень осталась на снегу и после того, как ворона улетела и исчезла среди звёздного неба. Эта тень, приветливо помахивая крыльями, словно зазывала в полет.

– После всего, что было пережито нами, не по силам будет возвращаться домой пешком, – сказал Кудесник и пояснил:

– Встанем все внутри этой тени и полетим домой! Отдыхать! Чаи гонять!

Так они и сделали. И Кудесник, и Иеронимус, и Велемир, и Любава шагнули в сугроб посреди этой тени на снегу. Тень взмахнула крыльями и стала медленно подниматься над снегом, взмахивая крыльями. Иеронимус смотрел на это, как завороженный. И вдруг, к своему изумлению, он понял, что загадочная тень птицы подняла их, плотно прижавшихся друг к другу, над землей. И так они полетели над заснеженными просторами. И, несмотря на усталость, любовались разлитой вокруг красотой. Вскоре они увидели и золотые купола и селения. Но они летели мимо. Туда, где находился дом Кудесника Любомудра и всей его семьи. В месте довольно уединённом, в самой чаще леса. Вскоре показался их дом, вернее, то, что они считали домом. Ветхая сторожка, едва заметная под заметённой снегом крышей, глубоко утопала в сугробах. Глядя на неё, Иеронимус подумал: «Какое убогое жилище!»

Иеронимус был разочарован, потому что эта ветхая сторожка в его воображении никак не сочеталась с потрясающими чудесами и возможностями старого Кудесника Любомудра, с роскошью, на которую мог польститься разбойник.

Когда они вошли внутрь, Иеронимус увидел всю бедность и убожество этого жилища. Кудесник зажег свечу и вошел в дом. Несмотря ни на что, на лице его играла улыбка счастья и удовольствия оттого, что он наконец– то дома. Любава и Велемир были тоже очень рады. Иеронимус, только он один испытывал некоторое смущение, которое вскоре сменилось сначала замешательством, а позже крайним изумлением. После того, как Любомудр обошел со свечой все четыре угла сторожки, поводя горящей свечой снизу вверх и произнося какие-то заклинания, он встал посередине, позвав всех к себе. Все четверо сгрудились посередине комнаты и… О чудо! Углы комнаты стали на глазах удаляться от них. Стены комнаты становились все выше и длиннее. Но этого мало! Крохотные слюдяные оконца превратились в дверные проемы. Появилась причудливая резьба, украшавшая их. Она словно росла на глазах. Возникали великолепные палаты. В сводчатых окнах, украшенных разноцветными витражами, играли разноцветные огоньки. И дощатый потолок, мрачно увешанный густой паутиной, тоже начал преображаться. Он стремительно поднимался все выше и выше, превращаясь сначала в белоснежный гладкий, а позже в прекрасный расписной, украшенный искусной резьбой. Его поддерживали расписанные яркими цветами витые колонны. Несмотря на падающий за окнами снег, невиданной красоты бабочки, от крыльев которых струился тёплый свет, порхали, освещая всё вокруг, перелетая из зала в зал. Отчего в каждом зале становилось всё светлее и теплее. Вскоре ничто не напоминало прежней бедной и тесной сторожки. В одном из залов возник сам собой богато убранный стол, уставленный яствами. И тогда Любомудр, как радушный хозяин, пригласил всех к столу. Много и других чудес увидел Иеронимус. И потаенные залы, где хранились сундуки. И те комнаты, где хранились и сушились травы. Целебные свойства были хорошо известны Любомудру – потомственному целителю. Увидел Иеронимус и главное в этом доме – лабораторию Кудесника. Всё поражало Иеронимуса в этом доме – необъятном внутри и остававшемся снаружи все той же убогой ветхой сторожкой.

Шли годы, а на стене этого чудо-дома в одной из светёлок висел лист с гравюрой, приколотой рукой Иеронимуса много лет назад. Это была та самая гравюра, уложенная в дорожный сундук утром того дня, когда покинул молодой немецкий ученый милый его сердцу славный Вюртенберг. И поседевший Иеронимус любил, предаваясь воспоминаниям, любоваться ею, припоминая каждый изображенный на этой гравюре дом. Рассказывал Любаве и их детишкам, как какая улица называлась. Потом он рассказывал, вспоминая о своей молодости в Вюртенберге, и внучатам. Временами он грустил о покинутом им Вюртенберге. И тогда воспоминания его становились еще более красочными. Но ни разу не пожалел он ни о том, что решился уехать, ни о том, что не доехал до Москвы. Потому что тот дивный сон сбылся! И бегали они с красавицей Любавой, женой его, после жаркой русской бани среди сверкающей зимы по ночной, отражающей звезды, воде. И прыгали в ледяные проруби.

Лечил Иеронимус и людей, и птиц, и зверей. Этому научил его Кудесник Любомудр. И много счастья познал он, посвященный в таинства русского знахарства и чудодейства. Многое повидал и пережил Иеронимус, но того вещего сна никогда не забывал.