Елена Соловьева - Цветник бабушки Корицы

Еще одна, четвертая по счету, вывеска «А-фелии» блистала фальшивым золотом прямо с торца театра, где работала Корица. «Так-так», — копируя интонации бабушки, шепотом сказала Маргарита. Еще совсем недавно ничего подобного здесь точно не было. Хотя «предательская» чашка завелась в их доме почти месяц назад. И настроение у Корицы испортилось тогда же. А до того момента Маргарита ни разу не видела бабушку в плохом расположении духа.

Между тем у входа в новую лавочку начал собираться народ. Школьники, домохозяйки и один не очень трезвого вида мужичок. В толпе шелестело слово «презентация» — будто кто-то разворачивал праздничную фольгу. Мужичок подмигнул Маргарите и сообщил радостно: «Подарки будут давать». Девочке, понятно, было не до подарков, но она вместе со всеми зашла в новенький магазин.

Сильно пахло ароматным дымом, от которого у Маргариты тут же закружилась голова. В центре зала цаплей застыл микрофон. Рядом в дорогой керамической кадке вольготно расправлял мощные листья тот самый цветок, который угадывался на вывеске «А-фелии» и в очертаниях логотипа. Только султанчик его был не золотым, а ядовито-желтым; сочную зелень разлапистых листьев прорезали мраморные прожилки. Марго цветок не понравился категорически. Она еще не успела понять, почему, когда откуда-то из недр служебных помещений выплыли двое.

Высокая немолодая блондинка в темных очках подвела к микрофону существо в бейсболке — то ли девочку, то ли старушку, издалека так сразу не разберешь. Но, приглядевшись, Маргарита узнала директрису театра Лилию Филадельфовну, которую все — от прим{6} до билетеров — звали за глаза Старушка Франкенштейн или Наша Лилечка. Говорили, что она «мастерица заедать чужой век», а потому умудрилась остаться подростком до глубокой старости. «Причем подростком избалованным», — добавляли некоторые. Маргарита много времени проводила у бабушки в костюмерной и слышала, как актрисы жалуются Корице.

«Она всегда получает то, что хочет, — пожимала плечиками травести{7} Вера Сергеевна, — и директора театра в мужья, и все главные роли. Подумать только, до семидесяти лет юных принцесс играла!» А буфетчица Полина считала, что у Лилии Филадельфовны — «дурной глаз»: «Она как скажет — „хорошо выглядишь“, — так у меня сразу сыпь по всему телу выступит!» Никто толком не знал, сколько Нашей Лилечке лет. После смерти мужа она перебралась в директорское кресло, сделала три пластические операции, добиваясь внешности Барби, и пристрастилась к тинейджерской моде. Вот и сегодня на Лилии Филадельфовне красовалась серая замшевая бейсболка, джинсы цвета «металлик» и футболка с Винни-Пухом. Только выглядела она немножко встрепанной и некстати разбуженной. Блондинка, казалось, даже слегка встряхнула ее, как тряпичную куклу, перед тем как поставить к микрофону.

— Я рада вас всех видеть здесь, — бодро начала Лилия Филадельфовна, — в такой день, когда я, когда мы…

И она закашлялась, будто подавилась некстати выскочившим словом «премьера».

Блондинка немедленно взяла инициативу (то есть микрофон) в свои руки и низким, почти мужским голосом подхватила:

— Открываем в этом замечательном театре свой замечательный магазин. Цветы и сцена — созданы друг для друга. Что может быть лучше, чем волшебный союз растений и театра! Компания «А-фелия Blum» провела в вашем — то есть теперь уже нашем — городе серьезные исследования, чтобы правильно рассчитать необходимое количество цветочно-торговых площадей на душу населения…

Голос Блондинки дребезжал, как механическая шарманка. Искусственный цветочный запах, наполняющий магазин, отдавал химией. По углам к тому же вовсю чадили стеклянные плошки с ароматным дымом. А народ с улицы все продолжал втискиваться в небольшое помещеньице, привлеченный музыкой и нарядной вывеской. Маргарите стало очень душно, перед глазами все потихоньку поплыло. Блондинка, Франкенштейн…

Девочка расстегнула курточку, сняла шапку и только успела засунуть ее в карман, как в задних рядах поднялся подозрительный шум. Оказалось, что не совсем трезвый мужичок, который искренне ждал, но так и не дождался подарков, в давке зацепил ногой что-то стеклянное. Дым повалил гуще. Раздался обиженный собачий лай. «Песика не раздавите», — негодовали в толпе. Маргарита стояла в первом ряду и обернулась назад, пытаясь рассмотреть, что происходит. К своему удивлению, ближе к выходу она различила в толпе берет и вязаный шарф давешнего господина из-под фонаря.

Но тут ее внимание привлек другой звук — громко заскрипела дверь в глубине магазина. Маргарита повернулась на скрип и увидела, как, подхватив Лилию Филадельфовну под руку, Блондинка тащит директрису в задние помещения. Что-то воровское сквозило в Блондинкиной проворности. Не раздумывая долго, Маргарита шмыгнула за ней, удивляясь своей неизвестно откуда взявшейся смелости. Последнее, что услышала девочка у себя за спиной, — заливистый и звонкий собачий лай.

Дверь оказалась массивной, окованной железом, как сундук Корицы. Ее почему-то не подогнали под общий «пластиковый» декор, а только загородили от глаз нарядной ширмочкой.

За дверью начинался узкий коридор, по кирпичной кладке которого змеилось огромное количество проводов. Тут Блондинка расслабилась окончательно и, легко перехватив старушку за талию, повесила на сгибе руки, как летнее пальто. Маргарита даже не успела испугаться. Да и некогда уже было пугаться-то: «Или Франкенштейн совсем иссохла, — подумала она, — или эта тетка терминатор. Господи, где же бабушка?»

А вот с этой мыслью пришел страх. И узнавание. Маргарита вспомнила коридор, которым они шли (вернее, уверенно и быстро шла Блондинка, а девочка, крадучись, еле поспевала за ней).

«Сейчас, — мысленно проверяла она себя, — за поворотом будет цех С-3, где хранят парики и платья для исторических постановок. Совсем рядом — выход на сцену, за кулисы. Дальше, — девочка чуть не всхлипнула, — бабушкина костюмерная, потом нижнее фойе, за ним — другой коридор и кабинет Франкенштейн». Блондинка с директрисой-пальто на руке скрылась за углом, а Маргарита вдруг споткнулась и, чтобы не упасть, схватилась рукой за стену, громко ойкнув. Шаги впереди стихли.

«Услышала, — пронеслось в голове у девочки, — сейчас обратно пойдет».

И она судорожно начала озираться — куда бы спрятаться? Только дверь С-3. Толкнула — открыто. Внутри темно, лишь в глубине слабо лучится какой-то источник зеленоватого света. Подробностей Маргарита не рассмотрела, потому что с размаху врезалась во что-то большое и мягкое. Тут же сверху на нее со змеиным шуршанием обрушилось бесформенное нечто. Пытаясь отстраниться, девочка только сильнее запутывалась в пыльных складках то ли материи, то ли огромной змеиной кожи. Ее накрыло с головой, стало трудно дышать. Она в бессилии опустилась на пол. А сверху все шлепалось и скользило непонятно что.

И не закричать, потому что — Маргарита слышала — дверь С-3 открылась, и щелкнул рубильник выключателя. Девочке показалось, что сердце ее бьется слишком громко. Сама она старалась не дышать. И только сильно-сильно зажмурила глаза, чтобы как можно глубже погрузиться в спасительную темень. До того, что с той стороны век вспыхнули разноцветные звездочки. Но Блондинка молча постояла какое-то время, потом — чок-чок — проследовала в сторону двери. Выключила свет, ушла. Маргарита осторожно выбралась наружу. И опять чуть не вскрикнула, на этот раз от удивления. Было относительно светло, свет шел от облачка зелено-золотистой пыльцы, висящей посреди С-3. Оно состояло из искрящихся огоньков — каждый чуть меньше рисового зерна.

Огоньки показались Маргарите неопасными, и она потихоньку огляделась. Казалось, комнату срочно пытались подготовить к ремонту, да так и оставили. Наряды королей, принцесс и мушкетеров, которые раньше висели на специальных вешалках, кто-то свалил огромной кучей в центре помещения. Они-то и обрушились на Маргариту, надежно укрыв от Блондинки. Немой толпой стояли оголенные манекены с болванками вместо голов, на некоторых еще были натянуты парики. Раньше девочка часто играла с ними, когда приходила к Корице, но сейчас поежилась. Что-то зловещее вдруг проступило в них, лишило театральной магии и сделало похожими на снятые скальпы.

На иных манекенах ниже париков были накручены пестрые платки, галстуки, кружевные жабо или боа. А на одном — хоть протирай глаза, хоть не протирай! — под растрепанным «вороньим гнездом», в котором травести Вера Сергеевна обычно играла Карлсона, красовался полосатый шарф Корицы.

Девочка кинулась к нему, зарылась носом. Конечно, бабушкин!