Владислав Крапивин - Мальчик девочку искал

Авка в сарае покидал в мешок гремучие латы, Гуська подтянул штаны, и оба – за деревню, в дубняк.

Здесь было тихо, пахло листьями, соленой пеной и песком. Кусты подступали к самой воде. Плот почти целиком прятался в ветках, но был уже на плаву. Только оттолкнуться самодельным веслом – и поехали.

Солнце спряталось, небо над головой начало синеть по-вечернему. Проступила в нем круглая луна.

Авка с Гуськиной помощью застегнул на себе доспехи. Только шлем надевать пока не стал.

– Нельзя сейчас плыть, – озабоченно сказал Гуська. – На воде нас тут же сгребут…

– Подождем…

Вдали уже играли оркестры. Но было еще очень светло. "Да и будет ли темнее-то? При такой луне…" – досадливо думал Авка.

Они с Гуськой сидели на песчаном пятачке среди кустов, и делать было нечего. И от этого ничегонеделанья в Авке опять зашевелились тревоги и сомнения. "А вдруг это не тот маяк"… "А вдруг Звенки там нет"… "А вдруг она и не помнит…" И неизвестно, до чего довели бы несчастного Авку эти мысли, если бы…

Хлоп! Шмяк!

– Ой-й… – Это прямо из воздуха, из пустоты плюхнулся незнакомый встрепанный мальчишка. – Ой, мама… – Он сел, раскинув ноги в перемазанных белых брюках и взялся за поясницу.

Авка и Гуська упали навзничь. Потом тоже сели.

– Привет, – сказал мальчишка. И вытер нос порванным рукавом с кружевами.

– П… привет… – Авка мигал. – Лучик! Это ты?

– Я! Не узнал?

– Ты… какой-то не такой…

– Тощий да? Посиди-ка целый месяц на одних кочерыжках! Зато теперь без труда влез в черную воронку на пустыре. И вот! – Он артистически развел руками. -

Потому что этот дурак выплюнул меня сюда вместе с иканьем. Он подцепил эту заразу у Ноздри, у бывшей БЧП. Ну, я и треснулся… -

Да, без сомненья, это был Лучезар Окрыленный!

– Авка, я сразу вас узнал! Обоих! – заявил он. – Хотя Гуська мне известен лишь по твоим рассказам, а сам ты в железном одеянии. Откуда такое?

– Императорский подарок… Да подожди ты! – взвыл наконец Авка. – Откуда ты свалился-то? Как? Зачем?

– Отвечаю в обратном порядке: чтобы увидеться с вами; через черную межпространственную воронку; с пустыря за рынком.

– А кто тебя выплюнул?

– Мой друг Леонпупо Номер Два. Шароглот.

– Через воронку?

– Да нет же! Через воронку я сам! Но она доставила меня только на остров посреди болота, к сухому дереву с дуплом. А Леонпупо Номер Два самостоятельно проник за мной. Я ему говорю: "А где же тут Авку-то искать?" А он отвечает: "В пределах одного пространства я могу тебя доставить куда угодно. И к кому угодно. Только представь в своем воображении этого "кого-то" как можно отчетливее. Вот я тебя и представил… Авка, а почему вы не там, где всеобщее торжество?

– Да ну его, это торжество! Нам надо поскорее на тот берег! Поплывешь с нами?

– Разумеется! Я почти закончил поэму "Любовь и киты". Надеюсь, Звенке она понравится.

– Я тоже, – сказал Авка. Вежливо, но с уколом ревности.

– Тогда поплыли?

– Светло еще. Стража сцапает.

– Тогда позволь мне примерить твои доспехи! Думаю, сейчас они мне будут в самый раз. Я так давно мечтал хоть на краткий миг стать похожим на рыцаря!

Авка закряхтел. Расстегивать и стаскивать, а потом надевать опять множество железных причиндалов, конечно, не хотелось. Но еще меньше хотелось обижать Лучика. Вон в какую даль примчался, чтобы повидаться!

– Гусь, помоги…

Гуська, сопя, начал помогать. Он-то понимал Авку. Но он стеснялся незнакомого поэта и потому молчал. И лишь когда они с Авкой закончили обряжать Лучика, Гуська спросил:

– Скажите, пожалуйста, как ваш шароглотный друг… Леонпопо пролез за вами в воронку? Авка говорил, что он громадный.

– Леонпупо Номер Два. Для него это раз икнуть. Он способен деформироваться как угодно. Может сделаться тоньше сосиски…

– А сейчас он там, на Щетинистом острове?

– Нет, он обещал догнать меня. Возможно, скоро познакомитесь.

Гуська повел плечами. Не был он уверен, что ему хочется знакомиться с шароглотом.

– Авка, может быть, нам пора?

– Светло еще.

– Да, но…

В этот миг из кустов прыгнули на песок двое. В расшитых камзолах и съехавших на бок белых париках. Ухватили Лучика за налокотники.

– А, вот вы где! Еле нашли вас! Почему же вы не вместе со всеми? Вас ждут на церемонии!

– Зачем?! Я не хочу! – завопил поэт Окрыленный.

– Но вы же главный виновник торжества! Ведь это вы придумали сблизить материки! Вас должны чествовать!

– Это не я!

– Это не он! – вмешался Гуська. Но Авка наступил ему на ногу.

– Как же не он?! Как же не вы?! – закудахтали люди в камзолах. – Императорская разведка доложила, что вы в рыцарских латах! Эти люди знают все! Идемте, идемте! Это приказ министра церемоний!

– Но здесь ошибка! Путаница!

– Не слушайте его, – громко заявил посланцам министра Авка. – Он просто стесняется! – А Лучику сказал быстрым шепотом: – Выручай! Ты же привык выступать! А мне надо к Звенке…

– Но я же…

– Лучик, пожалуйста!

Он был настоящий товарищ – Лучезар Окрыленный.

– Хорошо, – кивнул он посланцам. – Но если вы ошиблись, вся ответственность ляжет на вас!

– На нас, на нас! Мы не ошиблись! – И они под руки потащили Лучика сквозь кусты. Он погромыхивал. Потом крикнул издалека:

– Леонпупо пускай ждет меня здесь!

Гуська догнал его и отдал шлем. Потом вернулся

– Будет скандал, – уверенно сказал он.

– Будет. Но потом. А теперь надо плыть. А то разберутся и поймают.

Гуська не спорил. Он был рад, что Авка без доспехов – меньше риска. А Звенка узнает его и так!

…Забегая вперед, следует сказать, что скандала не было. На церемонии торжественной встречи мальчик в рыцарских латах с большим артистическим даром прочитал стихи:

Мощные тыквоусилители разнесли эти слова над водою, и они достигли обоих берегов. Массы народа притихли, потрясенные простотой и глубиной только что прозвучавшей поэтической мысли.

В этой тишине толстый белобородый президент Никалукии спросил у императора Валериуса Третьего:

– Воевать не будем?

– Мы – ни за что на свете! Бзяка с отпадом буду! – Его величество куснул мизинец с перстнем и отбросил в сторону руку. Президент поступил так же! Потом они обнялись. Следом стали обниматься герцоги, премьеры и туземные вожди обоих материков. Народ закричал ура. В небе заметались лучи дальнобойных сигнальных фонарей. Взлетели охапки разноцветных ракет. Оркестры заиграли заранее отрепетированный марш. Юные барабанщики, мешая им, радостно лупили по гулкой коже…

До песчаной проплешины среди дубняка этот шум долетал приглушенно. А фейерверк виден был прекрасно, только Авка и Гуська почти не смотрели. Они с пыхтеньем пытались сдвинуть с места плот. Оказывается, он подзастрял.

Авка по колено вошел в воду и тянул причальную веревку. Гуська, стоя на плоту, толкался веслом. Раз!.. Два!.. Десять!.. Двадцать!..

– Поехали! – Авка прыгнул на бревна

– Поехали да не туда! – Из кустов шагнул стражник в медной шишкастой каске. Копьем с крючковатым наконечником он зацепил плот и подтянул обратно к веткам. – Я смотрю, умелые вы парни!

И откуда взялся?!

– Вам жалко, что ли! – в сердцах заорал Авка.

– Не жалко, а служба, – добродушно разъяснил пограничник. – делаем, что велено.

Авка от досады совсем потерял голову:

– Я пожалуюсь императору! Он… мой друг!

Стражник и тут не потерял спокойствия:

– Император – он наш всеобщий друг. А приказ этот как раз от него. Чтобы никто из его друзей раньше срока на тот берег ни-ни. А то начнется такая дружба…

Авка плюнул, прыгнул с плота на берег. Они с Гуськой отошли от воды и сели на остывший песок. Спорить было бесполезно. Тем более что рядом со стражником появился еще один, с тыквометательной пращей. Как шарахнет тыквой-глушилкой, не оклемаешься до утра…

– Справились с маленькими, да? – пробубнил Гуська.

Тот, что с пращой, отозвался неласково:

– Я гляжу, маленькие, да удаленькие. Не отправить ли на заставу, а то ведь не доглядим, уплывут.

– Пожалуй, отправим, – согласился, который с копьем. – Ты побудь здесь, а я сведу… – И шагнул к Авке и Гуське, которые вскочили. – Ну-ка, голубчики… Ай!… Эй! Вы кто? Ежели с того берега, то здесь пока нельзя!.. И нечего пасть разевать, мы пуганые…

Это он уже не мальчишкам. У тех над головами повис большущий, сажени две в поперечнике, светлый шар. С глазами и широким ртом. Он вбирал в себя отблески ракет, свет фонарей, лунные лучи и сам казался луной из театральной сказки.