Михаэль Энде - Момо

«Знаю только вперед, — показался текст на спине Кассиопеи, — не думаю назад».

Мастер Хора покачал головой.

— Ах, Кассиопея, Кассиопея, иногда ты и для меня становишься загадкой!

Момо поднялась и села.

— A-а, наша маленькая Момо проснулась! — ласково сказал Мастер Хора. — Я надеюсь, ты опять чувствуешь себя хорошо?

— Очень хорошо, спасибо, — ответила Момо, — извини, пожалуйста, что я прямо здесь заснула.

— Ни о чем не беспокойся, — улыбнулся Хора, — все в порядке. Ты можешь мне ничего не объяснять. Все, что я не сумел разглядеть в свои всевидящие очки, мне рассказала Кассиопея.

— А что с серыми господами? — спросила Момо.

Мастер вытащил из кармана пиджака огромный синий носовой платок.

— Они осадили нас, окружили Дом-Нигде. То есть, на таком расстоянии, на какое они могут приблизиться к нему.

— Но к нам они не зайдут?

Мастер Хора высморкался.

— Нет, не зайдут. Ты же сама видела: они просто растворяются в ничто, когда вступают в Переулок-Никогда.

— Как же это получается? — поинтересовалась Момо.

— Все дело в отсосе времени, — объяснил Мастер Хора, — ты же знаешь, что в этом месте все нужно делать в обратную сторону, правильно? Вокруг Дома-Нигде время бежит наоборот. Обычно время входит в тебя. Чем больше в тебе времени, тем ты становишься старше. Но в Переулке-Никогда время из тебя улетучивается. Можно сказать, что ты стала моложе, пока шла через него. Ненамного, только на то время, что ты проходила по нему.

— Я ничего такого не заметила, — с удивлением пробормотала Момо.

— Конечно, — усмехнувшись, сказал Мастер Хора, — для человека это не так много значит, потому что он намного больше находящегося в нем времени. Но у серых господ все по-другому. Они состоят только из украденного времени. И оно мгновенно выходит из них, как воздух из лопнувшего баллона, когда они попадают в отсос времени. И если у баллона остается хотя бы оболочка, то у них — ничего.

Момо долго и напряженно обдумывала его слова.

— Нельзя ли тогда, — наконец спросила она, — просто пустить время наоборот? Только на чуть-чуть. Тогда все люди немного помолодели бы, ведь это не страшно. Зато воры времени успели бы раствориться.

Мастер Хора усмехнулся.

— Конечно, это было бы здорово. Но, к сожалению, такого сделать нельзя. Оба потока уравновешивают друг друга. Если убрать один поток, исчезнет и второй. Тогда вообще не станет никакого времени.

Он передвинул на лоб свои всевидящие очки.

— Это значит… — пробормотал он, затем встал и в глубокой задумчивости забегал по маленькой комнате. Момо с интересом наблюдала за ним, следила за Хора и Кассиопея. Наконец он сел напротив Момо и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты подала мне идею, — сказал он, — но не только от меня зависит, сумеем ли мы осуществить ее. — Он наклонился к черепахе, пристроившейся у его ног. — Кассиопея, моя дорогая! Что, по-твоему, нужно делать, когда тебя осадили?

«Завтракать», — появилась надпись на спине.

— Да, — кивнул Мастер Хора, — совсем неплохая мысль!

И в то же мгновение стол оказался накрытым. Или он всегда был накрыт, и Момо просто не заметила этого? Во всяком случае, на нем сейчас стояли те же маленькие золотые чашечки и разная снедь, тоже отсвечивающая золотистым цветом: горячий шоколад в кувшине, мед, масло и хрустящие хлебцы.

После первого посещения Момо часто вспоминала эти удивительные яства и теперь с аппетитом принялась за еду. Сегодня она показалась девочке еще вкуснее, чем в тот раз. Между прочим, Мастер Хора ел с не меньшим удовольствием.

— Они хотят, — сказала Момо, утолив первый голод, — чтобы ты им отдал время всех людей. Но ты этого не сделаешь?

— Нет, дитя мое, — ответил Мастер Хора, — никогда не сделаю. Время однажды началось и когда-нибудь закончится, но только тогда, когда людям оно станет ненужным. От меня серые господа не получат ни мгновения!

— Но они говорят, — заметила Момо, — что заставят тебя.

— Прежде, чем продолжить наш разговор, — очень серьезно произнес он, — я хочу, чтобы ты сама все увидела.

Он снял свои золотые очки и протянул их Момо.

Она надела их, и сначала ей в глаза бросился тот же фонтан красок и форм, от которых у нее, как и в первый раз, закружилась голова. Но сегодня все скоро прошло. Она очень быстро привыкла к очкам. И вот она увидела осаждающих!

Серые господа стояли плечом к плечу в бесконечно длинных рядах. Они располагались не только перед Переулком-Никогда, но и дальше, образовывая большой круг, проходящий через район с белоснежными домами, с Переулком-Никогда в центре. Сплошной круг без всяких разрывов. Но потом Момо отметила и нечто другое, непонятное. Сперва она решила, что линзы у очков не совсем чистые, или она сама еще не вполне привыкла к ним, ибо масса серых господ виделась как-то неясно, расплывчато, словно ее скрывал чуть заметный туман.

Но вскоре она поняла, что это марево никак не связано ни с очками, ни с ее глазами: оно поднималось там, на улицах. В одних местах туман сделался уже настолько плотным, что скрывал предметы, в других он только появлялся. Серые господа стояли неподвижно. У каждого, как обычно, на голове был котелок, под мышкой папка, во рту коптила маленькая серая сигара. Но дымные облака от нее не расплывались и не таяли в воздухе. Здесь, где не было ни малейшего ветерка, в этом стеклянном воздухе, дым тянулся шлейфами, как нити пряжи, к фасадам белых домов, и длинными флагами обматывал все вокруг. Эти шлейфы накладывались друг на друга и поднимались все выше и выше, сплошной стеной ограждая Дом-Нигде.

Момо заметила и то, что сюда стекались все новые серые господа, которые занимали места уходящих. Но что там затевалось? Что задумали похитители времени? Она сняла очки и вопросительно посмотрела на Мастера Хора.

— Ты все видела? — спросил он. — Тогда верни мне очки. — Надевая их, он продолжал: — Ты спрашивала, могут ли они меня к чему-нибудь принудить. Меня самого они достать не сумеют, как ты уже поняла. Но они способны нанести людям такой урон, что он превзойдет все то, что они совершили до сих пор. И этим они пытаются меня шантажировать.

— Неужели это еще страшнее? — испугалась Момо.

Мастер Хора кивнул.

— Я выделяю каждому человеку его время. Здесь серые господа помешать не могут. Не могут они и перехватить время, посланное мной людям. Но они могут его отравить.

— Отравить время? — печально переспросила Момо.

— Дымом своих сигар, — объяснил Мастер Хора. — Ты когда-нибудь видела кого-то из них без маленькой серой сигары? Конечно нет, ведь без нее они не могут существовать.

— А что это за сигары? — спросила Момо.

— Ты помнишь о цветах времени? — сказал Мастер Хора. — Тогда я тебе говорил, что у каждого человека есть такой золотой дворец времени, потому что каждый имеет сердце. Если люди пускают туда серых господ, им удается срывать все больше и больше лепестков этих цветов. Но, вырванные из человеческого сердца, цветы времени не могут умереть, потому что они в действительности не погибают. Однако и жить они не могут, ибо разлучены со своим владельцем. Они каждой клеточкой стремятся обратно к людям, которым принадлежали.

Момо слушала, затаив дыхание.

— Ты должна знать, Момо, что и зло имеет свои секреты. Мне не известно, где серые господа хранят похищенные цветы времени. Я только знаю, что они их морозят собственным холодом до тех пор, пока лепестки не становятся как стеклянные чашечки. Таким способом им не дают возможности вернуться назад. Где-нибудь глубоко под землей находятся гигантские склады, в которых хранится все замороженное время. Но и там цветы времени все еще не умирают.

Щеки Момо начали гореть от возмущения.

— Из этого запасника серые господа постоянно берут себе необходимую пищу. Они отрывают от цветов лепестки, сушат их, пока они не делаются серыми и твердыми, и сворачивают из них сигары. Но и тогда в лепестках еще сохраняются остатки жизни. Живое время, однако, для серых господ не пригодно. Поэтому они зажигают сигары и курят их. И только в этом дыме время действительно умирает. Мертвым человеческим временем они и продлевают свое существование.

Момо встала.

— Ах! — сказала она. — Столько мертвого времени…

— Да, дымовая стена, которую они возводят вокруг Дома-Нигде, состоит из мертвого времени. Пока еще хватает чистого неба, чтобы я мог свободно посылать людям их время. Но если темное облако закроет все вокруг нас, то в каждую секунду отправляемого времени попадет доля заколдованного времени серых господ. И если люди его получат, они заболеют, даже смертельно.

Момо грустно взглянула на Мастера Хора и тихо спросила:

— И что это за болезнь?

— Сначала ничего особенного не замечаешь. Но однажды приходит такое настроение, что ничего не хочется делать. Ничего тебя не интересует, все становится скучным. И такая апатия не ослабевает, наоборот, постоянно усиливается. День ото дня, неделя за неделей — становится все хуже. Ты чувствуешь себя все более подавленным, опустошенным, недовольным собой и всем миром. Потом и это проходит, и ты просто уже ничего не ощущаешь. Ты становишься совершенно равнодушным и серым, весь мир кажется чужим и ненужным. Нет ни радости, ни огорчений, ты ничем не восхищаешься, ни о чем не печалишься и не скорбишь, ты разучиваешься смеяться и плакать. Ты делаешься холодным и больше не можешь ничего и никого любить. И если возникает такое состояние, то болезнь уже неизлечима. Возврата нет. Такой человек слоняется повсюду с серым лицом, он превращается в подобие серых господ. Да, он обращается в одного из них. Эта болезнь называется «мертвящая скука».