Уильям Хорвуд - Тоуд-триумфатор

Крот видел своего друга в разных настроениях, но таким — никогда. Он с удивлением и беспокойством наблюдал за необыкновенными изменениями лица Тоуда. Обычное выражение тщеславия и важности, избалованности и повышенного внимания к своей особе уступило место… торжеству. Триумф поглотил все, как восходящее солнце поглощает утренний полумрак. С Тоудом происходило что-то странное. Менялось выражение лица — и менялась осанка. До этого Тоуд держался немного зажато и напряженно. Теперь он распрямился, и поза его говорила о том, что терраса ему слишком мала, а очень скоро будет мал и весь сад.

— Послушай, Тоуд, — тихо спросил Крот, — что это ты там увидал?

Тоуд медленно повернулся к нему. Крот мог бы поклясться, что друг взглянул на него, как олимпийский бог на простого смертного, и произнес каким-то странным отрешенным голосом:

— Я увидел путь в Бессмертие.

— В Бессмертие? — едва выговорил Крот.

— Да, в Бессмертие, — сказал Тоуд — А теперь, Крот, оставь меня — я должен сделать важные распоряжения и приготовления.

— Боже мой! — в ужасе воскликнул Крот, потому что у Тоуда в глазах появилась ненавистная и такая знакомая одержимость. Это было какое-то сумасшествие, страсть, и она, без сомнения, заставит его сбиться с пути истинного, как уже не раз случалось.

— Вечность позвала меня. Я должен откликнуться, — величественно произнес Тоуд. — Даже если для этого мне придется оставить друзей. Я надеюсь, что когда-нибудь в будущем мы где-нибудь снова встретимся.

— Когда-нибудь где-нибудь? — повторил, как эхо, Крот, уже не на шутку встревоженный. — Ты хорошо себя чувствуешь, Тоуд? Разве ты ожидаешь чего-то ужасного в ближайшее время?

Кроту пришло в голову, что Тоуду могла привидеться, например, Старуха с Косой, ковыляющая по Берегу Реки в сторону Тоуд-Холла. И Кроту это очень не понравилось: это предвещало возврат мании величия и других странностей в поведении, которые, как боялись друзья Тоуда, когда-нибудь погубят его.

— Пожалуйста, Тоуд! — взмолился Крот. — Может, ты приляжешь? Наверно, солнце так подействовало…

— Оставь, — сказал Тоуд каким-то неестественным, потусторонним голосом. — Оставь меня.

И он отпустил Крота жестом не то чтобы невежливым, но не оставляющим выбора, пресекающим всякие дальнейшие разговоры. Кроту пришлось подчиниться. Тем более что ему стало совершенно ясно: обо всем этом необходимо сообщить Барсуку, и срочно. Поэтому Крот поспешил через сад к выходу, ужасно волнуясь за Тоуда и весьма недовольный собой.

Дойдя до ворот, Крот оглянулся и посмотрел на дом. Его охватило предчувствие чего-то судьбоносного. А то, что он увидел, только укрепило это предчувствие. Ибо теперь Тоуд стоял на том самом пустом участке, который оставили на его усмотрение. Он воздевал руки к вечернему солнцу, отставив одну ногу чуть назад и опираясь на другую. В лучах заходящего солнца зрелище выглядело монументально.

Что именно делал Тоуд — было тайной, но Крот прекрасно понял, что он надеется достичь этим Бессмертия. Ни к чему хорошему это привести не могло.

Бормоча себе под нос «О Господи!», Крот оторвал взгляд от Тоуда и вышел через ворота на Берег Реки. При этом он не мог не пройти мимо предостережения, повешенного Барсуком для пользы и устрашения Тоуда. Сейчас оно казалось жалким и бесполезным. Теперь, когда Тоуд вновь готов поддаться очередной пагубной идее, не подумав о последствиях, он даже не вспомнит о надписи, висящей здесь:

«ВТОРОГО ШАНСА НЕ БУДЕТ!»

После встречи с Тоудом, совершенно его расстроившей, Крот твердо решил забыть о своих собственных огорчениях. Надо было срочно идти прямо к Барсуку и поделиться опасениями, что поведение их друга приняло неожиданный оборот и что, возможно, он опять возьмется за старое. Но каким бы ни было чувство ответственности за других, сейчас собственные горести возобладали. Крот добрался до моста, за которым начиналась тропинка к дому Барсука, но дальше не пошел. Он постоял некоторое время, вглядываясь в таинственные глубины Реки, и тоскливое беспокойство, которое и привело его сегодня к Тоуду, снова охватило его. Крот повернул обратно и побрел, одинокий и несчастный, в Кротовый тупик. Там, не вступая ни в какие разговоры с Племянником, он утешился, забывшись сном.

Именно за Крота, а вовсе не за Тоуда следовало беспокоиться обитателям Берега Реки. Было совершенно ясно, что вот уже несколько недель, как прежний жизнерадостный Крот изменился. Об этом знал его Племянник, знал и Рэт, да все на Берегу Реки знали! Что там говорить, даже он сам, кажется, это знал. Но никто, в том числе и сам Крот, не понимал, что произошло.

Племянник не находил объяснения, и никто из друзей Крота не был в силах помочь. Рэт, например, вообще не мог взять в толк, что происходит, и лишь раздражался и терял терпение по мере того, как мрачность Крота возрастала и убывал интерес к жизни. А у Тоуда хватало времени только на собственные прожекты.

Но Племянник так легко не сдавался, особенно когда речь шла о благополучии Крота. Никто не значил для него так много, и он не остановился бы ни перед чем, испробовал бы все средства, лишь бы вернуть Кроту душевное равновесие. Поэтому он решил набраться смелости и нанести визит мистеру Барсуку. Мудрейший Барсук жил здесь дольше других и помнил такие давние времена, каких никто из них не застал. Он был одним из немногих, кто помнил еще отца Тоуда.

Племяннику уже доводилось одному бывать у Барсука. И все же до сих пор его охватывал страх, когда он приближался к его дому. Дело было не только в непредсказуемости настроений Барсука — он мог просто не открыть дверь, — но и в том трепете, который внушает Дремучий Лес чужакам. Даже в солнечный летний денек Лес стоял темный, деревья казались огромными, в ямах между ними шевелились зловещие тени. А ближние и дальние заросли кустарника — как они пугающе скрипят и стонут! Поэтому, когда Племянник дошел до середины Леса, набрался храбрости и постучал в дверь Барсука, прислушался к звукам внутри, когда наконец все задвижки были отодвинуты, запоры открыты, а цепочки сняты, он испытал огромное облегчение.

Боязнь, что хозяин будет недоволен, скоро рассеялась. Барсук был очень привязан к Кроту, и, как только Племянник объяснил всю серьезность положения, его не пришлось долго уговаривать отправиться в Кротовый тупик. Они с Племянником пошли через Дремучий Лес тайными тропами, в молчании и глубокой задумчивости. Когда они добрались до Кротового тупика, Крот, как всегда вежливый и обходительный, приготовил им чай, и далеко не сразу Барсук почувствовал, что может приступить к делу.

— Крот, дружище, я пришел навестить тебя. Я понимаю, что ты чем-то угнетен, это бесполезно отрицать. Может быть, тебе лучше выговориться?

— Ах, Барсук, я знаю, ты желаешь мне добра, и поверь, твой приход — большая честь для меня, но уверяю тебя — все в порядке, — ответил Крот.

— Все в порядке? — переспросил Барсук, сбитый с толку спокойным возражением Крота.

— В полном, в полном порядке, — повторил Крот и, чтобы переменить тему, предложил: — Выпей еще чашечку чая. Племянник, поставь чайник и принеси второе блюдо сандвичей с огурцом, которые я приготовил…

Барсук вздохнул, видя, что сейчас он больше ничего не сможет добиться. Крот бодрился, но Барсук все видел по его глазам: тоску и даже, с огорчением надо было это признать, отчаяние.

После этой бесплодной попытки докопаться до сути приключившегося с ним несчастья Кроту становилось что ни день, то хуже, кто бы что ни говорил и ни делал.

Спустя несколько ночей, когда Племянник был у Тоуда, Крот предпринял позднюю прогулку. Какими звездными, слезными тропами ходил он в ту ночь, никто никогда не узнает. Будь Племянник в Кротовом тупике, он, конечно, поднял бы тревогу, но, к несчастью, его там не было. И потому никто не видел, как бродил неприкаянный Крот глубокой ночью вдоль Реки и по Дремучему Лесу, по крупным комьям распаханных полей, вдоль неподстриженных кустов. Никто не видел, как взгляд его дико блуждал, следя за мерцающими звездами и луной, как он все больше уставал и замерзал, как не в силах был подобрать имя своей тоске.

Может быть, иногда он останавливался, чтобы дать отдых больной голове и натруженным ногам, все еще надеясь найти объяснение тому, что его мучит. Кто знает! Как бы там ни было, рассвет застал его сидящим на мрачном, заросшем тростником берегу к западу от загадочного островка, что лежит по течению чуть выше опасной плотины, чей грозный рев прекрасно слышен с места, где Крот нашел себе пристанище.

Безутешный Крот сидел в тростниковых зарослях свесив ноги в воду, зачарованно уставившись на быструю воду в нескольких ярдах. Не место было здесь наземному животному, лишь сильные пловцы, такие как Выдра или Рэт, рискнули бы сидеть здесь опустив ноги в воду.