Джеральд Даррелл - Говорящий сверток (с цветными иллюстрациями)

— Пулеметной очереди, — подсказал Саймон.

— Именно, — подхватил Попугай. — При последнем подсчете у них было уже двадцать пять яиц. По одному в день. Василиски заполонят всю Мифландию, если мы что-нибудь не предпримем. Вернее, если я чего-нибудь не предприму. Дело в том, что в последние двести лет Ха-Ха сделался очень болезненным, забывчивым и все больше полагается на меня. Но я без Великих Книг как без рук. Мы с Дульчибеллой собирались отправиться в замок и сделать попытку образумить василисков, но тут среди ночи на нас напали эти невежественные, мерзопакостные, беспардонные жабы, упаковали в оберточную бумагу и бросили в виде вульгарного свертка в воду. Меня, Попугая! Кровь моя кипит при одной мысли об этом. Погодите, дайте мне только добраться до этих жаб!

— А как мистер Джанкетбери? — спросила Пенелопа. — Что с ним, бедненьким?

— Он в отчаянии. Последний раз, когда я его видел, он в полной растерянности сидел в своей пещере, с истерической драконшей Табитой на руках.

— Драконшей? — Питер почувствовал, что в голове у него шумит.

— Табита, последняя из породы драконов, — пояснил Попугай. — В своем роде существо милое, но совершенно бесполезное. Она позволила василискам забрать и драконьи яйца тоже, ну а когда поняла, что натворила, естественно, ударилась в истерику. Никакой выдержки у этих драконов.

— Вам не кажется, что надо вернуться назад как можно скорее? — озабоченно спросила Пенелопа. — то есть пока не вылупились василиски?

— Именно, — ответил Попугай. — Но без чьей-либо помощи мне не вернуться.

— Мы вам поможем! — горячо воскликнула Пенелопа. — Мы все сделаем, правда, Питер? Правда, Саймон?

— Еще бы! — с готовностью откликнулись мальчики. — Все сделаем, только скажите.

— Как вы добры. — Попугай смахнул слезу. — Как любезны!

— Честно говоря, я бы очень не прочь пойти с вами, — заявил Питер с воинственным видом, — и задать вашим василискам хорошую взбучку.

— Да, — подтвердил Саймон, — и мерзким жабам тоже.

— А нельзя ли и нам в Мифландию? — спросила Пенелопа. — Может, мы пригодимся.

— Мои драгоценные юные друзья, — растроганным тоном произнес Попугай. — Вы так добры, так отзывчивы. Конечно, вам можно туда. Я буду вам чрезвычайно признателен за помощь.

— Отлично! — Питер вскочил на ноги. — Решено. Как туда добираться?

— Поездом, — ответил Попугай.

— Поездом? — повторили дети в изумлении.

— Да, — подтвердил Попугай. — Сначала в горы шла только пешая тропа, потом, около тысяча восьмисотого года, туда проложили железную дорогу — узкоколейку, разумеется. Рельсы как раз проходили мимо входа в пещеру, так что нам пришлось посвятить паровоз в нашу тайну. Честно говоря, я забыл, где расположен вход, — я обычно пользуюсь другим, — но паровоз знает. Вернее, паровозиха. Мадам Гортензия, французского происхождения, но очень надежная. Сейчас она уже на пенсии, живет около селения Диакофта…

— Ой, я же ее видела! — Пенелопа от возбуждения прямо взвизгнула. — Она стоит в нашей деревушке. То есть в деревушке, ближайшей к нашей вилле. Вы имеете в виду симпатичный маленький паровозик, на такой платформе около станции?

— Совершенно верно, — подтвердил Попугай. — Как она выглядит?

— Чудесно, — ответила Пенелопа. — Она прелесть.

— Дизелю мы входа не показывали, — заметил Попугай. — Нынешние дизели не вызывают доверия, но старая мадам Гортензия совсем другое дело. Теперь таких не делают. Если мы отправимся туда сегодня же, она отвезет нас ко входу в Мифландию. Дальше мы пойдем пешком вдоль реки.

— А почему нельзя плыть на лодке, раз есть река? — удивился Саймон.

— Можно, когда есть лодка.

— У нас есть! — торжествующе провозгласил Питер. — Она тут, за дюной.

— Вы шутите, — замирающим голосом пробормотал Попугай.

— И не думаем, — возразила Пенелопа. — Пойдите посмотрите.

Попугай снялся с купола клетки и сделал круг над дюной, отсвечивая на солнце всеми цветами радуги. Он тут же опустился вниз и снова сел на клетку.

— В вашем возрасте вредно летать! — прокричала Дульчибелла. — Сколько раз я вам говорила!

— Великолепно, — тяжело дыша, сказал Попугай. — Великолепно, именно то, что надо: надувная и такого прелестного цвета. Дети, как я рад, что мы встретились.

— Мы тоже, — отозвалась Пенелопа.

— Так, теперь продумаем план действий, — продолжал Попугай. — Я предлагаю следующее: если вы будете так любезны спрятать нас с Дульчибеллой вместе с клеткой неподалеку от дороги, вы сможете вернуться сюда ночью, и мы отправимся в селение Диакофта уговаривать мадам Гортензию отвезти нас к границе Мифландии. Дальше мы поплывем в лодке. Сногсшибательный план, как вам кажется?

— Высший класс! — Саймон одобрительно улыбнулся.

— Мы с Саймоном будем отвечать за оружие и всякие полезные вещи, — вставил Питер, — а Пенелопа — за еду и медицинскую аптечку.

— Ах, черт… — Саймон остановился, внезапно что-то вспомнив. — А сколько продлится наше путешествие?

— Вероятно, несколько дней, — ответил Попугай. — А что?

— А как быть с твоим отцом, Пенни? — спросил Саймон. — Что ему сказать?

— Это очень просто, — ответила Пенелопа. — Он обещал, что, когда вы, мальчики, приедете, он разрешит нам разбить лагерь на пляже. Мы скажем ему, что поживем в лагере несколько дней. Предоставьте это мне.

— Ну, значит, все решено. Можно приступать. — Питер был в нетерпении.

Они осторожно подняли клетку с Попугаем в гору и спрятали поблизости от дороги в густых миртовых зарослях. После чего поплыли домой. Там они выпустили из лодки воздух и отнесли ее на виллу. Как и ожидала Пенелопа, дядя Генри не стал возражать против ночевки под открытым небом.

— Сейчас полнолуние, — добавила Пенелопа, — может быть, мы проведем там несколько дней, так что не волнуйся.

— И не подумаю, — ответил дядя Генри. — Я сам в вашем возрасте любил ночевать во время полнолуния на открытом воздухе. Желаю хорошо провести время.

Троица пошла укладываться. Саймон сделал три копья, привязав три острых кухонных ножа к бамбуковым палкам, а Питер соорудил рогатки из раздвоенных оливковых веточек с помощью крепкой резины, которой снабдила его Пенелопа. Кроме того, они взяли с собой три фонарика, компас, аптечку для оказания первой помощи, где содержались марля, бинты и вата, а также три больших спичечных коробка. Попугай заверил их, что стоит добраться до Кристальных пещер, где обитает Ха-Ха, и еды будет вдоволь, поэтому они взяли пищи лишь на сутки. Выбрали они то, что едят в сыром виде: изюм, орехи, шоколад. Уложив вещи, они сели на кровати и стали ждать полуночи.

Как только пробило двенадцать, они выбрались из дому и зашагали по залитой лунным светом дороге, неся в руках оружие, припасы и — самое главное — лодку. Подходя к миртовым кустам, где они оставили Попугая, они увидели какой-то свет, похожий на свет от костра. Они подобрались поближе и увидели, что Попугай зажег на клавесинах две свечи в канделябрах и играет что-то тихое и бренчащее, а Дульчибелла негромко напевает. Сценка была до того прелестная — блики, пляшущие на золотых прутьях клетки, на полированной поверхности клавесина и на мебели; тихая музыка и нежный голос Дульчибеллы, — что детям ужасно не захотелось прерывать Попугая, но делать было нечего.

— А-а-а, вот и вы! — Попугай провел крылом по клавиатуре и закрыл крышку клавесина. — Прекрасно, значит, можно трогаться.

С Попугаем на куполе клетки ребята двинулись в сторону Диакофты, лежавшей приблизительно в миле от них.

Добравшись до селения, они пошли по его тихим улочкам, держа путь к железнодорожной станции. Там на двух рельсах, положенных на платформу, величественно, словно на пьедестале, возвышалась мадам Гортензия, больше похожая на игрушку, чем на настоящий паровоз.

— Вот и она, — сказал Попугай. — По-моему, с прошлого раза она немного прибавила в ржавчине. А может быть, дело в лунном освещении.

— Я уверена, что никакой ржавчины нет, — вступилась Пенелопа. — Когда я видела ее в последний раз, она была вычищенная и смазанная и в прекрасном состоянии. Она вообще чудесно сохранилась.

— Хороню, — проговорил Попугай, — пойду разбужу старушку.

С этими словами он полетел вперед и уселся на буфер.

— Alors,[2] Гортензия, птичка моя, проснись! — закричал он. — Открой свои большие глазки — и покатили!

Разбуженная от глубокого сна, мадам Гортензия издала короткий резкий вопль, от которого Попугай чуть не кувыркнулся с буфера.

— Помогайте! Помогайте! — заверещала мадам Гортензия. — Моя снова будут убивать!

— Перестань, — остановил ее Попугай. — Ты всю деревню разбудишь.

— Mon Dieu![3] Да это ты! — произнесла она хрипловатым голосом с сильным французским акцентом. — Mon Dieu, и напугал же ты меня до самой смерти, кто же так подкрадывается среди ночной поры?