Памела Трэверс - Мэри Поппинс в Вишневом переулке

Четверо детей сгрудились вокруг юлы, пихая друг друга локтями, споря и крича наперебой:

— Я запущу её!

— Нет, я! Она моя!

— Я!

— Я!

— Нет, я!

— Это парк или медвежья берлога? — свирепо поинтересовалась Мэри Поппинс.

— Уж конечно, не медвежья берлога, — отозвалась Медведица. — Медведи прекрасно воспитаны.

— Но, Мэри Поппинс, это несправедливо, — пожаловались Кастор и Поллукс. — Ведь у нас нет там юлы. Пусть они дадут нам попробовать.

— А у нас нет летающих лошадей! — Джейн и Майкл были искренне возмущены.

Мэри Поппинс сложила руки на груди и одарила их всех одинаково суровым взглядом синих глаз.

— Все вы хороши! — заключила она. — Одним не хватает того, другим этого. Одному волчок, другому — лошадь. Радуйтесь тому, что у вас есть. Ни у кого нет всего сразу!

И, несмотря на её суровость, а может быть, потому, что она была равно сурова ко всем, их гнев сразу остыл.

Кастор и Поллукс отступили на шаг.

— А вы, Мэри Поппинс? — спросили они лукаво. — Разве у вас нет всего сразу? С вашим-то розовым платьем и шляпой в маргаритках!

— И ковровой сумкой! И попугайным зонтиком! — вторили им Джейн и Майкл.

Она слегка оттаяла от комплимента, но тут же презрительно фыркнула:

— Всё это может быть, но я бы вам посоветовала не совать нос в чужие дела! А юлу я запущу сама.

Она наклонилась, ухватила юлу за ручку и принялась поднимать и опускать стержень.

Медленно волчок начинал раскручиваться и жужжать — сначала тихонько, потом, по мере ускорения, звук стал нарастать на одной ноте, наполняя Аптекарский садок своей музыкой, похожей на гудение пчелы.

^ — В круг! Становитесь в круг! — закричали Кастор и Поллукс.

И все они, образовав хоровод, стали кружиться вокруг вертящейся юлы, как Земля кружится вокруг Солнца. Медведица с постным сахаром во рту, Лисичка с лисохвостом на хвосте, Заяц, жующий пучок петрушки…

По кругу, по кругу. Рука в руке. Мэри Поппинс и двое детей Бэнксов; миссис Корри с дочерьми; Тётушка-Птичница, матушка паркового сторожа; волочащий ноги мистер Вверх-Тормашками; пританцовывающая миссис Вверх-Тормашками.

По кругу, по кругу. Рука в руке. Орион в своей львиной шкуре, Поллукс с охапкой травы в подоле туники, Кастор с Майкловой авоськой, набитой конским щавелём.

По кругу, по кругу, каждый держит другого за руку, большая птица летает над хороводом. Вращается юла, и хоровод кружится вокруг неё, земля кружится вокруг парка, темнеющее небо — вокруг земли.

Соловей с наступлением вечера затянул свою песню в полный голос. «Джаг-джанг-джаг-териу» — раздаётся со старого дерева, и звук его песни заглушает гуденье волчка. Кажется, что песня никогда не смолкнет и юла никогда не остановится. Так и будет вечно кружить хоровод из людей и созвездий.

Но внезапно соловей замолк, и юла с последним музыкальным стоном упала набок.

Бэмс! Жестяной корпус ударился о дорожку.

И сторож присел в изумлении.

Он протёр глаза — будто до сих пор ходил во сне. Где он? Что происходит? Он спрятался здесь от уходящего дня и неразрешимых проблем. А теперь день исчез. Прошёл через долгий, синий час сумерек и почти уже стал ночью.

Но это ещё не всё. Аптекарский садик, так хорошо знакомый сторожу, совершенно переменился. Вот кружком стоят люди — знакомые, привычные силуэты Мэри Поппинс и её подопечных, миссис Корри с дочерьми, его собственной матушки в поношенной старой шали. Но эти, стайка прозрачных фигур, как будто сотканных из света, — бесплотный, светящийся мальчик рядом с плотным, упитанным Майклом и другой — рядом с Джейн; гигант в львиной шкуре, сверкающий, словно солнце, склонился над Мэри Поппинс; мерцающие медведица и заяц; большая птица, раскинувшая крылья из света, и блестящая лисичка с лисохвостом в хвосте?

И внезапно, как человек, лишившийся чувств, а затем пришедший в себя, парковый сторож всё понял. Он знал их всех, когда был мальчиком — и многих других. Но он забыл всё, что знал, он презирал все эти детские глупости, смеялся над ними. Он закрыл лицо руками, чтобы спрятать слёзы.

Мэри Поппинс наклонилась и подняла юлу.

— Пора, — сказала она спокойно. — Стемнело. Вас ждут. Кастор, поправь венок. Поллукс, застегни воротник. Вспомните, кто вы!

— А вы кто, Мэри Поппинс? — поддразнили близнецы. — С вашим «марш домой сей секунд»? Как будто мы можем забыть!

И каждый прижал к себе свой ворох зелени.

— До следующего года, Джейн и Майкл! — прокричали они. — Мы придём, чтобы снова собрать конского щавеля.

Близнецы помахали светящимися руками и вдруг исчезли так же внезапно, как исчез день. Каждый прижимал к себе ворох зелени.

— И ещё лисохвоста и лисьих перчаток! — сказала Лисичка.

— Петрушки! — Заяц, казалось, знал лишь одно слово.

И они тоже исчезли.

Огромная птица вспорхнула на плечо Мэри Поппинс и воткнула своё перо ей в шляпку. И раствсцэилась в звёздной пыли.

Мэри Поппинс расправила сверкающее перо и посмотрела на Ориона.

— Ступай, не медли, — сказала она ему.

фальшиво пропел Орион и бросил на неё отчаянный взгляд.

— Не волнуйся, я буду на месте вовремя. Но оставить всё это… — Он раскинул руки, как будто стараясь обнять весь парк. — Ну да ладно, закон есть закон. Как бы ни было трудно ему повиноваться.

Он закинул в рот оставшиеся вишни, выплюнул косточки на ромашковый газон, взял её руку и поцеловал.

— Прощай, моя добрая фея, — сказал он хрипло и исчез, как задутая свеча.

— До следующего года! — вопили Джейн и Майкл, обращаясь к пустоте, оставшейся после Ориона.

Парковый сторож вскочил на ноги.

— Пусть возьмут всё! — закричал он. — Пусть возьмут всё, что им нужно! Больше, чем нужно!

В неистовстве он скакал от грядки к грядке, срывая зелёные стебли и бросая их в воздух.

— Вот, берите! К чертям правила! Вот розмарин — это для воспоминания.[4] Вот корм для вашей лошадки, ребята! Лисохвост для Лисички! Сладкие травы для птиц и зверей!

Он подбрасывал травы к небу. К удивлению Джейн и Майкла, ни один листочек, ни одна травинка не упали обратно, кроме одного маленького букетика, который поймала Мэри Поппинс и заправила себе за пояс.

— Простите меня, друзья! Я не узнал вас сразу! — кричал сторож в пустоту. — Я и себя не узнал! Я забыл всё, что знал, когда был мальчиком. Только в темноте я смог всё ясно увидеть. Но теперь я знаю, кто вы такие. И знаю, кто я, мистер Орион, ей-богу! Что бы ни творил огуречный сок, а я всё равно парковый сторож, в любой шляпе и даже совсем без шляпы.

И он поскакал дальше, собирая травы, подбрасывая их вверх, выкрикивая их названия:

— Зверобой! Ноготки! Васильки! Кориандр! Нарцисс! Душица! Рута!

— Право слово, Смит, что это с вами? Вы чуть с ног меня не сбили! — Мистер Бэнкс остановился при входе в Аптекарский садик и принялся стряхивать душицу с полей своего котелка. — Разумеется, вы парковый сторож. Никто этого не оспаривает.

Парковый сторож не обратил на мистера Бэнкса никакого внимания. Он прошёл дальше, разбрасывая травы и выкрикивая:

— Марь Доброго Генриха! Колокольчик! Шалфей! Мирра! Beчерница! Базилик!

В воздух летели цветки и листья, и ничего не падало обратно.

Мистер Бэнкс ошарашенно смотрел ему вслед.

— Чего это он, интересно, разбрасывается травами? Парковый сторож нарушает правила! Бедняга, должно быть, потерял разум.

— Или нашёл, — тихонько отозвалась Тётушка-Птичница.

— Ага! Вот вы где! — обратился к ней мистер Бэнкс, приподняв шляпу. — Я сегодня подошёл к собору Святого Павла, а вас там нет.

Ваши птицы устроили ужасный переполох. Они что, едят без перерыва? А мне некому было дать два пенса, чтоб купить им корма, и теперь они, должно быть, умирают с голоду. А вы что здесь делаете? — И он раскрыл объятья подбежавшим Джейн и Майклу. — А, пикник в честь Иванова дня? Могли бы оставить мне мясного рулета. — Он схватил недоеденное пирожное и принялся жадно жевать его.

— Ты ищешь свою суженую? — спросила Джейн, прижимаясь к отцовскому плечу.

— Нет, конечно. Я прекрасно знаю, где она. И как раз туда иду. А вы как поживаете, Мэри Поппинс? — Он взглянул на прямую фигуру, покачивающую коляску. — У вас очень свежий вид с этим букетиком незабудок за поясом, и вишнёвыми серёжками, и в этой нарядной шляпке. Одно перо чего стоит!

— Благодарю вас, — отозвалась Мэри Поппинс, тряхнув головой, и самодовольно улыбнулась.

Она всегда принимала комплименты как должное.

Мистер Бэнкс посмотрел на неё задумчиво и удивлённо.