Редьярд Киплинг - Книга Джунглей (сборник)

– Может быть, это зависит от твоей тяжести, – сказал Балу.

– Да, я длинен, достаточно длинен, – с оттенком гордости ответил Каа. – Однако молодые деревья действительно хрупки, ломки. Недавно на охоте я чуть не упал; да, чуть не упал, скользя вниз и не обвив достаточно крепко хвостом дерево; этот шум разбудил обезьян, и они стали бранить меня самыми скверными словами.

– Безногий, желтый дождевой червь, – прошептала Багира, как бы стараясь вспомнить что-то.

– Сссс! Они называли меня так? – спросил Каа.

– Во время прошлой луны обезьяны кричали нам что-то в этом роде, но ведь мы не замечаем их. Пусть они говорят, что им угодно, даже будто ты потерял все зубы и боишься каждого существа крупнее козленка, так как (Бандар-лог совершенно бессовестное племя!) тебя устрашают рога козла, – сладким голосом заметила Багира.

Надо сказать, что змея, в особенности осторожный старый питон, редко выказывает гнев; тем не менее Балу и Багира заметили, что глотательные мышцы по обеим сторонам горла Каа сморщились и вздулись.

– Обезьяны переменили место своей стоянки, – спокойно сказал питон. – Когда сегодня я выполз на солнце, до меня донеслось их гуканье в вершинах деревьев.

– Теперь мы идем вслед за Бандар-логом, – проговорил Балу, но слова застряли у него в горле, ведь он не помнил, чтобы кто-нибудь в джунглях сознавался, что его интересуют поступки обезьян.

– Без сомнения, немаловажное обстоятельство заставляет двоих таких охотников – вожаков у себя в джунглях – идти по следу Бандар-лога, – вежливо ответил Каа, весь надуваясь от любопытства.

– В сущности, – начал Балу, – я просто старый, порой очень неумный преподаватель Закона сионийским волчатам, а Багира…

– Багира и есть Багира, – перебила его черная пантера и, щелкнув зубами, закрыла рот; она считала смирение вещью ненужной.

– Вот в чем дело, Каа. Эти воры орехов и подбиратели пальмовых листьев украли нашего человеческого детеныша, о котором ты, вероятно, слышал.

– Икки (длинные иглы на его спине делают это существо самонадеянным) болтал, будто человек был принят в волчью стаю, но я не поверил ему. Икки вечно повторяет то, о чем он слышал вполуха, и повторяет очень плохо.

– Но он сказал правду. Никогда в мире не было такого человеческого детеныша, – проговорил Балу. – Он самый лучший, самый умный, самый смелый из человеческих детенышей; это мой ученик, который прославит имя Балу во всех джунглях; кроме того, я… мы… любим его, Каа.

– Тсс! Тсс! – сказал Каа, покачивая головой из стороны в сторону. – Я тоже когда-то знал, что значит любовь. Я мог бы рассказать вам историю, которую…

– Которую мы хорошо оценим, только когда, сытые, будем отдыхать в светлую ночь, слушая тебя, – быстро перебила его Багира. – Теперь же наш человеческий детеныш в руках Бандар-лога, а мы знаем, что Обезьяний Народ боится одного Каа.

– Они боятся одного меня. И вполне основательно, – произнес Каа. – Глупые, болтающие тщеславные создания, тщеславные, глупые, болтающие – вот каковы эти обезьяны! Но человеческому существу плохо в их руках. Им надоедают подобранные ими орехи, и они швыряют их на землю. Они шесть часов таскают ветку, намереваясь с ее помощью совершить великие дела, потом ломают ее пополам. Нельзя позавидовать этому человеческому существу. И обезьяны назвали меня желтой рыбой? Ведь так?

– Червем, червем, дождевым червяком, – сказала Багира, – и говорили про тебя еще многое, что мне стыдно повторять.

– Следует научить обезьян хорошо отзываться об их господине. Ээээ-ссш! Поможем им собрать их блуждающие воспоминания. Ну а куда убежали они с детенышем?

– Это известно только джунглям. Кажется, в сторону заката солнца, – сказал Балу. – Мы думали, что ты знаешь, Каа.

– Я? Каким образом? Я беру их, когда они попадаются на моей дороге, но не охочусь на Бандар-лога, или на лягушек, или на зеленую пену в водяных ямах.

– Вверх, вверх! Вверх, вверх! Хилло! Илло! Илло! Смотри вверх, Балу из сионийской волчьей стаи!

Балу поднял голову, чтобы посмотреть, откуда звучал голос. В воздухе парил коршун Ранн; он парил, опускаясь вниз, и солнце блестело на его крыльях. Подходило время, в которое Ранн устраивался на ночлег; он осмотрел все джунгли, отыскивая медведя, но не разглядел его в густой листве.

– Что там? – спросил Балу.

– Я видел Маугли среди обезьян. Он просил меня сказать тебе об этом. Я следил. Они увели его за реку, в город обезьян, в Холодные Логовища. Может быть, они останутся там на ночь, пробудут десять ночей или только часть ночи. Я просил летучих мышей наблюдать за ними в темное время. Я исполнил данное мне поручение. Хорошей охоты всем вам, там внизу!

– Полный зоб и глубокий сон тебе, Ранн! – крикнула Багира. – Во время моей следующей охоты я не забуду о тебе и отложу голову для одного тебя, о лучший из коршунов.

– Полно, полно. Мальчик сказал Великие Слова Птиц, да еще в то время, когда его тащили через деревья.

– Слова были крепко вбиты в его голову, – заметила Багира. – Но я горжусь им. А теперь мы должны отправиться к Холодным Логовищам.

Все они знали, где помещалось это место, но немногие из обитателей джунглей заходили туда, потому что Холодными Логовищами звери называли древний покинутый город, затерянный и погребенный в зарослях, а дикие создания редко селятся там, где прежде жили люди. Это делает кабан, охотничьи же племена – нет. Кроме того, в Холодных Логовищах жили обезьяны (если можно было сказать, что они жили где-нибудь), и потому уважающие себя животные заглядывали в развалины только во время засухи, когда в полуразрушенных водоемах и желобах старинного города еще сохранялось немного воды.

– Туда придется идти половину ночи, – сказала Багира, и Балу стал очень серьезен.

– Я побегу, как можно быстрее, – тревожно сказал он.

– Мы не можем ждать тебя. Спеши за нами, Балу. Нам с Каа придется спешить.

– Есть у меня ноги или нет их, я не отстану от тебя, Багира, несмотря на все твои четыре лапы, – сухо заметил Каа.

Балу спешил, но задыхался, и ему скоро пришлось сесть на землю; его спутники предоставили ему возможность догонять их, и Багира быстрыми легкими скачками пантеры двинулась вперед. Каа ничего не говорил, но как ни старалась опередить его Багира, огромный питон скал не отставал от нее. Когда перед ними оказался горный поток, Багира выиграла несколько ярдов, так как перескочила через него, питон же поплыл, выставив из воды голову и фута два шеи. Зато на ровной местности он поравнялся с черной пантерой.

– Клянусь сломанным замком, освободившим меня, – сказала Багира, когда на землю спустился полумрак, – ты двигаешься быстро.

– Я голоден, – ответил Каа. – Кроме того, они назвали меня пятнистой лягушкой.

– Червем, дождевым червем, да еще желтым.

– Это одно и то же. Вперед! – И Каа, казалось, струился по земле; своими неподвижными глазами он отыскивал кратчайший путь и направлялся по нему.

А в Холодных Логовищах обезьяны совсем не думали о друзьях Маугли. Они принесли мальчика в затерянный город и временно были очень довольны собой. Маугли никогда еще не видывал индусских городов, и, хотя перед ним громоздились развалины, Холодные Логовища показались ему изумительными и великолепными. Когда-то, очень давно, король построил город на холме. Можно было видеть остатки каменных дорог, которые вели к разрушенным воротам, где последние обломки дощатых створок еще висели на изношенных, заржавленных петлях. В стены корнями вросли деревья; укрепления расшатались и обвалились; из окон стенных башен косматыми прядями свешивались густые лианы.

Холм увенчивал большой, лишенный крыши дворец; мрамор, выстилавший его дворы и фонтаны, треснул, покрылся красными и зелеными пятнами; даже гранитные плиты, устилавшие тот двор, где прежде жили королевские слоны, раздвинулись и приподнялись, благодаря пробившейся между ними траве и там и сям выросшим молодым деревьям. Из дворца можно было видеть ряды домов без крыш, которые придавали городу вид опустошенных сотов, полных черных теней; бесформенную каменную глыбу – остатки идола, на той площади, где пересекались четыре дороги; углубления и ямы на углах улиц, там, где прежде помещались общественные колодцы и разрушившиеся купола храмов с дикими фиговыми деревьями, зеленеющими по их краям. Обезьяны называли это место своим городом и выказывали притворное презрение к населению джунглей за то, что оно жило в лесу. А между тем они не знали назначения строений и не умели пользоваться ими. Обезьяны часто садились кружками в зале совета короля, чесались, отыскивая блох, и притворялись людьми. Иногда же то вбегали в дома без крыш, то выбегали из них, складывали куда-нибудь в угол куски штукатурки и старые кирпичи, тотчас же забывали, куда спрятали их, дрались и кричали во время схваток, внезапно затевали игры, носясь вверх и вниз по террасам королевского сада, раскачивали там кусты роз и апельсиновые деревья, забавляясь тем, как с них падают цветы и плоды. Они исследовали все проходы, все темные коридоры дворца, многие сотни его маленьких затененных комнат, но не помнили, что видели, чего нет. Так по двое и поодиночке или толпами обезьяны шатались, постоянно уверяя друг друга, что они держатся совершенно как люди. Они пили в водоемах, мутили воду и дрались из-за этого, но сейчас же все неслись куда-нибудь толпой, крича: «В джунглях нет никого такого умного, ловкого, сильного и благородного, как Бандар-лог!» И все начиналось сызнова, пока им не надоедал город, и они возвращались на вершины деревьев в надежде, что население джунглей заметит их.