Валерий Тимофеев - Подпольные мужички. В музыкальном доме

© Валерий Васильевич Тимофеев, 2016

ISBN 978-5-4483-3164-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОРОГИЕ РОДИТЕЛИ!

Прежде чем подарить эту сказку детям, прочтите ее сами. Чего греха таить, нередко мы, взращивая своих крошек, окружая их теплотой и лаской, заботой и любовью, в какой-то момент с горечью замечаем – выросло не то, что посеяли, не то, на что рассчитывали. И сникла голова от переполнивших ее дум. Где ошиблись? В чем просчитались?

И сакраментальный вопрос во весь рост:

– Что делать?

Впадать в отчаяние? Махнуть на все рукой? Или попытаться переломить по живому? Какой из этих путей выбрать? А может ни один из них и не годен вовсе…

Книга эта – не просто сказка, как может показаться на первый взгляд. Книга эта внимательному читателю подсказка. А вдруг и вам она сослужит добрую службу.

Нет в ней секретов, нет в ней советов, и все-таки в книге много ответов на самые жгучие ваши вопросы.

С уважением,

Автор.

Я давно подозревал что-то неладное.

А началось все с пустяка.

С каждым днем все труднее и труднее открывалась дверь в моем кабинете.

Пол в кабинете сделан из деревостружечной плиты или, попросту говоря, из спрессованных опилок, покрытых сверху мастикой и краской. Этаж полуподвальный, сырой, солнышко почти не заглядывает. А если и заглянет на часок-другой, то сделает это робко, пятнышком присядет недалеко от подоконника, пробежит осторожненько по малому кругу, словно боится провалиться под пол, и торопко упорхнет до следующего дня. Вот я и решил – намокли мои опилки, пол и вздулся. И ничего страшного нет. Весна, шибко снег тает. Везде сыро, не только у меня. Наберет силы, пригреет покрепче солнышко, подсушит промокшую землю. И до подвала моего доберется. А там, глядишь, от его тепла пол сам по себе станет таким, каким всегда был и отпустит зажатую дверь.

Если бы знать, как я заблуждался в подобных мыслях…

Мне это маленькое происшествие с полом и дверью не особо и мешало. Зайду в дверь бочком, прикрою ее несильным ударом плеча, сяду за письменный стол и целый день печатаю на машинке – сочиняю то сказки для детей, то повести для взрослых.

Иногда устану от стрекота машинки, отставлю ее в сторону и возьмусь за ручку – делаю наброски будущих глав. Я люблю работать в тишине, когда никто не мешает мыслям моим течь ровно и непрерывно – уцепился за одну и тянешь ее, тянешь, наматываешь на клубочек, а потом разматываешь с клубочка на лист бумаги и выходят строчки из букв и разных там запятых и точек, а строчки складываются в сказки или заманчивые истории.

Когда постоянно рядом шумят или голдонят, ниточки -мысли выходят рваными. Связываешь их, связываешь и получается узелок на узелке. Кто читать будет, на каждом узелке хоть по разу да споткнется, и ему неинтересно станет. Вспомните, по какой дороге вам легче идти? По асфальту? Или по разбитой, где на каждом шагу по десять ямок и луж? Вот и понаблюдайте – интересно читать книгу, значит писателю никто и ничто не мешало сочинять ее. А неинтересно, спотыкаешься на тексте и скука одолевает, мешали ему работать.

А разве в школе на уроках не также? Учитель говорит, все кричат, и никто ничему не научится, никто в таком бедламе ничего путнего не придумает. Криком изба не рубится, шумом дело не спорится.

Потому и выбрал я для работы этот подвал, как своего рода добровольное заключение, срок которого, назначенный мне самим собой – одна написанная книга.

Так вот, в минуты тишины все чаще и чаще стал замечать я: вползают в мой кабинет какие-то непонятные голоса. Вроде и рядом разговаривают, а откуда и о чем – понять не могу. Явственно слышу – кто-то с кем-то о чем-то спорит, кто-то кому-то что-то доказывает или рассказывает, а то вдруг запоет. Оглянусь – никого. А песня идет, и как бы врастает в меня – со всех сторон ее слышно и не сориентируешься.

Постою, послушаю – песня-то знакомая, подпевать хочется. Затихнут голоса, я мыслями в кабинет свой вертаюсь. И думаю, думаю – что бы это значило?

Сначала приписывал все происходящее моей неуемной фантазии.

Есть такая писательская привычка. Когда сочиняешь разные придумошные сказки, во всем, происходящем вокруг тебя, стараешься увидеть только сказочное. Листья с деревьев падают, а мне уже чудится: это не просто одёжка с дерева просыпается, а самые настоящие листяные грамоты летят. Это Дерево, которое для меня очень живое и очень мудрое, записывает на листьях умные мысли и отправляет их в путешествие по свету. Если все листья с одного дерева вместе собрать, по страничкам разложить – ух, какой роман получится! Поднять и рассмотреть лист каждый сможет. А прочитать то, что там записано, не всякому дано… Я много листьев перелистал, много дней и ночей над рабочим столом провел, пока кое-что разбирать научился. Язык у каждого дерева вроде и свой, и для меня поперву как китайская грамота был. Но, поняв один, легко понимать и другие. Внешнее сходство даже неопытный исследователь увидит: центральная линия – главная мысль, ответвления – мысли не главные, но важные, затем просто мысли, к ним маленькие мыслишки и слова, из которых все эти мысли и мыслишки состоят. Вот такой букет. И все эти линии соединены в единое повествование. Тонкости его…

Не сейчас. Как-нибудь выкрою время и напишу об этом отдельную сказочную книгу.

Или еще пример. Бегают по двору мальчишки и девчонки, играют и смеются. Рядом в песочнице малыши возятся. Взрослые мирно на лавочках сидят, разговоры задушевные ведут, а сами, как наседки своих цыплят, малышей оберегают. И каждый занят своим делом. Вдруг плач. Или драка. Или кукле руки-ноги оторвали. Что тут делать? Родители или старшие подлетели, одних успокаивают, вторых разнимают, третьим новую куклу обещают. Только в одном месте успокоили – усмирили, глядь, в другом месте то же самое началось. И весь двор в одну минуту как с ума сошел. Малыши, ребятня постарше, а за ними и взрослые перессорятся, переругаются. После будут головами качать, руками разводить – вот мол, Прохор да Борис за носы подрались! Хватит браниться, пора и помириться. Но я-то знаю – чьи это проделки! Знаю, кто в этот двор проник и такой «порядочек» навел! Надо найти его, взять за ухо и прочь со двора вывести. Только увидеть его непросто, не всякому удается. Моя дочка его Десей зовет.

– «Вон Деся бегает!» – подсказывает мне.

Иногда и я увижу – и правда, бегает, проказник, и всех задеть норовит. Может, кто из вас тоже видел его? Маленький такой, коротенькие ножки, нос как неровно отпиленный сучок и большущие уши. А глаза ма-люсенькие, хитрющие! У-у, попадешься ты мне!

Вот таким предстает самый обычный мир перед сказочником.

Итак, меня обеспокоили странные голоса, заполоняющие время от времени мой подвальный кабинет.

Не найдя им объяснения, стал я придумывать – что бы это могло быть. И допридумывался до такого, чего и быть-то не может. А это не в моих правилах. Я если что и придумаю, то стараюсь показать придуманное так, чтобы не сразу и догадались – где правда, а где уже и сказка началась. А тут…

Рассмеялся своей фантазии и постарался забыть эту детскую историю. Не дай Бог, кто-нибудь услышит и тоже рассмеется. Но уже надо мной.

Однако жизнь распорядилась по-своему, и вскоре я получил уже явные доказательства того, что в моем кабинете действительно что-то не так.

Сначала опишу свою камеру… то есть кабинет.

Маленькая комната четыре шага в длину и три шага в ширину. Большое окно напротив двери, и смотрит оно в бетонную стену-приямок. Как зайдешь в дверь – слева на стене выключатель и под ним четыре плаката в деревянных рамках. У следующей стены стул, за ним пианино и в углу у окна стол с самоваром и чайными чашками на нем. Справа от окна мой рабочий стол с пишущей машинкой, словарями и черновиками. И вся стенка от пола до потолка и от двери до окна книжными полками увешана. А на них чего только нет! И бумага с карандашами, и клей с машинным маслом, свечки, тушь, колба, календари и гвозди, журналы и даже самая настоящая пеньковая веревка.