Альфред Смедберг - Семь желаний

Альфред Смедберг

Семь желаний

Если бы ты увидел, как Улле Никлассон стоит со своей вязанкой хвороста в лесу и поглаживает огненно-рыжие, похожие на щетину волосы, ты уж, верно, хохотал бы до упаду.

Дело в том, что Улле Никлассон был не таким, как другие мальчики. Его волосы походили на иссушенный солнцем и летним зноем можжевеловый куст, нос напоминал картошку, а щеки - шляпки пухлых мухоморов.

Да если бы только его безобразное лицо! Но он к тому же еще был так ленив, что не давал себе труда подняться, если падал, и так был глуп, что не мог отличить ворону от белки.

Когда он, свесив вниз руки и разинув рот, ковылял по лесу, можно было скорее принять его за обезьяну, чем за человека. Он был так уродлив и вел себя так глупо, что сороки и те смеялись над ним.

И вот, как уже говорилось, он стоял со своей вязанкой хвороста и почесывал в затылке. Вязанка была так мала, что даже семилетнему мальчику под силу было пробежаться с ней. Но Улле, которому исполнилось целых тринадцать лет и который был силен, как медведь, стоял целый час и размышлял, сможет ли он поднять вязанку себе на плечо.

Он стоял в таких глубоких раздумьях, что не сразу увидел гадюку, которая растянулась на земле совсем рядом с ним. Змея не отрывая глаз пристально глядела на что-то перед собой. Проследив за ее взглядом, Улле обнаружил, что это лягушка и что она медленно ползет прямо в открытую пасть змеи.

Не будь Улле так глуп, он бы понял, что змея своим тяжелым взглядом завлекла лягушку и та не может избавиться от наваждения и вынуждена ползти вперед, пока змея не проглотит ее.

- Вот так дела! - удивленно произнес Улле.

Разинув рот, он глядел на обоих, но был слишком ленив, чтобы схватить палку и убить змею.

Тем временем лягушка все ближе и ближе подползала к ядовитой пасти змеи. И как ни глуп был Улле, он все же наконец понял, что лягушка напугана. Она дрожала всем телом и порой издавала тихий жалостный стон.

Широко раскрыв свои глупые глаза, Улле подошел чуть ближе.

- Послушай, ты, маленькая толстая коротышка! - насмешливо сказал он. - Ну и глупа же ты, коли не убегаешь. Разве ты не видишь, что эта длинная чернуха хочет тебя съесть?

Длиннее этой речи Улле не произносил за всю свою жизнь, и она до того утомила его, что мальчику пришлось снять шапку и утереть пот со лба.

Между тем лягушка все еще продолжала ползти вперед, и под конец только один шаг отделял ее от змеи. Та продолжала пристально глядеть на нее, и бедная лягушка трепетала от страха и ужаса.

Тут уж Улле рассердился и поднял с земли палку.

- Ты, глупая маленькая толстушка! - сказал он. - Неужто мне и впрямь придется тебе помочь?

Он подтолкнул лягушку палкой, и она очутилась в траве, там, где змея ее уже не видела.

Обозленная змея зашипела и свернулась кольцом. Улле был слишком ленив, чтобы затоптать ее своими деревянными башмаками, но тем не менее лягушка спаслась. Она сделала несколько быстрых прыжков и - раз! - очутилась на вязанке хвороста, собранного Улле; усевшись поудобнее, она стала смотреть на мальчика своими прекрасными выразительными глазами. Казалось, она хотела поблагодарить своего спасителя.

- Это что же, теперь мне в придачу и тебя тащить? - недовольно пробурчал Улле. - Вязанка и без того тяжела.

Но лягушка продолжала сидеть на куче хвороста, околдовывая Улле сияющим, кротким и теплым взглядом. Зачарованный, Улле все стоял и стоял, не решаясь прогнать лягушку прочь. Тем временем змея, примирившись с неудачей, извиваясь, исчезла в траве.

Тогда лягушка неожиданно рассмеялась звонким как серебряный колокольчик смехом и спрыгнула с вязанки. И в тот же миг она обернулась прекрасной маленькой лесной эльфой с румяными щечками, небесно-голубыми глазами и золотисто-желтыми волнистыми волосами.

Только и смог произнести удивленный Улле:

- О-о! О-о-о-о!

- Спасибо, дружок, что ты спас мне жизнь! - сказала эльфа голосом высоким и нежным, как звуки арфы.

- О-о! О-о-о-о-о-ох! - все не мог прийти в себя Улле.

- Ты даже не знаешь, какой великий подвиг ты совершил, - вновь сказала фея. - Как видишь, я вовсе не лягушка. Я королева эльфов. Мой маленький хрустальный дворец - в ручье, который течет через луг.

- О-хо-хо! - Улле продолжал глядеть во все глаза на прелестное крошечное существо.

- Ты, видно, удивляешься тому, - продолжала фея, - что я только что, была лягушкой. Ладно, я тебе скажу. Вчера в полдень я сильно согрешила, посмеявшись над маленькой лягушкой, которая ползла в пасть огромной змеи. Я не понимала, что лягушка была зачарована змеей и не могла освободиться от ее чар, и мне было смешно, что она не смогла ускакать прочь. Я поступила дурно, и в наказание мне самой пришлось пробыть лягушкой целых двадцать четыре часа. Еще десять минут, и я снова стала бы эльфой, но тут появилась змея и околдовала меня своим взглядом. Не приди ты и не спаси меня, змея меня бы проглотила. Теперь ты понимаешь, какой великий подвиг ты совершил?

- Ox-ox-ox! - повторил Улле и еще шире раскрыл рот.

- А теперь я хочу вознаградить тебя за твою доброту, - продолжала фея. Ты можешь семь раз загадать желание, и чего бы ты ни захотел, все сбудется. Но только остерегайся загадывать неразумные желания, иначе придется тебе об этом пожалеть. Прощай!

И с этими словами эльфа исчезла на тропинке, ведущей к ручью.

- Ox-ox-ox! - сказал Улле и ущипнул себя за локоть. - Ну и чудеса! Только чего бы я хотел? Ага, теперь знаю. Хочу, чтобы вязанка хвороста побежала домой сама, а я бы ехал на ней верхом.

Не успел Улле вымолвить эти слова, как плюхнулся животом на кучу хвороста. Вязанка тотчас же пустилась в путь через лес, да так, что только щепки и сучки, мох и камни вихрем закружились в воздухе. Перепуганный Улле изо всех сил вцепился руками в хворост, чтобы удержаться. Ну и ну! Вязанка мчалась вперед, как взбесившаяся лошадь. Она галопом неслась между холмами и пустошами. Улле, словно щепку, швыряло туда-сюда, все его лицо было расцарапано ветками кустов и деревьев, и он ревел, как бык.

За несколько минут вязанка домчалась до маленькой торпарской лачуги, где жил Улле. С бешеной скоростью влетела она через калитку во двор. Тут она так резко остановилась у порога, что Улле, стремглав пролетев в сени, набил себе огромную шишку на лбу.

- Ой, ой, ой! - застонал Улле и с трудом поднялся на колени.

Матушка Улле, решившая, что в сени забрался поросенок, выскочила из кухни с метлой в руках. Улле ничего толком не мог объяснить, он только ойкал и ахал. У него так кружилась голова, что он начисто забыл про лягушку со змеей. Матушке стало жаль бедного мальчугана; она побежала и купила ему пакетик миндальных карамелек. Но уж если Улле доставалось какое-нибудь лакомство, он ел его без меры. Вот и сейчас он уселся на пороге избушки и стал глотать конфеты одну за одной.

- Это было... вот это, - промычал наконец он, когда в пакетике ничего не осталось, и облизнулся, - Хочу, чтобы у меня была огромная миска сладостей и чтобы я мог есть их столько, сколько душе пожелается.

Миг - и блюдо с белыми и красными карамельками уже стоит у него на коленях.

- Вот это да! - восхищенно сказал Улле, целыми пригоршнями захватывая карамельки из миски.

Он так жадно ел, что ты бы содрогнулся, если б увидел это: он широко разевал рот и жевал, и глотал, и все ел и ел. От напряжения он даже вспотел. Через четверть часа блюдо опустело, но зато Улле стал толстым и пухлым, как колбаса, нафаршированная крупой.

Ну а ты, может быть, знаешь, что в миндале содержится немного яда, и если миндаля съесть слишком много, можно заболеть. Вот это-то и довелось Улле испытать на себе.

Очень скоро он уже лежал на диване и корчился, как гусеница бабочки-капустницы. Держась руками за живот, он визжал хуже поросенка, которого заперли в хлеву.

Добрая его матушка послала за доктором. Он заставил Улле выпить целый пузырек слабительного, которое за час вывело яд.

Мальчик снова стал тощим, как охотничий пес. А когда он выздоровел настолько, что мог рассказать, как было дело, то получил от понятливого доктора хорошую взбучку с помощью ореховой хворостины.

Спустя несколько недель матушка послала Улле прополоть морковь в их маленьком саду. Улле угрюмо поплелся к грядкам и прилег посреди моркови малость передохнуть.

А в саду росло чудесное вишневое дерево, с крупными-прекрупными красными вишнями. Они висели так высоко, что их можно было достать только взобравшись на дерево.

Проворный и умный мальчишка тотчас бы догадался приставить к дереву лестницу, чтобы добраться к сочным ягодам. Но Улле был слишком глуп, да и слишком ленив, чтобы даже помыслить о чем-либо подобном.

Он только лежал и злился на ворон и сорок, которые вились между веток и склевывали одну ягоду за другой.

- Ну, ну! - сказал он и почмокал толстыми губами. - Хотел бы я очутиться там, на вершине.