Глеб Котельников - История одного изобретения. Русский парашют

Да оно и понятно: царские генералы совсем не заботились о людях — этом «пушечном мясе». Зачем заботиться о людях, коли их много? Только так могли думать царские генералы — чиновники технически отсталой России.

Уже на следующий день все газеты писали об удачном испытании нашего ранца-парашюта.

Но я сконструировал свой ранец-парашют специально для самолета, а сбрасывали его только с аэростата. Поэтому мы с Ломачом не считали это испытание окончательным. Ломач добился, чтобы нам разрешили испытать парашют, сбросив его с самолета.

В Инженерном замке сначала об этом и слушать не хотели, но потом понемногу стали соглашаться.

—  Да, да… — говорили мне, — сбросить, конечно, можно… Но вот с какой машины? Тут нужна большая, тяжелая машина, а наши аэропланы легкие.. .

—  Ну и что же из того?

—  Как «что»?! Да вы подумайте, что может случиться с аэропланом при ваших опытах. Аэроплан потеряет равновесие. Как же мы можем рисковать машиной для вашего удовольствия?

Эти знатоки авиации боялись, что самолет, потеряв нагрузку в пять пудов (80 килограммов),  «козырнет»  и разобьется.

— А как же за границей прыгают де-Кастелла, Пегу и другие? Там ведь от этого аэропланы не разбиваются! — протестовал я.

— А это вы уж у них спросите. Там, вероятно, для этого есть и машины специальные.

Наконец, нам все-таки разрешили сбросить парашют с самолета. Но мы должны были сначала сбросить без парашюта груз в один, потом в два и три пуда, а манекен весом в 5 пудов сбросить все-таки не позволили.

Осенью, 27 сентября, мы с Ломачом отправились в Гатчину.

Летчик Горшков, который уже сбрасывал парашют с аэростата, начал отвешивать пробные мешки с песком. А я тем временем надел на спину ранец и уселся в аэроплан, чтобы посмотреть: удобно ли сидеть с парашютом и насколько мешает ранец летчику.

Окончив свое дело, Горшков подошел к самолету и, увидя на мне парашют, испуганно сказал:

—  Что это вы?! Зачем вы надели парашют?

—  Хочу полетать с ним, чтобы попробовать, сильно ли он мешает.

—  Нет, нет. . . ни в каком случае я не  имею права брать вас с собою с надетым парашютом.

—  Да почему же? В чем дело?

—  Кто вас знает — еще выпрыгнете.

По правде говоря, я очень хотел спрыгнуть.

—  Ну, а если бы и так? — сказал я. — Неужели и вы тоже боитесь, что самолет перевернется?

—  Ах, да не во мне дело.   Приказано. Снимите-ка лучше ваш парашют.

Делать было нечего, пришлось подчиниться. Три раза поднимались мы с Горшковым в воздух, каждый раз сбрасывая по мешку. Когда мы убедились, что ничего ужасного с самолетом не происходит, я сказал Горшкову:

—  Послушайте, ну что нам канителиться с мешками? Давайте я прыгну.

—  Ну уж нет-с! — возразил, смеясь, Горшков. — Вы рискуете только тем, что сломаете себе шею или убьетесь — и с вас взятки гладки, а меня за неисполнение приказания живьем съедят. Нет уж, дайте-ка сюда ранец, привяжем его лучше к мешку.

Парашют сбросили, и он раскрылся отлично.

В это же время летчик Ефимов делал опыты с другим экземпляром моего парашюта в Севастополе, куда Ломач отправил своего служащего.

Там опыты прошли тоже удачно.

В капиталистической царской России изобретения продвигались с большим трудом.

Поэтому нет ничего удивительного, что царские генералы не оценили и этого изобретения.

Ломач затратил на парашют много денег. Но не пропадать же им зря? Ему, как коммерсанту, было необходимо не только вернуть все затраченное, но еще и заработать.

В Париже был объявлен конкурс на лучшую конструкцию авиационного парашюта.

— Раз у нас не интересуются парашютом, — говорил он, — то надо показать его за границей,

И предложил мне поехать с ним во Францию, принимая на себя все расходы по поездке.

Французский патент у меня уже был и я, дав Ломачу свое согласие на поездку, стал хлопотать об отпуске. Однако мое театральное начальство об этом и слышать не хотело. Дело было в декабре.

— Как? Среди сезона? Да что вы!? Как это можно?.. Вот в посту — дело другое, а теперь — перед праздниками — ни в каком случае.

Что мне было делать? Бросить работу в театре я не мог. Пришлось остаться.

Я выдал Ломачу доверенность, и он уехал в Париж, захватив с собой два ранца-парашюта. С ним поехал девятнадцатилетний ученик консерватории Владек Оосовский, чтобы показать прыжки с парашютом.

На первое испытание парашюта Ломач пригласил корреспондентов иностранных и русских газет. Из газетных сообщений за границей уже знали о русском ранце-парашюте и очень им интересовались.

Так, например, в одной английской газете[4] была помещена картинка, изображавшая русский ранец-парашют, а в описании этой картинки говорилось:

Может ли авиатор спастись? Это уже возможно. По поводу изобретения, принятого русским правительством: шелковый парашют, помещенный в ранце, надетом на плечи авиатора, и открываемый дерганием за шнур. При первом взгляде на нашу иллюстрацию она кажется несколько фантастической, но мы уже имеем достаточные основания предположить, что такое изобретение, спасающее жизнь авиатора в случае катастрофы с машиной, осуществлено. Доказательством этому может служить тот факт, что русское правительство недавно заказало 200 парашютов для аэропланов.

Обсуждая возможность этого изобретения, журнал «Мотор» указал, что шелковый парашют, площадью в 500 квадратных футов, может быть легко свернут в пакет размерами 8 х 6 или на 8 вершков. .. Таким образом он вполне удобен для употребления на аэроплане.. ., Дерганием за шнур ранец открывается, и парашют в то же время выбрасывается пружинами на воздух.

Русский парашют и его конструкция оказались неожиданной новостью и для английской газеты. Чтобы убедить своих читателей, что это необычайное изобретение все-таки не фантазия, редакция привела отзыв солидного технического журнала— в нем говорилось о возможности такого изобретения.

Но художник нарисовал парашют неправильно — какое-то кольцо, к нему привязаны все стропы парашюта, а сам парашютист подвешен к парашюту в одной точке. И все-таки это была искаженная зарисовка испытаний парашюта «РК-1» в д. Салюзи. Ее сделал художник в Лондоне по описанию петербургского корреспондента. Кроме меня, в России в 1912 году, никто не изобретал парашютов. Это подтвердила правительственная комиссия в 1921 году. Но корреспондент газеты не был специалистом в этих делах, не обратил, вероятно, внимания на то, как подвешен человек к куполу и как разделены стропы. Поэтому художник изобразил подвеску так, как она тогда делалась и везде за границей. Но заголовок и смысл всей заметки говорят о том, что такого парашюта — легкого, уложенного в небольшой ранец и находящегося каждую минуту при человеке — в то время за границей еще никто не изобрел. Такие же иллюстрация тогда появились и в журналах других стран. Что же касается сообщения о  заказе русским правительством «двухсот парашютов», то это, конечно, не что иное, как результат хвастливой болтовни того же Ломача на испытании парашюта.

Первый русский ранцевый парашют. Неправильный рисунок в английской газете «London News»  за 1912 год.

В Париже Ломач узнал, что конкурс парашютов уже окончился. Это было досадно, так как все парашюты, которые участвовали в этом конкурсе, не были похожи на русский. Одни укладывались в большой шкафик за сидением авиатора, другие располагались по фюзеляжу, как у Боннэ, третьи помещались под фюзеляжем так, чтобы человек, падая, своею тяжестью открыл крышку и потянул за собой парашют. Подвеска во всех случаях была сделана «в одной точке». Возможно, что русский парашют одержал бы на конкурсе победу. О нем уже знали в авиационных кругах, и всем было интересно ознакомиться с ним. Парижский аэроклуб помог Ломачу получить разрешение, чтобы показать прыжки на русском парашюте с площадки Эйфелевой башни.

В назначенный день большая толпа зрителей собралась на Марсовом поле. Стоя на площадке Эйфелевой башни, Оссовский надел на себя ранец и уже приготовился к прыжку, как вдруг появился ажан (полицейский).

— Остановитесь! — сказал он. — Разрешение отменяется.

Оказалось, что власти Парижа вспомнили о несчастном портном Рейхельте, спрыгнувшем за несколько месяцев перед тем с этой самой площадки. Никакие просьбы и доводы не помогли: прыжка так и не разрешили.

А между тем парижский аэроклуб и многие заинтересованные лица очень хотели увидеть прыжок с русским ранцем-парашютом. Поэтому Ломачу предложили поехать в Руан, где через реку Сену построен мост высотою в 53 метра.