Сказания дедушки Афанасия - Никита Зиновьев

Вот, настал тот час, когда солнце красное ушло на покой, и луна светлая заменила ее, проник Драгомир в избу Витигоста. Думал Драгомир, что роскошна изба его, что везде ковры дорогие, посуда из настоящего золота, а в погребах заветных хоронится в бочках вино крепкое. Но все оказалось не таким. Пустой, холодный пол, посуда самая, что ни наесть простая, из глины, которую видел каждый человек, погребов и в помине не было, как и ковров. В общем роскошью и не пахло. Не мало удивившись этому, Драгомир начал спускаться и вдруг услышал голоса Витигоста и какой-то еще один:

– Послушай, Витигост, я конешно понимаю, что ты человек известный, уважаемый и все такое прочее. Но пойми, ты должен выплатить долг уже завтра!

– Но пойми, Остромир, ты меня! У меня нет таких шибко больших денек прямо сейчас!

Тут у Драгомира подскочили брови. Как это у него денег нету? Он же самый богатый в Киев-граде! Зачем он долг брал? Неужели…

– Что-то на наряды красивые, шоб выделяться, у тебя деньги есть, а чтобы долг выплатить, то нету!!!

Витигост опустил голову. Лико**** его было грустно и несчастно, а у того, кто глаголил с ним, сурово. Но в то же время, этому Остромиру было жалко его. Это чувствовалось всем и всеми, кроме самого Витигоста.

– Лады, иди почевай! Утро вечера мудренее!

Проговорил мягко Остромир, решив, что что-нибудь удумает, во спасение этого несчастного Витигоста. Но сначала:

– Стой!!!

Витигост встал.

– Обещай мне, что больше не будет такого позора великого! Обещаешь?

– Обещаяю тебе, о Остромир, обещаю!!!

Закричал Витигост горячо. Тут то они и расстались. Хотел и Драгомир пойти домой, но вдруг стремянка, которую было не видно во тьме, рухнула на пол. Тут он понял, чт конец ему. Сейчас его к царю поедут, если до этого дело дойдет, а если не дойдет, просто на кол посадят и все.

– Ты что тут делаешь?

Спросил удивленно, но в то же время спокойно Витигост.

– Да, я…

– Чай, проголодался?

Улыбнулся вдруг Витигост добрейшей улыбкой, которую только видел Драгомир. И ответил:

– Да, нет. Благодарствую. Но простите меня, окаянного, что подслушал весь говор ваш с Остромиром!

Витигост только махнул шуйцей и ответил:

– Да, ладно. Иди сам расскажи людям, какой я есть махоблуд и лиходей гордый. А я пока, устроюсь пахарем. Буду полюшко похать, дабы честным трудом жить. А наряды эти ненужные продам, а деньги ништям раздам. Ну, прощай!

Сказал Витигост. Драгомир пошел назад, домой. Только не рассказывал он, какой Витигост лиходей. Будет надо, сам расскажет.

И с того случая, видели на поле, с пахарями лихими вместе, высокого рыжеволосого мужа, который на вид был простой пахарь, но никто даже не догадывался, что в прошлом он был чуть ли не барином поганым. Но благо, Драгомир объявился в доме его и спас. Верно говорит пословица русская: На брюхе шелк, а в брюхе щелк!

Седмица* (слав.) – неделя

Кочеток** (слав.) – петух

Ништь*** (слав.) – нищий

Лико**** (слав.) – лицо

СКАЗАНИЕ 22

О дружбе крепкой сказывал я вам и еще скажу. Но позже. Сейчас о гордости да невнимательности пойдет мой сказ, дабы осветить все недостатки их. Чтобы не натыкались люди добрые на них, и жили в мире и спокойствии. Слушайте внимательно и запоминайте самое главное.

Жил да был муж Вышемир. Толстый да важный ходил он по улицам городка. Именитый был, да гордый он. Нос задирал так, что казалось, до неба синего достанет. Но это еще не самое плохое качество. Самое поганое – это то, что все время подмечал плохое у людей он, чтобы они не делали. Любой косяк, любой просчет, все видел. Даже когда работа была выполнена отлично, Вышемир находил просчеты, даже самые незначительные. Ничего не было в его очах идеального. Люди глаголили, что работа хорошая, а Вышемир замечал просчет и начинал ругаться матом благим, что товар плохой, работа отвратительна, что его и всех обманывают.

К слову, сам Вышемир расписывал глиняные, древесные и еще многие разные изделия. И сам считал, что его работа идеальна, что нету в ней недочетов, а тех, кто говорил о недостатках работ его, обзывал дураками и говорил, что ничего они в настоящем искусстве не смыслят. И надоедал этим он очень. Хоть и это и так, но он же барин, ему слова плохое скажешь – будешь висеть на колу остром. Уж Вышемир непременно добьется этого.

Но любому терпению людскому когда-нибудь наступает конец. Вот и Клонимиру, который тоже расписывал древесные и глиняные работы, но делал это более умно, с любовью к своей и чужой работе, тоже надоело. Подошел он к Вышемиру и говорит:

– Мне надоело, что ты, лиходей, все время ругаешь чужие работы, а свои считаешь самыми наилучшими. Я думаю, так не правильно. Каждая работа хороша по своему, и если небе она пришлась не по нраву, это не означает, что работа плоха.

Тут Вышемир прищурился и ответил громко:

– А ты кто такой, деревенщина, чтобы мне указывать, что правильно, а что нет?! Ты, холоп*, как смеешь мне перечить?! Как ты смеешь, басалай** поганый, меня лиходеем звать?!  Баляба*** вздорная, хочешь, чтобы я тебя на кол посадил?! Так бойся исполнения желаний своих, безпелюха**** безродная, тварь!

 Все люди, которые находились там, замерли от неожиданности и громкости говора Вышемирова. Но Клонимир не растерялся. А ответил достойно

– Хорошо. Если ты не хочешь по хорошему, словами, будем делами. Давай посмотрим, кто лучше сможет расписать глиняного медведя, в ростом в один фут*, тот и прав. Лады?

Вышемир скривил лико и хотел броситься с кулаками на Клонимира, но сдерживал его люд. Тут он ответил:

– Лады! Ну, щенок, ну поганец, попляшешь ты у меня на сковороде в преисподней!

И разошлись они вот так.

Сроку дали три седмицы. Оба сидели в избах, рисовали. Только из избы Вышемировой слышались то и дело проклятия разные.

Через три седмицы, выходят оба человека из изб и выставляют работы свои на показ людям. У Вышемира медведь был бурый, с зелеными глазами, и разными узорами неяркими. Все искусно сделано и радовало глаз. А у Клонимира медведь был белы й, с  очами черными, маленькими, и черными полосками. Как только увидел Вышемир работу эту, так  тут же начал:

– Это еще что такое? Медведь? Нет, это не медведь, это что-то не понятное, черно-белое! Ерунда это, не больше.

– Нет – возразил  Клонимир – у меня не ерунда и у тебя тоже получился просто прекрасный медведь. Не гневайся, Вышемир, давай разойдемся миром, чтобы не кому обидно не было.

– Послушай, малец! Ты сам все это затеял, теперь не извивайся, как василиск**, сам кашу заварил, сам и расхлебывай!

– Добро. Эй, народ,