Михаил Лезинский - Мы с тобой Макаренки

наш добрый гений?

– Не такой уж я и добрый, Игорь Николаевич. А что людей обещаю дать да продуктишками обеспечить, так от этого нашему колхозу одна выгода.

– Как так?!

– А вот так! – В председательских глазах забегали хитринки. – Мы вам отпустим, скажем, по старым деньгам на тысячу рублей, а

вернем тоже тысячу, но только уже в новых бумажках. Не сразу, конечно, – поспешил добавить Зозуля, – а в перспективе, так сказать. Уразумели?

– Не совсем. Может, поясните?

– Что ж, поясню. Если я вам людьми буду помогать, линию, скажем, на месячишко раньше срока сдадите?

– Само собой разумеется.

– Вот видите! А для нас лишний месяц с электричеством – это дополнительные деньги в кармане. Электродоение наладим, электрообмолот и прочее.

– Да за электричество же платить придется! – воскликнул Игорь.

– Все подсчитано в бухгалтерии. Через три года мы полностью расплачиваемся за монтаж линии, а там мелочи – копейка киловатт.

Перспективно?

– Вполне, – подтвердил Игорь.

Удовлетворенный ответом, Зозуля продолжал:

– Керосиновые лампы сразу побоку, изничтожим их как класс, и сразу появится электронастроение. Моральный фактор тоже надо учитывать!

Монтажники рассмеялись, а Игорь оказал.

– Ничего не скажешь, все учтено. Даже электронастроение! Мы б никогда до этого не додумались.

– То-то же, уважаемые! – и снова председательские глаза хитро заблестели. – Надо уметь из всего извлекать выгоду!

– Вот дает! – вслух удивился Лукьяненко неумолимой председательской логике. – Одним словом, бизнес.

– А по-моему, насчет выгоды вы перегнули малость. Выгода – это что-то от старого мира, – подковырнул председателя Мартьянов,-•

так сказать, родимые пятна капитализма.

Зозуля расхохотался.

– Да какие там пятна! Выгода-то, скажем, не пану Зозуле будет, а тебе, мне, в перспективе, конечно, колхозу, государству. В общем масштабе. Уразумели?

– Со школьной парты.

– И слава богу. Понятливые люди – моя слабость. – Председатель стал подкручивать пышные усы. – А покуда – да побачення! -

и Зозуля дал знак шоферу.

Машина уехала. Монтажники вернулись к бидонам, около которых теперь орудовал Волков. Вернулись за добавкой.

Скрипичкина, увидев, что Мартьянов остался один, подошла к нему.

– Что же вы голодный стоите, Игорь Николаевич?

– Отвлекся, Светлана Ивановна. Зозуля голову забил.

– Вот вам второе, ешьте. А щи вы прозевали. Иди знай, что вы не ели, – возмутилась Светлана, – хорошо, что второе еще есть.

Игорь взял миску с кашей из рук Светланы и стал есть. Светлана внимательно смотрела, как он ест. Игорь проголодался не на шутку. Когда миска опустела, девушка спросила, кивнув в сторону только что уехавшей машины:

– Наверно, в колхоз приглашал?

– Приглашал. Кое-что из продуктов обещал подбросить, но главное, людьми помочь.

– И меня приглашал. Только насовсем, – вдруг сказала Светлана. – В клубе работать. Самодеятельность у них не в норме, так он все допытывался, не сумею ли я ее оживить.

– Ну и что? – поинтересовался Игорь. – Что вы ему ответили?

– Что подумаю над его предложением.

– Что ж, думайте. Петь в хоре всегда легче, чем вставать в шесть утра. Лично я советую вам серьезно отнестись к предложению Зозули, – со скрытой издевкой сказал Мартьянов.

– Эх вы! – внезапно вспыхнула Светлана, и на ее глазах заблестели слезы. – За что вы меня так ненавидите, Игорь Николаевич?!

– Я?! Вас?!

– Меня, – кивнула она головой.

– По-моему, у вас нет повода. Я… я даже немного лучше отношусь к вам, чем ко всем.

– Правда?! – обрадовалась Светлана. – А я думала, что … Хотите почитать записки? В стихах!

– Какие записки?

Переход Светланы от грусти к веселью был таким резким, что Игорь не мог сразу сообразить, о чем речь,

– Вот они, – девушка протянула Игорю пачку исписанных листков, – каждый день нахожу их у себя в палатке, – с гордостью добавила она. – Почитаете? Или вам они и так знакомы?

– Давайте прочту, если доверяете, – Игорь развернул первый попавшийся под руку листок. Это было ии больше, ни меньше, как…

«Послание к любимой"

Когда мне хочется кричать, а не писать,

На стены лезть, людей других пугая, –

То тихий призрак Ваш

в душе моей опять

Улыбчиво и робко возникает.

О! Как открыть мне

Ваших

дум тайник? То вы смеетесь, то опять

серьезны…

Я б к сердцу Вашему

устами рифм

приник,

Я б ухом строк подслушал

Ваши грезы!

Скажите, в сердце Вашем

есть секрет?

И только я один, наказанный поэт,

Все формулы души опять понять не в

силах…

Простите.

Ваше сердце бередя,

Я затолкал любовь в рифмованную

строчку.

Над птицами страниц всю душу отведя,

Я ставлю прозаическую точку.

Уважаемая Светлана! Я думаю, что Вы своим чутким сердцем догадаетесь, кто автор этих строк? А если нет…»

Подписи не было. Но Игорь сразу же узнал руку поэта-любителя. Ошибка исключалась. Дошло до стихов- значит, дело гораздо серьезней, чем мог предполагать Игорь. «Эх, дружище!»

– И вы не знаете, кто автор этих посланий? – осторожно спросил Игорь, возвращая записки.

– Не-ет, не знаю, – каким-то присмиревшим голосом ответила Светлана и внимательно посмотрела на Игоря.

– Даже не подозреваете? – продолжал допытываться Мартьянов, с сожалением отмечая, что о любви Митрича Светлана действительно даже не догадывается, вернее, не хочет догадываться. Судя по всему, Волков ей безразличен.

– Мне почему-то казалось, что это вы писали, Игорь Николаевич, – тихо сказала Светлана и опустила голову…

Игорь нахмурился, – только этого еще не хватало, – и резко ответил:

– Да было б вам известно, я не пишу стихов.

– Значит, не вы?-горько вздохнула Светлана. – А кто же тогда? – проговорила она, словно раздумывая вслух.

– Не знаю, – схитрил Игорь, – но если вам это необходимо знать, я постараюсь отыскать поэта.

Светлана несколько секунд тупо смотрела на бумажки, зажатые в кулаке, затем упрямо проговорила:

– Значит, не вы. Ошиблась. Ничего особенного не произошло – я часто ошибаюсь, Игорь Николаевич! Ну да хватит! Расхныкалась, – прервала она себя, – хныкалка, – и, круто повернувшись, Светлана побежала к бригаде.

Игорь посмотрел ей вслед и покачал головой:

«Сумасшедшая какая-то! Вобьет себе в голову черт знает что и сходит с ума! Или я чего-нибудь не понимаю?!»

Игорь тряхнул головой, словно собираясь этим движением отогнать прочь мысли, не относящиеся к работе, и тоже направился к монтажникам. С ребятами он всегда чувствовал себя лучше.

Солнце взобралось на такую высоту и так немилосердно жгло, что трудяга-термометр поспешил спрятаться в тень, не забыв показать при этом + 35! Это в тени. А если с глазу на глаз со светилом?

– Мамоньки-девоньки, – жалобно пропищал Лукьяненко, – неужто быть нам заживо поджаренными ?

– Брось хныкать, – отмахнулся от него Олег Синельников, – ешь лучше, а то ноги протянешь.

Но хорошо сказать другому – ешь. Олег и сам больше вилкой тыкал в миску, чем ел. При такой жаре окрошечку бы со льдом, а не стандартный гуляш.

– Олежек, – не унимался Жора, – ну придумай что-нибудь. Ты же мастер находить выходы.

Но искать выход на этот раз Синельникову не пришлось. Мартьянов сам нашел его.

– Вот что, хлопцы, – Игорь с неодобрением посмотрел на солнце, срывающее распорядок дня, – часика четыре отдохнем, а как спадет зной, наверстаем упущенное. Согласны?

Края палатки приподняли, и создалась естественная вентиляция. Монтажники улеглись на кровати, и направленный ветерок заскользил по лицам, по голым животам. Дышать сразу стало легче. Но все равно не хотелось двигаться, разговаривать, даже думать не хотелось.

Поэтому не прошло и пятнадцати минут, как парусиновые стены палатки закачались от дружного храпа. Один Лукьяненко не мог уснуть. Он полежал с полчаса, потом вдруг вскочил с кровати, достал из тумбочки зеркало и стал что-то мудрить со своим лицом .

– Ты что? – лениво спросил Синельников, приоткрывая один глаз.

– Не люблю массовые мероприятия, – презрительно проговорил Жора, – буду проводить свободное время по своему вкусу.

– А-а, – промычал Синельников, – ну, действуй тогда, – и, повернувшись на другой бок, тотчас уснул.

Но спать ему пришлось недолго. Вдруг с той стороны, где находилась палатка Скрипичкиной, раздался крик. Дикий крик перепуганного человека.

Все вскочили со своих кроватей и прислушались. Кричала Светлана. Монтажники все как один ринулись на помощь. Митрич, делая бешеные скачки, достиг палатки первым.

Светлана, вся съежившись, закутанная в простыню, сидела на кровати и всхлипывала. Ее била мелкая дрожь.

Увидев Митрича, она вцепилась в его руку.