Илья Дворкин - Костёр в сосновом бору: Повесть и рассказы

А у Гоши нервная мама. Если Гоша опаздывает домой, она плачет и заламывает руки. И Гоше становится стыдно.

Когда Гоша попросил Митьку съездить на остров Игривый, Митька только буркнул:

— Не съездить, а сходить. По воде ходят.

В огороде он накопал червей, бросил в лодку удочки и два драных ватника — себе и Гоше.

И они поплыли.

Митька и не подумал спрашивать у отца разрешения. Просто оттолкнул лодку и взялся за вёсла.

Хорошо, что Гошина мама была в городе, а то бы они никуда не поплыли.

Гоша представил себе, как мама стала бы плакать, прижимать его к груди, — и ему пришлось бы остаться.

И всё на глазах у Митьки.

Хорошо быть самостоятельным! Просто двое мужчин собрались на рыбалку. Сели в лодку и поплыли. И ничего тут нет особенного.

На корме под скамейкой стоял закопчённый котелок. В нём, в бумажных пакетиках, соль, перец и лавровый лист. И две деревянные ложки.

— Уху станем варить, — сказал Митька, и у Гоши сладко ёкнуло сердце. Варить уху на необитаемом острове! Он хотел улыбнуться, но сдержался. Нахмурил брови и кивнул головой. Понятное дело — уху, подумаешь!

Отец у Митьки егерь. Он охраняет зверей, чтобы их не обижали. Отец высокий, бородатый. И всё время молчит. Только улыбается. Тогда его маленькие медвежьи глазки под хмурыми бровями голубеют и становятся такими же, как у Митьки, — добрыми.

Остров был круглый. Будто специально сделанный — круглый-круглый.

Ялик вытащили на пологий гранитный натёк, привязали к берёзе.

Рыба клевала как сумасшедшая. Сначала Гоша боялся толстых, извивающихся червей. Он брезгливо брал их из консервной банки, черви крутились и никак не хотели насаживаться на крючок.

— Хорош червь. Злой, — говорил Митька и смачно плевал на червяка.

Но когда Гоша вытащил первого окуня — полосатого, упругого, с красными плавниками и нахальной пастью, — черви перестали его заботить.

Он лихо насаживал их, забрасывал удочку. Тотчас поплавок вздрагивал и косо уходил вниз. Леска натягивалась, со звоном резала воду — жжик! Жжик! С чмоканьем вылетал очередной окунь, шлёпался на камни, бился там, колотил хвостом.

Гоша с хищным выражением лица хватал его, вытаскивал глубоко заглотанный крючок и сажал на кукан. Окунь соскальзывал по шпагату к другим своим собратьям по несчастью, плескался, негодовал, потом успокаивался.

Изредка попадались серебристая плотва и маленькие жёлтые ерши — колючие большеголовые уродцы.

Митька складывал их отдельно.

— Сгодится по первому разу. Навар будет, — таинственно говорил он.

Сквозь прозрачные тучи проглядывало солнце. Оно медленно скатывалось к горизонту.

Гошу колотило от азарта, он нервничал, если леска запутывалась, топал нетерпеливо ногой. Митька поглядывал на него и усмехался.

— Заводной ты парень, горячий, — говорил он.

Гоша готов был удить хоть всю ночь, но Митька смотал удочку и сказал:

— Хватит. Нам больше не съесть.

— Ну ещё немножечко, Митька! Ещё парочку! — взмолился Гоша.

Но непреклонный Митька отобрал у него удочку и сказал:

— Нечего рыбу портить. Пусть живёт. Нам больше не надо.

Они стали потрошить рыбу. Вернее, потрошил Митька. Он ловко вспарывал окуням животы, чистил их, промывал в воде. Гоша тоже пробовал, но тут же уколол палец об острый плавник, отбросил рыбу и сунул палец в рот.

— Иди-ка лучше костёр запали, — сказал Митька и отобрал у него нож, — только раскладывай на камне, а то лес займётся. Здесь сухо.

Гоша натаскал хворосту и зажёг костёр с одной спички. Это он умел. В пионерлагере он был костровым. Гоша исподтишка взглянул на Митьку и заметил, как тот одобрительно улыбнулся.

Гошу обдала горячая волна радости: впервые Митька так ему улыбался.

Он принёс воды, приладил палку на двух рогульках, подвесил котелок и уставился на огонь.

Это так здорово — глядеть на огонь! Острые язычки пламени лижут ветки, будто маленькие пасти, ненасытные и жаркие, хватают, хватают… Глядишь, и ветка налилась малиновым жаром, потом по ней пробегают синие огоньки — и она рассыпается тугим пеплом.

Дома, в городе, у Гоши паровое отопление. Он завидует тем, у кого печки. И всегда удивляется, что люди мечтают сломать их и поставить пыльные чугунные батареи.

Вода вскипела.

Митька бросил в котелок ершей и плотву. Глаза у рыб сразу поблёкли, стали костяными. Митька подождал немного, потом ложкой выбросил рыбёшек из котла прямо на траву.

— Зачем ты их выкинул? — удивился Гоша.

— Затем, что это называется двойная уха. Сейчас мы туда окуней положим.

Он деловито, как опытная хозяйка, клал соль, подсыпал перец. Изредка черпал ложкой прозрачную жидкость, ожесточённо дул на неё, пробовал и причмокивал от удовольствия.

— Во какая уха, — он поднимал большой палец, — с дымком! Ты небось такую не едал.

— Не едал, — отвечал Гоша и глотал слюнки: уж очень Митька всё это аппетитно делал.

Вот это жизнь! Сидеть у костра, обжигаясь, глотать душистую уху и глядеть на тяжёлую стылую воду! А вокруг никого. И никто не делает замечаний, когда отщипываешь хлеб руками, и никто не велит сидеть прямо. Хоть лёжа ешь. Только лёжа неудобно.

Гоша расправил узкие плечи и почувствовал себя очень сильным. Выйди сейчас из лесу медведь, Гоша не испугался бы. Он бы поступил, как Митька.

— Митя, а медведи тут есть?

— Угу. Говорят, есть. Я сам не видел, но батя говорит — есть.

— А что будем делать, если сейчас медведь выйдет?

— Как «что»? — удивился Митька. — Удерём!

— Удерём! — весело согласился Гоша.

Необитаемый остров, уха, медведи! С ума сойти можно! Расскажи Гоша такое в школе — никто не поверит. Ну и пусть не верят.

— Хорошо тебе живётся, Митька, — вздохнул он.

— Угу, — согласился Митька.

Уху выхлебали до дна. Окуней обсосали до косточек. Костёр догорал.

Митька вынул из воды кукан с оставшейся рыбой, бросил её в лодку.

— Ну что, поплыли?

— Погоди немножко, — попросил Гоша.

Он прилёг на густой, упругий мох и глядел в небо. Уезжать не хотелось.

Вдруг Митька прислушался.

— Моторка идёт, — сказал он.

Гоша услышал далёкое стрекотание и привстал. Моторка приближалась.

Мальчишки взобрались на высокий валун, огляделись.

Недалеко, метрах в пятидесяти от соседнего маленького островка, они увидели на воде что-то тёмное. Но это была не лодка. По проливу кто-то плыл.

— Лось плывёт, гляди! — крикнул Митька.

Гоша вгляделся и ясно увидел широкие плоские рога и длинную морду, торчавшие из воды.

И тут-то из-за мыса выскочила моторка. Дальше события разворачивались стремительно и непонятно.

В лодке были двое.

Они тоже заметили лося; моторка круто повернула и направилась к нему. Быстро догнала лося. Мальчишки увидели, как человек на носу взмахнул причальной цепью и ударил лося по голове.

Голова скрылась под водой и тут же показалась снова. Опять человек махнул цепью, и лось ушёл под воду.

— Что же они делают, Митька? — прошептал Гоша.

— Утопят сохатого, утопят ведь, гады! — бормотал Митька и пританцовывал на месте.

Лось вынырнул. Плыл он медленно, тяжело. Двое в лодке посовещались, и сидящий на носу петлёй набросил цепь на рога. Цепь соскользнула. Тогда человек поднял что-то со дна — верёвку или проволоку, — обмотал цепь вокруг рогов и привязал её.

Цепь натянулась и потащила лося к берегу.

— Бежим к лодке! — крикнул Митька и стал спускаться с валуна.

Но тут произошло такое, чего ни Гоша, ни Митька никак не ожидали.

Лось вдруг выпрыгнул из воды. Видно, он достал ногами дно. Он рванул лодку, подпрыгнул, лодка перевернулась, и двое очутились в воде.

А лось нёсся вперёд. Подвесной мотор обломил кормовую доску и утонул. Лодка выскочила на камни и с грохотом волочилась на боку за лосем. Он тащил её всё дальше, и лодка стала разваливаться на глазах.

От бортов отлетали крупные щепки, потом отвалились две доски.

А сохатый легко, казалось, без всяких усилий продолжал волочить её по камням.

Наконец измочаленную, разбитую лодку заклинило между двух валунов.

Лось напрягся, рванулся и вырвал цепь вместе с кольцом.

Он оглянулся, гневно, торжествующе протрубил и в два прыжка скрылся в густом сосняке. Цепь свисала с его рогов до земли.

Тогда только мальчишки опомнились. Они переглянулись и расхохотались.

Всё произошло мгновенно. Двое ещё барахтались в воде. Потом они выбрались, спотыкаясь о валуны, на берег и уставились друг на друга.

С них ручьём стекала вода, кепки обвисли. Они постояли немного, потом стали подпрыгивать, чтобы согреться.

Митька неторопливо слез с камня, направился к лодке. Гоша шёл рядом.

Когда двое увидели лодку, они радостно завопили, замахали руками. Они даже вошли по колено в воду.