Михаил Лезинский - Мы с тобой Макаренки

– А бога нет, – подсказал Игорь.

– А раз доказано, что бога нет, значит, виноваты люди, то есть мы.

– При чем же здесь я или вы, Илья Матвеевич? – засмеялся Игорь.

– Между прочим, причин для смеха нет. Мы – это значит, что кто-то из нас, попросту говоря, когда-то прошляпил. Недоглядел! Вот

ты скажи, только честно, давал ты когда-нибудь прикурить пацану?

– Давал, – смутился Игорь.

– Вот видишь – «давал». А мама Скрипичкина давала своей Светланке денежки за примерное поведение и покупала ей внеплановое мороженое, а папа Лукьяненко давал своему

сорванцу рубль за то, что тот вымоет себе уши и принесет домой хорошую отметку. А нашлись еще и такие сукины сыны, которые научили Лукьяненко ругаться матом! Нашлась и такая сволочь, которая убедила Светлану Скрипичкину в том, что жизнь есть сплошное удовольствие. И вот, пожалуйста, – результаты налицо. Из

обыкновенных «человеков» сделались тунеядцы.

Согласен ли ты, Игорь Николаевич, с решением сессии о выселении тунеядцев из города и привлечении их к трудовой деятельности? – неожиданно спросил Пастухов.

– Согласен, – ответил Игорь, не колеблясь ни секунды.

– Согласен ли ты, что их нужно воспитывать трудом?

– Вы говорите, как по радио вещаете, – засмеялся Игорь, – конечно, согласен. С этим нельзя не согласиться.

– Вот и отлично! Значит, договорились: берешь их в свою бригаду, – и Пастухов вытер пот со лба, вздохнув, как после тяжкой и утомительной работы. В брига-аду?! – Игорь даже оторопел.

Все, что угодно, но этого он не ждал.

– Да, – подтвердил Пастухов, – именно в бригаду.

– Ну что вы, Илья Матвеевич, я не могу. У меня же… нет, Илья Матвеевич, я не возьму. Что я делать буду с этим краснорубашечником?! – чуть ли не взмолился Игорь.

– Возьмете. И заставите работать.

– Какой из Лукьяненко работник? И потом – у меня ведь бригада электриков-монтажников, у нас знания необходимы, у нас…

– Знания? Я думаю, Лукьяненко в состоянии изучить сложное орудие производства под названием лопата. Ведь прежде чем установить

столб, как ты знаешь, под него яму нужно выкопать.

– Яма ямой, но он же мне всю бригаду разложит!

– Не разложит. Не будете кисейными барышнями, не будете слезы проливать в платочек – так и не разложит.

Я хочу, чтобы ты меня понял правильно, Игорь Николаевич, – голос у Пастухова стал жестким, – решение надо не только принимать. но и выполнять. Конечно, можно было бы пойти по более легкому пути. Хулиган? Выселить из Севастополя в Пензу. Пьяница? Пожалуйте в Омск. Не хочет работать? Выселить в Челябинск. Подальше от нашего города. А почему, собственно говоря, Омск, Пенза и Челябинск должны отдуваться за нас?! За наши внутренние грехи. Почему? Так вот, дорогой мой Игорь Николаевич, считаем вопрос решенным и не будем к нему больше возвращаться – пока, конечно. – И, видя, что Игорь что-то хочет сказать, добавил: – А сейчас иди и готовься в командировку.

– Далеко?

– На Маракутский полуостров. Колхоз «Гигант» надо обеспечить электричеством. Мы шефствуем над этим колхозом.

– Долго мы там провозимся?

– Вот это деловой разговор, – усмехнулся Пастухов. – Работы будете вести поэтапно. Первый этап Черноморье-Клиновка, второй Клиновка – колхоз «Гигант». До Клиновки примерно километров десять, а от Клиновки до «Гиганта» – двадцать. Вот и считай: десять и двадцать… Думаю, что провозитесь там не

меньше шести месяцев. Местность там не из приятных.-Пастухов подошел к карте Крыма и обвел указкой Маракутский полуостров, похожий на локоть. « Локоть » выдавался в Чериое

море. – Скалистый грунт. На первый взгляд как будто степь податливая, а копнешь поглубже – скала, компрессору будет над чем поработать, не одну пику изломаете, пока столб поставите. Люди у тебя в бригаде остаются прежние, проверенные, а Лукьяненко и Скрипичкина вам в помощь.

– Скрипичкина? Вы и Скрипичкину хотите мне подсунуть? – Игорю показалось, что кто-то в кабинете злорадно показывает ему язык. – Мужчину еще куда ни шло возьму – землю

будет копать, а эта девица мне на что? Не

возьму

– Это решено, товарищ Мартьянов. И решено не здесь, – перешел Пастухов на официальный язык. – Скрипичкина займет место повара в вашей бригаде. Или вы собираетесь харчеваться в ресторанах?

– Не собираемся, но Скрипичкина…

– Скрипичкина, конечно, не приготовит вам шашлык по-кавказски, и даже люля-кебаб не сможет сделать, но щи и кашу, я думаю, она

сварит. Так что причин для паники не вижу.

Ну, – подвел Пастухов черту под разговором. – Желаю счастья, начальник. Собирайся в путь-дороженьку. – Он дружески сжал Мартьянову руку. – Не забывай писать, воспитатель. Самое глааное, запомни накрепко: и я, и ты, и весь город ответственны за этих людей. Ответственны за их судьбу. А сейчас шагай себе до дому, до хаты.

Игорь шел по ночному Севастополю, и ему казалось, что каждый дорожный знак, каждый уличный фонарь старается его поддеть: «Что, мол, не сумел отказаться? Пеняй на себя!» И голос Лукьяненко, который сейчас был почему-то скрипучим, ехидно шептал… «нас же воспитывать надо». Нет, это дорожный знак раскачивается и скрипит. Ветер, Ветер всегда раскачивает дорожные знаки.

А вот лицо самой Скрипичкиной. Оно надвигается на Игоря откуда-то из темноты. Красивое девичье лицо, испорченное косметикой. Странный фиолетово-красный рот растягивается в улыбке, подмалеванный глаз бесцеремонно подмигивает Мартьянову. Подмигнул и погас. Или это лампочка перегорела в светильнике?

– Тьфу, наваждение какое-то, – пробурчал Игорь и, подняв воротник плаща, ускорил шаг.

«Привидения» тотчас исчезли.

«Привидения» исчезли, а в бригаде электриков-монтажников появился Жорж Лукьяненко и ставшая с легкой руки Пастухова поварихой Жозефина, по паспорту – Светлана Скрипичкина.

…Вот что на практике означает железное слово «надо». И если бы Гена Сафонов знал о разговоре Мартьянова с Пастуховым, он бы наверняка изменил свое мнение и о слове «твердо». Он понял бы, что «твердо» не есть «твердолобо».

… Вошел Мартьянов в палатку и сразу же наткнулся на Жору. Лукьяненко стоял в позе рыцаря печального образа, после того как тот потерпел поражение в борьбе с ветряными мельницами. Во всяком случае, так показалось Мартьянову, человеку немного книжному и поэтому склонному к литературным ассоциациям.

Увидев Мартьянова, Лукьяненко сразу же переменил положение, и от дон-Кихота ничего не осталось. Наоборот, сейчас перед Мартьяновым стоял вполне современный человек, этакий «и один в поле воин».

И один в поле воин протянул свои руки вперед и, шевеля красными помятыми пальцами, сказал тоном, не терпящим возражения:

– Учтите, товарищ начальник, я не потерплю над собой физического насилия! Если повторится еще раз что-нибудь подобное, –

Лукьянеико подул на пальцы, – то я вынужден буду поднять на ноги всю прессу. Закон на моей стороне.

Действительно, законы были на стороне Лукьяненко, и он неплохо их знал. Считая, что ой сказал всё, что было необходимо, Жора снял пиджак и завалился снова спать.

Мартьянов только и успел сказать:

– Не пойму, что ты за человек, Лукьяненко. Не пойму. – И тотчас вышел из палатки.

С ребятами ему было легче.

Да, с ребятами Мартьянову было легче. Генка Сафонов, Олег Синельников, Колька Снегирев, Митрич… Вся бригада – старая проверенная гвардия. Гвардия, которая не подведет, не подкачает. Гвардия, которая неукоснительно поддерживает распорядок, раз и навсегда заведенный Мартьяновым. А Игорь считал, что в такой жизни, как у них, самое главное – железный распорядок дня.

7 ч. 00 м. Подъем. (Обязательно быстрый.)

7 ч. 15 м. Политинформация. (Название не совсем удачное, так как в это время никто и никогда не получал политических информации – народ грамотный, читает газеты и слушает радио.) Проводятся политинформации примерно так:

– … Вот я и говорю: не каждому дано в космосе побывать. Везет же людям!..

– На математику да на физику нужно было в свое время нажимать, и тебе бы повезло. А то с хронической тройкой его на Луну потянуло!

– Самое главное, братцы, это любовь! История на этом держится – Ромео и Джульетта, Митрич и… Умолкаю. Говорю, больше не буду!..

– Пояс мой положи на место. Пояс не тронь! Куда прячешь? На нем моя метка…

– Ты не вздумай сегодня опять забыть крючья с изоляторами…

– Игорь Николаевич, а на яме я вчера вкалывал, пусть сегодня Лохматый пойдет, или…

– Лохматый, Лохматый! (С легкой Жоркиной руки за Николаем Снегиревым прочно утвердилось это прозвище.) Что, кроме Снегирева, найти никого не можете?! Вчера – Колька, сегодня – Колька…

Впрочем, мы отвлеклись от темы. 7 ч. 30 м. Завтрак. (Обязательно горячий и обязательно сытный.)

7 ч. 50 м. Выход или выезд на работу.