Юрий Сотник - На школьном дворе

– Ну, и что? – спросил Глебов.

– Ну, и вспомнил я, как в областном геологическом музее видел образец марганцевой руды. Это такой конгломерат, понимаете ли, состоящий из гальки, как бы сцементированной окисью марганца. А окись марганца – она ведь черная. Вот и зародилась у меня мыслишка проверить этот Черный ручей.

– Ну, и как? – снова спросил Глебов.

– Вот мы и совершили небольшую экскурсию к этому Черному ручью. Только туда на лодке не пробиться: сплошные завалы. Надо пешую экспедицию организовать.

Тут Иван Карпович Лыков заговорил вдруг громко и решительно:

– Извините, что перебиваю, но Инну Сергеевну интересуют несколько иные вопросы, чем окись марганца. Поэтому прошу вернуться к моему костру.

Данила Акимович и Федор Болиславович озадаченно посмотрели на секретаря райкома, но тот лишь молча кивнул.

Через несколько минут четверо взрослых разместились у костра Лыкова. Инна видела открытое и неглупое лицо Бурундука, видела, как встретили его ребята. Все это очень не вязалось с тем, что она испытала в Иленске. Стало не по себе и Глебову. Он сосредоточенно молчал. Бурундук чувствовал, что секретарь и корреспондент приехали не с добром, но не подал вида, что обеспокоен. Он обратился к учителю:

– Болиславович! У тебя ночные дневальные всегда с оружием сидят?

– Всегда с оружием. А что?

– Да в здешних краях Хозяин объявился. Как бы к нам не забрел.

– Видел кто?

– Самого не видели, но лежку видели и помет видели.

– Ладно. Учтем.

Разговор оборвался, но его решила поддержать Инна. Она спросила Лыкова, почему он свою палатку поставил так далеко от остальных.

– Для тишины, Инна Сергеевна, – ответил Иван Карпович и в свою очередь обратился к Инне: – Ну, так что ж, давайте, Инна Сергеевна, повторите товарищу Бурундуку, что вам про него наговорили.

Инна потупилась.

– Знаете... мне, право... право, как-то неловко. Глебов нахмурился.

– Ну, уж это вы оставьте, Инна Сергеевна. Вам не было неловко, когда я согласился потерять с вами субботу и воскресенье, вам не было неловко, когда вы товарища Лыкова чуть до инсульта не довели... В конце концов, надо же объяснить, зачем мы собираемся товарища Бурундука на пару деньков увезти.

При этих словах Федор Болиславович резко выпрямился.

– Это в каком смысле – увезти?

– Сейчас узнаете, – Глебов снова обратился к Инне: – Так вот, Инна Сергеевна, мы ждем.

Инна вынула из кармана платочек и стала протирать им уголки глаз. Лицо у нее было такое несчастное, что Глебов сжалился над ней.

– Ладно! Я сам расскажу, а вы поправляйте меня, если я где ошибусь. Начнем с того, что Данила Акимович, по словам его учеников, законченный алкоголик.

– Что-о? – закричал Федор Болиславович и вскочил.

Бурундук остался сидеть.

– Так-так! Интересно, – негромко сказал он. Словом, Инна и Глебов пересказали все, о чем недавно услышал Иван Карпович. Бурундук по-прежнему был внешне спокоен и только изредка вставлял:

– Так-так! Ну-ну!

Зато Федор Болиславович бегал вокруг сидящих у костра и, не стесняясь присутствия начальства, выкрикивал:

– Ну, пррррохиндеи! Ну, шарлатаны! – Когда же речь зашла об операции "Капроновый чулок", он остановился напротив Инны и заколотил себя кулаком в грудь. – Да я же сам, Инна Сергеевна, сам на них с чулком на голове выскакивал, чтобы эту окаянную Мокееву спасти!

От такого заявления Инна оторопела, а учитель еще немного побегал и остановился на этот раз перед секретарем.

– Не, товарищ Глебов! Я Луизу Мокееву знаю, она девочка хорошая, она сама и не подумает, чтобы на Данилу Акимовича клеветать. Если она и пошла на это значит, под давлением, под очень большим давлением, скорей всего под угрозами. А вот ее папаше товарищу Мокееву (Луиза не в него пошла) было бы очень приятно, чтобы Бурундука в газете ославили. Не вышло в районной, так бери выше: в областной!

– Позвольте! – вмешался Лыков. – А под чьим же давлением моя дочь лгала на Бурундука перед корреспондентом областной газеты?

И тут заговорила Инна:

– Извините! Но ведь никто не знал, что я из газеты.

– Что? – Федор Болиславович продолжил было свой путь вокруг костра, но остановился, словно на что-то наткнулся.

– Никто не знает, – повторила Инна. – Кроме Бориса Евгеньевича. А я ему об этом сказала только вчера.

Федор Болиславович строго уставился на Инну.

– Извините! А позвольте спросить, почему вы расспрашивали малолетних детей, а сами не сказали им, кто вы такая?

Инне пришлось объяснить, как после разговора с Альбиной и Демьяном она еще по дороге из аэропорта решила прибыть в Иленск инкогнито и даже не останавливаться в гостинице, чтобы не показывать своего командировочного удостоверения. Рассказывая о своей конспиративной деятельности, Инна снова вынула платочек и поднесла его к глазам, и тут даже свирепый Федор Болиславович смягчился:

– Ну, ясненько: эти прохиндеи вас за кого-то другого приняли. – Он обратился к Бурундуку: – Так что, Данила Акимович, ты поезжай с товарищем Глебовым и с товарищем корреспондентом, расследуй всю эту заваруху, а я пока тут за всем погляжу. Надеюсь, райком тебя денечка через два обратно доставит.

– Обещаю, – сказал Глебов. Он вдруг повалился на спину, подложил ладони под голову и затрясся от беззвучного смеха.

– Вы чего? – спросил его Федор Болиславович.

– Как "чего"? Думаете, часто секретарям райкомов приходится распутывать такие детективные истории?!

В воскресенье в доме Мокеевых томились два узника. Накануне Павел Павлович доставил Леньку с Луизой в Иленск, и над ними тотчас учинили суд. Председателем суда был сам Мокеев, его членами – Полина Александровна и мать Луизы Мария Васильевна,

– Первый вопрос заключается в чем? – заговорил Мокеев. – Вот этих надо изолировать от других элементов хотя бы до понедельника. А там, я надеюсь, прокурор разберется и привлечет Чебоксарова к настоящей ответственности.

– Я уж свою изолирую, – процедила Мария Васильевна. – Неделю из дома не выйдет.

– А я тебе помогу. Завтра воскресенье, ты иди по магазинам или еще куда, а я посторожу. Буду художественную литературу читать, а она пусть сидит в этой же комнате и вникает в свои поступки.

Но тут Хмелева объявила, что ей завтра снова на дежурство и Леньку сторожить будет некому.

– Ну, повешу я замок на веранду, – сказала она, – так он в окошко удерет. – Она вдруг обратилась к сыну: – Лень! Может, твоему честному слову поверить? Даешь честное слово, что не убежишь?

– Не дам, – твердо ответил Ленька. Он ненавидел сейчас Мокеева, и понимал, что должен предупредить ребят: мол, "эта самая" вовсе не невеста Акимыча, а, наоборот, корреспондент областной газеты.

Полина Александровна развела руками:

– Ну вот! Слышали?

– Этот вопрос мы решим таким образом, – сказал Мокеев. – Вы, Полина Александровна, утречком доставляете вашего сына к нам, и они будут вдвоем сидеть у меня. Всякие разговоры будут запрещены. Могут книжки читать, но только учебники, а не какие-нибудь "Томы Сойеры". Питанием его обеспечим. После этих слов Мария Васильевна заметно помрачнела, а Луиза, словно на уроке, подняла руку. Она была зла на отца не меньше Хмелева.

– Папа, скажи, пожалуйста... А если мне, например, захочется в этот... в туалет... а он-то у нас во дворе... Тогда как?

– Не беспокойся. Если мать будет дома, она тебя проводит, ну, а если я останусь с вами один, на оправку буду обоих сопровождать. Пока один там сидит, я другого посторожу.

– В общем, как в тюрьме настоящей! – буркнула Луиза.

Мария Васильевна поджала губы и вопросительно посмотрела на Хмелеву, но та решила быть непреклонной.

– Что ж, и правильно! – сказала она, обращаясь к сыну. – Вот теперь будете знать, как родителям нервы портить.

На следующий день началось тюремное заключение, тем более тяжкое, что тюремщик все время находился при узниках. Когда Полина Александровна привела сына к Мокеевым, там его и Луизу посадили за круглый стол, накрытый зеленой плюшевой скатертью, и положили перед ними стопку учебников, предоставив каждому выбирать себе чтение по вкусу. Павел Павлович сидел за своим письменным столом и временами щелкал счетами. Пока узников сторожили два тюремщика, заключенным было не так томительно. Мария Васильевна время от времени заходила в большую комнату, разговаривала с мужем о всяких хозяйственных делах, и ребятам это доставляло хоть какое-то развлечение.

Но вот все четверо пообедали на веранде, такой же, как у Хмелевых, и после этого началась настоящая пытка. Мария Васильевна ушла в город за покупками. Павел Павлович лег на диван и стал читать какую-то книгу. Луиза и Ленька сидели, уткнувшись носом в учебники, и следили за ним. Прошло около часа. Луиза написала что-то на задней обложке старого учебника и осторожно придвинула книгу к Хмелеву. Тот прочитал: "Когда он уснет – бежим". Хмелев обдумал это предложение и, написав ответ, так же осторожно придвинул учебник к Луизе. На обложке было написано: "А тебе что за это будет?"