Валерий Гусев - Великий жулик Большой папа

– Это ваш сын? - вежливо спросил Алешка про фотографию.

Начальник поезда, морской гном, весело рассмеялся: побежали от глаз к щечкам-яблочкам хитрые морщинки, замелькали в седой бороде несколько зубов.

– Это я сам, Леша! В боевой молодости! Когда служил в железнодорожном флоте. Бравый боец сухопутного крейсера - бронепоезда «Беспощадный».

Сухопутный крейсер, морской гном… Что ж, в дальней дороге всякое бывает.

– Вы, значит, - восхитился Алешка, - в детстве с немцами воевали?

– Еще как! - похвалился боевой гном, наливая нам красивый чай в стаканы в красивых подстаканниках. - Во! Гляди, Леха! - Он отодвинул в сторону бороду, и на его кителе, пониже тельняшки, вспыхнули два ордена и три медали - за боевые заслуги!

– У нашего папы, - не утерпел Алешка, - тоже полна грудь орденов и значков.

– Известное дело, - уважительно вздохнул гном, - он ведь тоже все время воюет… Пейте, пейте чай, ребятишки. Такого чая больше нигде не попробуете. Особенный!…

– Ага, - вежливо похвалил Алешка чай, - особенный. Из паровоза. - И громко хлюпает, и гремит ложечкой, пользуясь отсутствием мамы.

А наш поезд все мчится и мчится. И что-то в нем происходит. А мы об этом пока не знаем…

– Я ведь, ребятишки, с детства и всю жизнь мечтал моряком стать. Плавать на стальном броненосце, охранять морские рубежи Родины. А стал машинистом…

– А я всю жизнь мечтал стать машинистом, - сказал Алешка.

– Не получилось еще? - с сочувствием покачал головой Юрий Иванович.

– Получилось. Один раз, - признался Алешка.

Я тогда на эти его слова не обратил внимания. Так они, как-то промелькнули мимо. Как столбы за окошком вагона. Я, наверное, подумал, что он сказал о нашей «домашней» железной дороге - модели. Или о детской железной дороге в Кратове. А ведь Алешка имел в виду кое-что посерьезнее. В общем - проговорился. А я и не заметил…

– Был я тогда постарше Лехи, помладше Димки, - ударился в воспоминания Юрий Иванович. - Жили мы возле паровозного депо, батя мой там работал мастером. И мечтал он, чтобы я тоже пристал к паровозному делу. А тут война; батя - на фронт, я - на его место, в депо. Ладили мы там, знаете, что? Бронепоезд. Для фронта. Одевали его в броню, ставили на него орудия и пулеметы. Ну и, конечно, как сдали бронепоезд командованию, как развел он пары, загрузился продуктами и боеприпасами и двинул на фронт, я затаился в тендере, где уголь, и объявился, когда наш «Беспощадный» вовсю стучал колесами на запад. Хотели меня на первой же остановке ссадить да домой отправить - не вышло…

– Остановок не было? - догадался Алешка.

– Точно! Так и мчались мы до первого боя. Немцы тогда танковый десант бросили, чтобы железную дорогу перекрыть, а мы им со всех бортовых орудий так долбанули!

– И вы долбали?

– Нет, врать не стану. В том бою не долбал. Помогал кочегару уголек в топку бросать. Так и прижился. Командир бронепоезда приказал мне форму справить, оружие выдать…

– И стали вы юный герой!

Юрий Иванович немного смутился:

– Не сразу, конечно. Но стал. - Он опять раздвинул бороду и показал все свои медали. - Ну, а потом уж - вся жизнь на железной дороге. Машинистом стал, всю страну объездил. Сейчас-то я пенсионер, вот и поставили меня начальником…

И вот тут его прервали. Зашуршала трансляция, и чей-то строгий голос произнес:

– Начальника поезда просят срочно пройти в кабину машиниста!

– Жаль, - сказал Алешка. - А то бы вы нам рассказали про свои боевые заслуги.

– Успею еще, путь дальний. - И он заспешил к машинистам.

А мы - к родителям.

Мама сразу же возмутилась:

– Где вы шляетесь? Мы так волнуемся!

Но Алешка сразу же ее переключил:

– Не расцвел?

Мама вздохнула с надеждой:

– Вот-вот распустится.

Тут поезд стал тормозить - какая-то станция появилась.

И мы с Алешкой тут же выскочили на платформу. Мама даже не успела крикнуть нам вслед: «Вы куда?»

Станция оказалась так себе. Какая-то мазаная избушка с надписью «касса», два дерева по ее бокам и коза, которая старательно одно из них обгладывала, тряся бородой. От удовольствия. И больше - ничего.

Мы тогда сразу помчались к «цирковому» вагону - чем-то он нас привлекал. Какой-то он был загадочный. И даже морда нарисованного тигра казалась нам хитрой и вредной. У нее было такое выражение: «А я что-то знаю, да не скажу!».

Охранник вагона «Шапито» вышел на платформу и прохаживался взад-вперед, настороженно и внимательно поглядывая по сторонам. «Осторожно! Злая собака!» Он был в черной форме, с дубинкой на поясе. Подозрительно взглянул на нас. Но Алешку это ничуть не смутило.

– Дядь, - спросил он охранника, - а у вас там тигры? Дайте посмотреть.

Охранник взглянул на него искоса, сверху вниз, и небрежно бросил:

– Иди отсюда!

Алешка хамства и грубости не терпел.

– Твоя, что ль, платформа? - так же небрежно ответил он.

– Ща врежу дубинкой - узнаешь чья!

– Врежь! - Алешка остановился напротив него, задрал голову с хохолком на макушке. - А я папу позову.

Охранник заржал, как дикий конь. Или зарычал, как дикий тигр.

– Зови! И папе твоему достанется.

Тут уж и я не стерпел.

– А ты знаешь, кто у нас папа? Полковник милиции!

– А мама - генерал, - добавил Алешка.

– Полковник… Генерал… - проворчал дикий конь. Но уже не так грубо. - Не положено здесь посторонним. Охраняемый объект.

– Ну зачем же так грубо, дорогой мой? - укорил его ласковый, прямо мурлыкающий голос.

Мы обернулись.

В дверях вагона стоял огромный толстый человек, похожий на перекормленного «Вискасом» рыжего кота. Он жмурился от степного солнца, почесывал себя за ухом волосатой рукой и мурлыкал:

– Зачем же так грубо, Костя? Такие симпатичные любознательные детишки. - И он обратился к нам: - Жаль, что ничего в этом вагоне интересного не предвидится.

– А что предвидится? - спросил Алешка.

– Хурда-мурда всякая, - промяукал громадный кот. - Трапеции, турники, батут.

– А зверей нет? - разочаровался Алешка.

– Звери, дорогой мой, в следующем поезде едут.

– Тигры?

– И тигры, и бегемоты. - Дядька ловко, несмотря на свои размеры, спустился на платформу, взял Алешку за руку и не спеша пошел вдоль состава. - И всякие другие звери.

Но от Алешки так просто не отвяжешься.

– Ну хоть злую собаку покажите, - проныл он.

– Какую собаку? - удивился кот. - Никакой здесь злой собаки нет…

«Кроме охранника», - подумал я.

– …И доброй тоже нет. Все дрессированные собачки едут следующим поездом.

– Да вот же - у вас написано! - Алешка обернулся и ткнул пальцем в табличку с собачьей мордой.

– А… Это… - Какая-то тень пробежала по его лицу и исчезла. Оно cнова стало противно-приветливым. - Это так… Предупреждение для особо назойливых. - Намек на нас, что ли? - Чтобы возле вагона не крутились. А вы в каком вагоне едете?

– А вон, - Алешка махнул рукой.

– Хороший вагон, - почему-то похвалил его громадный кот. - Мне нравится.

– А это наши родители, - Алешка показал на маму и папу, которые стояли у дверей вагона.

– Хорошие родители, - промурлыкал кот, поклонился им издали и попрощался с нами. - Заходите как-нибудь на чаек. И родителей пригласите.

– Так чего заходить? - откровенно признался Алешка. - Зверей-то в вашем вагоне нет. А чаю у нас своего навалом.

– Да, чего нет, дорогой мой, того нет, - вздохнул кот и мягкой походкой вернулся к своему вагону, где не было ни злых собак, ни добрых зверей.

Только вот звери-то там были. И не цирковые, дрессированные и добродушные. А вовсе дикие.

Но мы этого тогда еще не знали. И узнали, к сожалению, слишком поздно.

– Где бегали? - спросил папа.

– Зверей смотрели, - сказал Алешка.

– Ну и как?

– А их там нет. Одна хурда-мурда. И собачья морда.

Мама поморщилась на его вольные выражения, но ничего не сказала.

Мы поднялись в вагон, и поезд мягко и плавно отчалил от перрона.

ЧУК И ГЕРДА

Вагонная жизнь опять пошла своим чередом. Постукивали колеса, посвистывал электровоз, позвякивали ложечки в стаканах.

В нашем купе было совсем как дома. Папа читал газеты, мама шепталась со своим кактусом, мы с Алешкой, лежа на верхних полках, смотрели в окно, за которым ничего особенного не было. Одна только большая, совсем бескрайняя степь, над ней - круглое жаркое солнце, да парят в небе большие, вроде орлов, птицы.

Скучновато…

Но странно: поезд шел себе и шел, жизнь в нем текла спокойно и размеренно, но мне почему-то казалось, что вокруг нас происходят какие-то тайные события. Будто в театре, за занавесом, во время антракта, какие-то неведомые люди меняют декорации. Мы спокойно пьем в буфете чай с печеньем и не догадываемся, что когда занавес распахнется, то начнется совсем другое действие - таинственное, тревожное, опасное…

Я не удержался и тихо спросил Алешку:

– Тебе ничего не кажется?

– Кажется… - прошептал он. - Кажется, я в туалет хочу.