Алексей Суворин - Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина

Так мне везет, что я начинаю подозрительно коситься на небеса. Поскорее спрячусь под стол и буду сидеть тихо, смирно, не возвышая голоса. Пока не решусь на серьезный шаг, т. е. не напишу романа, буду держать себя в стороне тихо и скромно, писать мелкие рассказы без претензий, мелкие пьесы, не лезть в гору и не падать вниз, а работать ровно, как работает пульс Буренина:

. Я послушаюсь того хохла, который сказал: "колы б я був царем, то украв бы сто рублив и утик". Пока я маленький царек в своем муравейнике, украду сто рублей и убегу. Впрочем, кажется, я уж начинаю писать чепуху.

Теперь обо мне говорят. Куй железо, пока горячо. Надо бы напечатать объявление об обеих моих книгах4 раза три подряд теперь и 19-го, когда о премии будет объявлено официально. 500 рублей я спрячу на покупку хутора. Книжная выручка пойдет туда же.

Что мне делать с братом?5 Горе, да и только. В трезвом состоянии он умен, робок, правдив и мягок, в пьяном же -- невыносим. Выпив 2--3 рюмки, он возбуждается в высшей степени и начинает врать. Письмо написано им из страстного желания сказать, написать или совершить какую-нибудь безвредную, но эффектную ложь. До галлюцинаций он еще не доходил, потому что пьет сравнительно немного. Я по его письмам умею узнавать, когда он трезв и когда пьян: одни письма глубоко порядочны и искренни, другие лживы от начала до конца. Он страдает запоем -- несомненно. Что такое запой? Этот психоз такой же, как морфинизм, онанизм, нимфомания и проч. Чаще всего запой переходит в наследство от отца или матери, от деда или бабушки. Но у нас в роду нет пьяниц. Дед и отец иногда напивались с гостями шибко, но это не мешало им благовременно приниматься за дело или просыпаться к заутрене. Вино делало их благодушными и остроумными; оно веселило сердце и возбуждало ум. Я и мой брат-учитель6 никогда не пьем solo, не знаем толку в винах, можем пить сколько угодно, но просыпаемся с здоровой головой. Этим летом я и один харьковский профессор7 вздумали однажды напиться. Мы пили, пили и бросили, так как ничего у нас не вышло; наутро проснулись как ни в чем не бывало. Между тем Александр и художник8 сходят с ума от 2--3 рюмок и временами жаждут выпить... В кого они уродились, бог их знает. Мне известно только, что Александр не пьет зря, а напивается, когда бывает несчастлив или обескуражен чем-нибудь. Я не знаю его адреса. Если Вас не затруднит, то, пожалуйста, пришлите его домашний адрес. Я напишу ему политично-ругатсльно-нежное письмо. На него ион письма действуют.

Рад, что мои передовая пригодилась9. Рассказ о молодом человеке и о проституции, о котором я говорил Вам, посылается в Гаршинский сборник10.

На душе у меня непокойно. Впрочем, все это пустяки. Поклон и привет веем Вашим. Список врачей я послал в календарь11. Пришлось переделать все. Если позволите, я в будущем году возьму на себя всю календарную медицину. Летом займусь в охотку. Будьте здоровы и покойны.

Ваш А. Чехов.

Маслов пишет мне: "2-й раз мне передают Ваш совет жениться. Что значит этот совет, благородный сэр?"

Посылаю рассказ учителя Ежова. Рассказ так же незрел и наивен, как его героиня Леля,-- этим он хорош. Все деревянное я вычеркнул.

Если рассказ не сгодится, то не бросайте. Мой протеже будет уязвлен12.

Письма, т. 2, с. 171--174 (частично); ПССП, т. XIV, с. 187-190; Акад., т. 3, No 500.

1 Вероятно, С. П. Кувшинникова.

2 М. М. Дюковский.

3 "Именины".

4 "В сумерках" и "Рассказы",

6 14 октября 1888 г. Ал. П. Чехов писал брату: "Выдержал у Суворина вполне заслуженную и подавляющую всепрощением встрепку за поклонение Бахусу. Повесил было нос, но теперь снова наладилось и старичина снова ласков со мною" (Письма Ал. Чехова, с. 219).

6 И. П. Чехов.

7 В. Ф. Тимофеев, который гостил летом 1888 г. у Линтваровых.

8 Н. П. Чехов.

9 "Московские лицемеры".

10 "Припадок"; напечатан в 1889 г. в сб. "Памяти В. М. Гаршина".

11 Суворин ежегодно издавал "Русский календарь".

12 Рассказ напечатан в "Новом времени" 15 октября 1888 г., No 4537, под заглавием, данным Чеховым, -- "Леля" (у Ежова било: "Одна").

ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ

27 октября 1888 г. Москва

27 окт.

Ежов не воробей, а скорее (выражаясь на благородном языке охотников) он щенок, который еще не опсовел. Он еще только бегает и нюхает, бросается без разбора и на птиц и на лягушек. Определить его породу и способности пока затрудняюсь. В пользу его сильно говорят молодость, порядочность и неиспорченность в московско-газетном смысле1.

Я иногда проповедую ересь, но до абсолютного отрицания вопросов в художестве еще не доходил ни разу. В разговорах с пишущей братией я всегда настаиваю на том, что не дело художника решать узкоспециальные вопросы. Дурно, если художник берется за то, чего не понимает. Для специальных вопросов существуют у нас специалисты; их дело судить об общине, о судьбах капитала, о вреде пьянства, о сапогах, о женских болезнях... Художник же должен судить только о том, что он понимает; его круг так же ограничен, как и у всякого другого специалиста,-- это я повторяю и на этом всегда настаиваю. Что в его сфере нет вопросов, а всплошную один только ответы, может говорить только тот, кто никогда не писал и не имел дела с образами. Художник наблюдает, выбирает, догадывается, компонует -- уж одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать. Чтобы быть покороче, закончу психиатрией: если отрицать в творчестве вопрос и намерение, то нужно признать, что художник творит непреднамеренно, без умысла, под влиянием аффекта; поэтому если бы какой-нибудь автор похвастал мне, что он написал повесть без заранее обдуманного намерения, а только по вдохновению, то я назвал бы его сумасшедшим.

Требуя от художника сознательного отношения к работе, Вы нравы, но Вы смешиваете два понятия: решение вопроса и правильная постановка вопроса. Только второе обязательно для художника. В "Анне Карениной" и в "Онегине" не решен ни один вопрос, но они Вас вполне удовлетворяют, потому только, что все вопросы поставлены в них правильно. Суд обязан ставить правильно вопросы, а решают пусть присяжные, каждый на свой вкус.

Ежов еще не вырос. Другой, которого я рекомендую Вашему вниманию, А. Грузинский (Лазарев) талантливое, умное и крепче.

Приводил я Алексея Алексеевича с наставленном -- ложиться спать не позже полночи. Проводить ночи в работе и в разговорах так же вредно, как кутить по ночам. В Москве ou выглядел веселей, чем в Феодосии; жили мы дружно и по средствам; он угощал меня операми, а я его плохими обедами.

Завтра у Корша идет мой "Медведь". Написал я еще один водевиль: две мужские ролы, одна женская2.

Вы пышете, что герой моих "Именин" -- фигура, которою следовало бы заняться. Господи, я ведь не бесчувственная скотина, я понимаю это. Я понимаю, что я режу своих героев и порчу, что хороший материал пропадает у меня зря... Говоря по совести, я охотно просидел бы над "Именинами" полгода. Я люблю кейфовать и не вижу никакой прелести в скоропалительном печатании. Я охотно, с удовольствием, с чувством и с расстановкой описал бы всего моего героя, описал бы его душу во время родов жены, суд над ним, его пакостное чувство после оправдательного приговора, описал бы, как акушерка и доктора ночью пьют чай, описал бы дождь... Это доставило бы мне одно только удовольствие, потому что я люблю рыться и возиться. Но что мне делать? Начинаю я рассказ 10 сентября с мыслью, что я обязан кончить его к 5 октября -- крайний срок; если просрочу, то обману и останусь без денег. Начало нишу покойно, не стесняя себя, но в средние я уж начинаю робеть и бояться, чтобы рассказ мой не вышел длинен: я должен помнить, что у "Северного вестника" мало денег и что я один из дорогих сотрудников. Потому-то начало выходит у меня всегда многообещающее, точно я роман начал; середина скомканная, робкая, а конец, как в маленьком рассказе, фейерверочный. Поневоле, делая рассказ, хлопочешь прежде всего о его рамках: из массы героев и полугероев берешь только одно лицо -- жену или мужа,-- кладешь это лицо на фон и рисуешь только его, его и подчеркиваешь, а остальных разбрасываешь но фону, как мелкую монету, и получается нечто вроде небесного свода: одна большая луна и вокруг нее масса очень маленьких звезд. Луна же не удается, потому что ее можно попять только тогда, если понятны и другие звезды, а заезды не отделаны. И выходит у меня не литература, а нечто вроде шитья тришкиного кафтана. Что делать? Не знаю и не знаю. Полошусь на всеисцеляющее время.

Если опять говорить по совести, то я еще не начинал своей литературной деятельности, хотя и получил премию. У меня в голове томятся сюжеты для пяти повестей и двух романов. Одни из романов задуман уже давно, так что некоторые из действующих лиц уже устарели, не успев быть написаны. В голове у меня целая армия людей, просящихся наружу и ждущих команды. Все, что я писал до сих пор, ерунда в сравнении с тем, что я хотел бы написать и что писал бы с восторгом. Для меня безразлично -- писать ли "Именины", или "Огни", или водевиль, или письмо к приятелю,-- все это скучно, машинально, вяло, и мне бывает досадно за того критика, который придает значение, например, "Огням", мне кажется, что я его обманываю своими произведениями, как обманываю многих своим серьезным или веселым не в меру лицом... Мне не правится, что я имею успех; те сюжеты, которые сидят в голове, досадливо ревнуют к уже написанному; обидно, что чепуха уже сделана, а хорошее валяется в складе, как книжный хлам. Конечно, в этом вопле много преувеличенного, многое мне только кажется, по доля правды есть, и большая доля. Что я называю хорошим? Те образы, которые кажутся мне наилучшими, которые я люблю и ревниво берегу, чтоб не потратить и не зарезать к срочным "Именинам"... Если моя любовь ошибается, то я неправ, по ведь возможно же, что она не ошибается! Я дурак и самонадеянный, человек или же в самом деле я организм, способный быть хорошим писателем; все, что теперь пишется, не правится мне и нагоняет скуку, все же, что сидит у меня в голове, интересует меня, трогает и волнует -- и из этого я вывожу, что все делают не то, что нужно, а я один только знаю секрет, как надо делать. Вероятнее всего, что все пишущие так думают. Впрочем, сам черт сломает шею в этих вопросах...