Элинор Портер - Поллианна взрослеет

– Да, действительно… молодцы. – Промямлила Поллианна, стараясь не показывать своего настроения.

– Представляешь, все это происходит прямо сейчас, в этот вечер! Вот бы увидеть их хотя бы краешком глаза!

– Да, да! – с притворным восторгом поддержала его Поллианна.

– Думаю, миссис Керю не ошиблась, когда взяла Джимми к себе в помощники, – засмеялся мистер Пендлтон. – Вот только интересно, как Джимми справится, играя роль Санта Клауса перед полусотней молодых женщин!

– А что, я думаю, он от этого в восторге! – тряхнула головой Поллианна.

– Думаю, да. Но, признай, это ведь не то же самое, что изучать строительство плотин и мостов.

– Еще бы!

– Но я верю в Джимми и рискну предположить, что девушек ждет в этот раз, самое веселое Рождество, какое они могли бы себе представить.

– Д-да, конечно, – выдавила из себя Поллианна, пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе и не сравнивать свой безрадостный вечер накануне Рождества, проведенный в обществе Джона Пендлтона, с веселым праздником в Бостоне и с Джимми в обществе полусотни девушек.

Наступила короткая пауза. Джон Пендлтон мечтательно смотрел на пляшущие в камине языки пламени.

– Какая удивительная женщина миссис Керю, – произнес он наконец.

– Да, она просто замечательная! – воскликнула Поллианна

Воодушевление в ее голосе на этот раз было неподдельным.

– Джимми много писал мне о том, сколько она всего сделала для тех девушек, – продолжал мистер Пендлтон, не отрывая взгляда от пламени в камине. – Кстати, в предыдущем письме он вообще немало интересного сообщил о ней. Он пишет, что с самого начала был от нее в восторге, но все же не в такой степени, как сейчас, когда узнал ее по-настоящему.

– Она просто очаровательная! – горячо заверила собеседника Поллианна. – Она очень славная женщина, и я ее обожаю!

Джон Пендлтон вдруг резко обернулся к Поллианне. Выражение его глаз как-то странно переменилось.

– Я знаю, милая. Представь себе, не ты одна ее столь горячо любишь.

От неожиданной догадки у Поллианны на мгновение замерло сердце. Джимми?!.. Неужели возможно, чтобы Джимми вот так… чтобы он был в миссис Керю влюблен?

– Вы имеете в виду… – неуверенно начала она, но так и не решилась высказать вслух свое страшное предположение.

Джон Пендлтон зачем-то порывисто поднялся со своего места.

– Я имею в виду девушек из общежития, – сказал он, криво усмехаясь. – Тебе не кажется, что эти полсотни девушек из общежития должны обожать ее до крайности?

– Да, конечно, – пробормотала Поллианна.

Она механически ответила на какое-то очередное замечание Джона Пендлтона. Но она была настолько смущена и даже подавлена, что весь остаток вечера отмалчивалась, а говорил в основном ее гость.

Ему-то как раз, похоже, хотелось высказаться. В возбуждении он сделал несколько кругов по комнате, потом снова уселся на свое прежнее место. При этом он не переставал говорить и говорил на единственную тему – все о миссис Керю, все о ней да о ней.

– Удивительная история, как это у нее сложилось с Джеми. Я все думаю, действительно ли он ее племянник?

Поллианна не отвечала и после короткой паузы он стал дальше развивать свою мысль.

– Как бы там ни было, он славный парень. Мне он нравится. В нем есть что-то настоящее, цельность характера. И она к нему по-настоящему привязана, независимо от того, действительно ли они родственники или нет.

Он снова на мгновение замолчал. А затем продолжил несколько иным тоном.

– А самое удивительное, что она не вышла замуж во второй раз. Ведь она по-настоящему красивая женщина. Как ты считаешь?

– Да, конечно, она… – торопливо пробормотала Поллианна, – …она очень красивая женщина.

Голос ее слегка дрогнул, потому что именно в этот момент она увидела собственное отражение в зеркале напротив, а ведь Поллианна сама никогда не считала себя сколько-нибудь красивой.

Джон Пендлтон говорил еще очень много. Он говорил мечтательно и увлеченно. Он смотрел на огонь в камине и говорил, кажется, не особенно беспокоясь, слушают ли его, и отвечает ли ему кто-нибудь. Со всей очевидностью, ему нужно было излить душу. Наконец он встал и начал прощаться – пожалуй, не слишком охотно.

Поллианна же, напротив, не могла дождаться, когда он, наконец, уйдет и она сможет побыть в одиночестве. А как только он ушел, она об этом пожалела: ей было бы легче, если бы он еще немного задержался. Она вдруг осознала, что ей тяжело оставаться наедине со своими мрачными мыслями.

Теперь у нее практически не оставалось сомнений: Джимми влюблен в миссис Керю. Вот почему он сделался таким угрюмым и подавленным, когда она уехала из Белдингсвилля. Вот почему он почти не приходил повидаться с Поллианной, когда миссис Керю уехала в Бостон. Вот почему…

Бесчисленные подробности прошлого лета всплывали в памяти Поллианны, и сейчас все они находили четкое объяснение и складывались в одну очевидную истину.

Да и почему бы Джимми не влюбиться в миссис Керю? Ведь она действительно красивая и очаровательная женщина.

Правда, она старше Джимми. Но молодые люди, случалось, женились на женщинах даже старше нее. А если они друг друга любят, то…

Той ночью Поллианна рыдала в постели, пока не уснула.

Утром она набралась мужества, чтобы трезво оценить факты и попыталась даже применить игру в радость. Но тогда ей вспомнились слова, некогда произнесенные Нэнси: «Если есть на свете кто-то, кому не помогла бы твоя игра, то это разве что пара рассорившихся влюбленных!»

«Конечно, мы не ссорились, а главное – мы не то что бы влюбленные… – рассуждала Поллианна, слегка краснея. – И вообще я могу радоваться тому, что он счастлив и что она счастлива… Вот только…».

Даже мысленно Поллианна не посмела закончить последнее предложение.

Зная теперь, что Джимми и миссис Керю любят друг друга, Поллианна находила этому все новые и новые подтверждения. По крайней мере она не упускала ничего, что могло бы укрепить ее уверенность. Во-первых, она находила многочисленные подтверждения открывшейся ей истине в письмах самой миссис Керю.

«Я часто вижусь с твоим другом, юным Пендлтоном, – писала та, – и он все больше мне нравится. Честно говоря, я бы хотела по крайней мере из любопытства, понять, откуда у меня это волнующее ощущение, будто бы я с ним была знакома и раньше».

Она упоминала в своих письмах Джимми часто, но как будто мимоходом. А для Поллианны именно эти попутные упоминания были особенно болезненными, поскольку свидетельствовали о присутствии Джимми в жизни миссис Керю как о чем-то очевидном и бесспорном.

Не было недостатка и в других источниках, из которых Поллианна черпала подтверждения своим подозрениям. Джон Пендлтон все чаще приходил к ней, чтобы рассказать об успехах Джимми в Бостоне. И никогда эти новости не обходились без упоминания о миссис Керю. Бедная Поллианна иногда спрашивала себя, почему Джон Пендлтон не может разговаривать ни о чем другом, кроме миссис Керю и Джимми, имена которых сливались в его устах в одно целое.

Приходили также письма от Сэди Дин, в которых та рассказывала о Джимми и о том, как он помогает миссис Керю. Даже Джеми, с которым она теперь переписывалась, внес свою лепту, написав ей однажды:

«Сейчас уже десять вечера. А я сижу дома один, ожидая возвращения миссис Керю. Она уехала с Пендлтоном на очередную вечеринку. Они регулярно устраивают такие мероприятия в общежитии для работающих девушек».

От самого Джимми Поллианна получала известия очень редко, и этому, грустно рассуждала она, можно было бы только радоваться.

– Если он не может писать ни о ком другом, кроме как миссис Керю и об их девушках, я даже рада, что письма от него приходят нечасто! – вздыхала Поллианна.

Один за другим пролетели зимние дни. Позади остался январь с метелью и сугробами и февраль с мокрым снегом и распутицей. На смену им пришел март с порывистым ветром, который заставлял тяжелые ставни непрерывно хлопать, а ворота скрипеть, действуя на и без того напряженные нервы Поллианны.

Ох, как непросто было играть в радость в такие дни. Но девушка продолжала игру мужественно и честно. Тетушка Полли играть прекратила вовсе, что отнюдь не облегчало положения Поллианны. Тетя Полли вообще выглядела чрезвычайно печальной и подавленной. Она, к тому же, неважно чувствовала себя физически, что вызывало у нее еще более глубокую тоску.

Поллианна тем не менее по-прежнему надеялась получить первый приз на конкурсе рассказов. Впрочем, теперь ее вполне устроил бы даже не первый, а один из первых. Ведь она писала новые рассказы и отправляла их в журналы. И регулярность, с которой редакции возвращали ей рукописи, несколько поколебала веру девушки в собственный литературный талант.

– По крайней мере я могу радоваться тому, что в свое время ничего не сказала об этом тете Полли, – утешала себя Поллианна, читая очередной отказ в публикации, сопровождавшийся традиционной благодарностью за предложенную рукопись. – По крайней мере, у тетушки не будет оснований переживать еще и по поводу моей неудачи, раз она о ней не знает.