Роза и ее братья - Луиза Мэй Олкотт

– А вот и нет, я получила право только на одну, от которой никакого толку, потому что Арчи свое слово сдержит, я в этом не сомневаюсь! – Розу так огорчило и даже ошарашило крушение всех ее надежд, что слова прозвучали резко; взять у отступника сережку она отказалась.

Он передернул плечами, бросил сережку ей на колени с напускной беспечностью и равнодушием, но вышло совсем неестественно, потому что на деле ему было очень стыдно, и вообще он был в крайнем смятении. Роза хотела заплакать, но гордость ей этого не позволила; ее обуревала злость, поэтому она решила, что лучше выговориться, чем лить слезы. Бледная и взволнованная, она встала с кресла, отбросила серьгу в сторону и заговорила, безуспешно пытаясь сдержать дрожь в голосе:

– Оказывается, ты совсем не тот, кем я тебя считала, и я совершенно тебя не уважаю. Я пыталась тебе помочь быть хорошим, но ты не принял моей помощи, и больше я пытаться не стану. Ты часто говоришь о том, что ты джентльмен, но на деле это не так, потому что ты нарушил слово, и я больше никогда не смогу тебе доверять. И не вздумай провожать меня домой. Пусть лучше меня сопроводит Мэри. Спокойной ночи.

И, нанеся этот последний сокрушительный удар, Роза вышла из комнаты, оставив Чарли в полном онемении – как если бы один из его ручных голубей клюнул его прямо в лицо. Роза очень редко злилась, и, когда страсти все же брали верх над благоразумием, на мальчиков это производило сильнейшее впечатление, потому что, как правило, речь шла о праведном гневе по поводу некой несправедливости или дурного поступка, а вовсе не о ребяческой обиде.

Душевная буря разрешилась всхлипом-другим, пока Роза одевалась в гардеробной; потом она вышла, точно омытая ливнем. Торопливо попрощавшись с тетей Кларой, которую уже пользовала парикмахерша, Роза спустилась вниз – отыскать горничную Мэри. Но Мэри на месте не оказалось, другого слуги тоже, поэтому Роза выскользнула из дома через заднюю дверь, теша себя надеждой, что сумела избежать страшной неловкости – идти домой в сопровождении Чарли.

Тут, впрочем, она ошиблась, потому что, как только за ней стукнула калитка, раздались знакомые шаги и Принц оказался рядом. Он произнес с покаянной вежливостью, от которой гнев Розы волшебным образом испарился:

– Можешь, если не желаешь, со мной не говорить, но я должен проводить тебя домой, кузина.

Она тут же обернулась, протянула ему руку и сердечно откликнулась:

– Я сама зря разозлилась. Прости меня, пожалуйста, будем опять друзьями.

Это подействовало лучше, чем дюжина проповедей о прощении, и принесло Чарли явственную пользу, ибо Роза наглядно продемонстрировала ему, сколь обаятельным бывает смирение и как мало слова ее расходятся с делом.

Он приязненно пожал ей руку, потом положил ее ладонь себе на локоть и произнес, как будто спеша восстановить ее о себе доброе мнение, которое едва не утратил:

– Вот что, Рози: колечко я прицепил на место и попробую еще раз. Но ты не представляешь себе, как это тяжело, когда над тобой смеются!

– А вот и представляю! Ариадна измывается надо мной при каждой встрече, потому что я не ношу серег, хотя с таким трудом вымолила позволение проколоть уши.

– Знаю я эту зануду, но надо мной измываются еще хуже! Попробуй сдержись, когда тебя дразнят маменькиным сынком и подкаблучником.

– Мне казалось, ты у нас достаточно сдержанный. Все мальчики говорят, что из них семерых ты самый хладнокровный.

– В определенных вещах да, но я терпеть не могу, когда надо мной смеются.

– Да, это неприятно, но разве насмешки не проще терпеть, если сознаешь свою правоту?

– Всяким святошам вроде Арчи – да, а мне нет.

– Ну, не надо обзываться. Я бы сказала, он наделен нравственной отвагой, а ты – физической. Мне дядя объяснил разницу, и нравственная отвага куда важнее, хотя на первый взгляд может показаться иначе, – задумчиво произнесла Роза.

Чарли это совсем не понравилось, и он запальчиво ответил:

– Вот накинулись бы на него эти парни – он бы не меньше моего взбесился!

– Полагаю, именно поэтому он и держится от них подальше, чего и тебе советует.

Тут Роза его поддела, и Чарли сразу это осознал, но в первый момент не подал виду, хотя его понимание ситуации стремительно менялось: почему-то некоторые вещи он увидел в темноте куда отчетливее, чем при свете, да и говорить искренне в присутствии «одной Розы» оказалось гораздо проще.

– Ну, если бы он был мне родным братом, у него бы еще было право вмешиваться, – начал Чарли неуверенным тоном.

– Жаль, что он тебе не родной брат! – воскликнула Роза.

– Очень жаль, – согласился Чарли, и они хором рассмеялись над его непоследовательностью.

Смех пошел обоим на пользу, и когда Принц заговорил снова, тон его стал совсем другим – вдумчивым, а не задиристым и высокомерным.

– Мне, понимаешь ли, очень тяжело оттого, что у меня нет ни братьев, ни сестер. Другим повезло больше – им не приходится искать приятелей на стороне. А я совсем один, мне б ну хотя бы сестричку…

Роза тут же прониклась к нему жалостью и, будто бы не услышав неприятного «хотя бы» в последней фразе, ответила застенчиво, но серьезно – и этим тут же покорила своего кузена:

– А давай я понарошку буду твоей сестренкой. Да, я совсем глупенькая, но это все же лучше, чем вовсе ничего, – и мне будет очень приятно!

– И мне тоже! Так и сделаем, потому что ты никакая не глупенькая, ты ужас какая славная и рассудительная, мы все так считаем, и для меня будет большой честью, если ты станешь моей сестренкой. Ну, давай! – И Чарли с особой приязнью посмотрел с высоты своего роста на покачивавшуюся с ним рядом кудрявую головку.

Роза подпрыгнула от радости, положила ему на локоть ладошку в лайковой перчатке, сверху вторую и радостно произнесла:

– Ах, как ты здорово придумал! Тебе больше не будет одиноко, а я постараюсь занимать место Арчи до тех пор, пока он не изменит свое к тебе отношение – а он точно изменит, как только ты ему позволишь.

– Ну, скажу честно, пока мы с ним дружили, я не переживал о том, что у меня нет братьев и сестер, –