Братья Бондаренко - Сказки Гореловской рощи

Волк смеялся от всего сердца. Ай да барсук, ай да Филька, как поддел зайцев. А медведица Авдотья хлопала глазами, ничего не понимала. Видела — смеются вокруг, а чему — не знала. Толкнула подружку под бок:

—Что он сказал, Матренушка?

   —  Что зайцы волка повесить хотят.

   —  А что, дело хорошее. Давно его, разбойника, пора на сук вздернуть. Проходу от него"" зайцам не стало.

И еще голоса раздались:

   —  А ведь верно: безобразничать начал волк последнее время, одолел бедных зайчишек.

Чего там зайчишек, — подал с березы голос бобер Яшка. Ему хотелось, чтобы все поглядели, как высоко сидит он на березе. — Вы знаете, как он медведя Ивана в прошлую субботу принял? Жуть одна. У меня до сих пор мурашки по спине бегут. Послушайте, как дело было.

Бобер уселся поудобнее и начал рассказывать:

Был медведь Иван в силе, был и в почете. Шли к нему ближние и дальние родственники.

   —  Берлогу новую строим. Приди, посиди под матицей. Говорят, от этого берлога прочнее бывает и счастье живет в ней.

И медведь шел, сидел.

   —  На охоту собираемся, барашка зарезали. Приди, съешь кусочек. Говорят, от этого охота удачнее бывает.

И медведь Иван шел, ел. Спокойно возле него родственникам было: вон он, медведь-то, здоровяк какой вон в нем силы сколько. Поможет при случае.

И медведь помогал, не отказывал.

Волк Рыжий Загривок и тот к нему в родню напросился. Приходит один раз и говорит:

   —  Сын у меня родился. Будь ему отцом крестным, а мне — кумом.

Попробовал было медведь Иван отказаться:

   —  Кумовство-то вроде не в почете сегодня. Но волк Рыжий Загривок просил, убеждал:

   —  Нельзя от старых обычаев отказываться.

И медведь согласился быть волку кумом. Доволен был волк. Чуть что, бывало, бежит к медведю:

   —  Помоги, кум.

И медведь Иван помогал ему. Говорил всем:

   —  Не обижайте волка. Он мой кум.

И обегали все стороной волка. И был он доволен. Но вдруг напала на медведя Ивана хворь. На глазах истаял, захирел. И сразу никому он не нужен стал. Сначала отказались от него дальние родственники, потом ближние. Ни под матицей в новой берлоге посидеть его не зовут, ни барашка перед охотой отведать. И в помощи ему отказали.

И пошел тогда медведь к волку.

   —  Помоги берлогу поставить. Мне самому не сдюжить. Ослабел я.

Но отвернулся от него волк Рыжий Загривок:

   —  Некогда мне.

   —  Но ведь ты кумом мне доводишься, — напомнил медведь.

   —  Об этом надо забыть, — сказал волк. — Кумовство теперь не в почете.

   —  Но ведь ты же сам говорил, что нужно держаться за старые обычаи.

   —  Верно, за старые обычаи держаться надо, но надо и новые создавать. Я решил придерживаться новых обычаев — без кумовства жить.

И выпроводил его за порог. И крепко-накрепко закрыл за ним дверь» Вот он какой, волк Рыжий Загривок, — закончил бобер Яшка рассказ свой.

И зашумели вокруг:

   —  Гнать волка! Гнать его из нашей рощи!

Услышал это волк и перестал смеяться. Сидел. Озирался по сторонам и думал: «Ах ты, барсучина. Ну, погоди...» И ругал себя: зачем пришел, не сиделось ему дома. Пусть темно у него в логове, пусть одиноко, зато никто его там не осудит, а тут — пожалуйста, из рощи гнать собираются.

Вокруг шумели. Кричали. Размахивали лапами.

Медведь Спиридон позвонил в колокольчик:

Тихо, братцы. Мы для чего сюда собрались? Сказки слушать. Так давайте о сказках и речь держать, а с волком мы сумеем и завтра' разобраться.

И повернулся к Фильке, который все еще стоял на кургане и хмуро глядел прямо перед собой:

   —  Ты иди, Филька, на место. Другие выступать будут.

   —  Я пойду, — сказал Филька. — Только насчет пирога поясните: ждать мне его или ужинать.

   —  Мы не можем этого пока сказать. Других послушать надо.

   —  Тогда я буду ужинать. А то болею, да еще голодом морить себя стану, совсем ослабну, — сказал Филька и пошел на свое место.

А медведь Спиридон спросил с макушки кургана:

   —  Ну, кому теперь предоставить слово?

   —  Предоставь мне, Спиридоша, — напомнил о себе медведь Иван.

Пирога с тыквой ему отведать хотелось все-все-таки ноему опять отказали: с одной сказкой на победу надеяться нечего.

   —  Эх, а я такую даль шел, да торопился, боялся опоздать, — вздыхал медведь Иван, покачивая реденькой бородкой.

Щенок Федотка подтолкнул Вертихвоста:

   —  Иди, Вертихвост, пора.

   —  Отстань, — отмахнулся от него Вертихвост.

А медведь Спиридон спросил:

   —  Так что, некому больше сказки рассказывать?

И все услышали тоненький голосок:

   —  Как это некому? Ты разве не видишь, что я уже иду?

Медведь Спиридон наклонился и увидел на тропе Ежа Иглыча. В роще его побаивались: язык у него острый, и сам он со всех сторон колючий. Нет, с Ежом лучше не связываться. И потому как только взбежал Еж Иглыч на курган и взобрался на врытый в его макушку камень, все притихли, а Еж Иглыч поморгал крошечными глазками, пошуршал колючками, заговорил:

   —  Больше всего в своей жизни я не люблю плутов. И решил я их в своих сказках на позор перед всей рощей выставить. А самый главный плут у нас в роще кто? Лиса! О ней и будет моя первая сказка.

Еж Иглыч стоял на макушке кургана на сером камне, шуршал колючками, пятачок его длинного носа торчал остро. Еж Иглыч рассказывал:

«Нашла Лиса жука, а он ей ни к чему. Выбросить — жалко. Мимо Барсук шел. «А подарю-ка ему, авось пригодится», — подумала Лиса и крикнула:

   —  Эй, Барсук, жука хочешь?

Глянул Барсук и живот погладил.

   —  Еще бы такого не хотеть.

   —  Бери тогда, дарю я тебе его.

И подарила Барсуку жука. Барсук с охоты шел. Развязал он сумку и говорит:

   —  Мы, барсуки, не привыкли просто так подарки принимать. Мы привыкли отдаривать. Держи-ка. И протянул Лисе связку мышей.

Сидит Лиса, ест их и думает: «Если он мне за жука дал целую связку мышей, то что же он мне даст за лягушку?»

И на другой же день пошла Лиса к озеру, поймала лягушку, отнесла Барсуку.

   —  Это тебе мой воскресный подарок.

А дело и впрямь в воскресенье было.

Принял Барсук лягушку. Забеспокоился: чем же Лису отдарить. Ничего у него припасено не было.

Побегу добуду чего-нибудь. Мы, барсуки, не привыкли просто так подарки принимать. Мы привыкли отдаривать. Сбегал Барсук в чащу, поймал тетерева. Отдал Лисе.

Сидит Лиса у себя дома, ест и думает: «Если он за лягушку дал мне тетерева, то что же он мне даст за луковицу?»

А до луковиц Барсук большой охотник.

На другой же день отыскала Лиса на поляне луковицу, выкопала и понесла Барсуку. Увидел ее в окошко Барсук и заволновался:

   —  Батюшки! Опять идет. За жука я ей мышей дал, за лягушку — тетерева, а за луковицу, что же, за гусем на деревню бежать? Сам чуть перебиваюсь, а тут ее еще корми.

Вылез Барсук наружу и, пригибаясь, от кустика к кустику убежал прочь от своей норы и больше не вернулся.

   —  Пусть, — говорит, — считает Лиса, что я только за то, что издали поглядел на ее луковицу, нору ей подарил свою».

Еж Иглыч покряхтел, по шуршал колючками. Сказал:

   —  Вот и вся моя сказка. А теперь скажи, Филька, правду я говорю или нет? Так дело было или по другому?

   —  Так. Все так, — привстал барсук, доедая свой ужин. — Замучила Лиса меня своими подарками. Мышей моих съела, тетерева съела. Я уж так решил: пусть лучше без норы останусь, а кормить ее больше не буду.

   —  Хо-хо-хо, — захохотал на березе Филин. И вдруг спохватился:

   —  А что это я хохочу? Э, просмеешься тут до утра и останешься без ужина. Мышонка не взять, он весь на виду.

И полетел в чащу.

   — А Еж Иглыч говорил в это время на кургане: Сама Лиса — плутовка и Лисенка плутовству учит.

   —  Неправда! — вскочила Лиса.

   —  Как это неправда? — зашуршал Еж Иглыч колючками. — Значит, я вру? Да я за всю свою жизнь ни разу не врал. Плут твой Лисенок. Послушайте, как он на днях медведя Спиридона оплутовал. Поймал медведь в речке пять раков, несет домой. Думает —позавтракаю сейчас.

Навстречу ему Лисенок. Увидел в лукошке у медведя раков, заблестел глазенками.

   —  Что, — спрашивает медведь Спиридон, — хочется небось рака отведать?

   —  Хочется, — признался Лисенок. — Ух, как хочется.

Достал медведь из лукошка рака.

   —  Ну, так и быть, возьми одного. Мне на завтрак и четырех хватит.

Потянулся было Лисенок за раком, но тут же отдернул лапку.

   —  Нет, дядя Спиридон, не возьму.

   —  Почему это? — удивился медведь.

   —  Принесу домой, спросит мать, где взял...

   —  Скажешь, что я дал.

   —  Оно бы можно, дядя Спиридон, да нельзя. Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, а мне — нет. Не поверит. Не донес, скажет, съел дорогой. Да еще и побьет. Из доброты твоей беда может выйти.