Сергей Михалков - Эцитоны бурчелли

В саду появляется домработница.

Дуняша! Газет еще нет?

Домработница. Только что смотрела - не было!

Растегай. Посмотрите, посмотрите, пожалуйста, еще раз.

Домработница. И посмотрю.

Из дома на веранду выходит Раиса Павловна. Она в черном.

Дуняша уходит.

Раиса Павловна (с тревогой в голосе). Второй час, а мы еще ничего не знаем.

Растегай. Кто должен был звонить?

Раиса Павловна. Обещали сразу же дать знать с аэродрома.

Растегай. Когда они должны были прыгать? В котором часу?

Раиса Павловна. Утром. А когда - неизвестно.

Растегай. Может быть, мне позвонить на аэродром?

Раиса Павловна. Я не знаю номера телефона... Боже мой! Никогда не думала, что в день юбилея Платона Петровича мне придется пережить такое испытание!

Появляется Анна Павловна. Она в черном. Вместе с

домработницей вносит большую корзину цветов.

(Грустным голосом.) От кого цветы?

Домработница. Никологорские прислали. Куда велите поставить?

Раиса Павловна. Поставьте здесь. (Показывает.)

Анна Павловна. Какой внимательный человек! И главное, бескорыстный.

Раиса Павловна. И все же я не могу ему простить, что он признал у Платона Петровича здоровое сердце. Он бы мог поставить любой диагноз.

Растегай. Ну что вы! Профессиональная честь мундира!

Раиса Павловна (домработнице). Дуняша, вы чернослив протерли?

Домработница. Протерла, Раиса Павловна.

Раиса Павловна. И в холодильник поставили?

Домработница. Поставила, Раиса Павловна. Холодится.

Раиса Павловна. Хорошо. Теперь не забудьте взбить сливки.

Домработница. Взобью. (Уходит.)

Растегай. Раиса Павловна! Вы от холодильника не простужаетесь?

Раиса Павловна. Как так?

Растегай (думает вслух). А ведь бескорыстие, если серьезно разобраться, весьма относительное понятие. Скажем, я, так сказать, гратис, бескорыстно, решил помочь моему подзащитному. А он все равно получил свой срок. Что ему мое бескорыстие? Наоборот: он убежден в том, что, будь я вознагражден, я, вероятно, проявил бы больше заинтересованности к его делу, приложил бы больше старания, использовал бы больше возможностей...

Возвращается домработница, протягивает Растегаю газету.

(Начинает ее просматривать. Найдя в газете то,что искал.) Указ Президиума... в связи... так... так... (читает про себя) Платона Петровича Деревушкина... Москва, Кремль... Председатель... секретарь... (Деревушкиной.) Приятно все-таки... опубликовано на первой полосе... Ну что ж... Еще раз поздравляю, Раиса Павловна!

Раиса Павловна (грустно). Благодарю вас.

Анна Павловна. Заслуженная награда.

Растегай. Что говорить, ценят Платона Петровича! Ценят. Орден - за муравьев! Ценят...

Раиса Павловна (неожиданно). Марк Иванович! Скажите, в Академию только при жизни выбирают или бывают случаи, когда посмертно?

Растегай (подумав). Нет. Такого случая, по-моему, еще не было.

На веранду из дома выходят Софья и Серафима. Они в

модных летних платьях. Очень привлекательны.

Софья (весело). Ничего не слышно? Никто не звонил?

Серафима. Сколько еще ждать?

Анна Павловна. Кто знает. Мы все ждем.

Раиса Павловна (сестре). Аня! Цветы, пожалуй, лучше всего поставить в кабинете Платона Петровича, возле его портрета. Помоги мне, пожалуйста!

Обе уносят корзину с цветами в дом. Серафима и Софья

ждут, пока сестры уйдут.

Софья (продолжая спор). С этим я согласна! Но что касается Шишкина, то он не идет ни в какое сравнение с Айвазовским! Я за один шишкинский лес не возьму два айвазовских моря. И не думай!

Серафима. Сколько, по-твоему, у отца Шишкиных?

Софья. Было два.

Серафима. А Айвазовских?

Софья. Три.

Серафима. Ошибаешься! В столовой висит море не Айвазовского, а какого-то нашего художника.

Софья. Бред!

Серафима. И вообще это, кажется, не море, а озеро Селигер!

Софья. Не может быть!

Серафима. Посмотри сама хорошенько, если мне не веришь!

Растегай, сидя на скамье, читает газету. Сестры уходят в

дом.

Голос Софьи из дома: "Марк! Марк! Поди сюда!"

Растегай лениво поднимается, смотрит на часы, вздыхает,

уходит в дом.

Сцена некоторое время пуста. Затем на веранду выходят

Раиса Павловна и Анна Павловна.

Анна Павловна (вполголоса). Поражаюсь, как ты это терпишь! Ничего еще не случилось, а они уже ходят по вашей даче и ко всему присматриваются. Они же еще не введены в права наследства! Никто еще не введен! Что за дух стяжательства! Вот правы!

Раиса Павловна (устало). Анна! Я не в силах бороться. Пусть ходят, пусть присматриваются...

Анна Павловна. Я полагаю, ты не все лучшие картины держишь здесь, на даче, да еще на стенах?

Раиса Павловна. Несколько полотен по твоему совету я успела спрятать.

Анна Павловна (осторожно). Я бы могла две-три картины сохранить у себя в комнате. Если, конечно, ты мне доверяешь...

Раиса Павловна. Потом поговорим об этом.

Анна Павловна. Уж ко мне-то они не посмеют заявиться! Слушай, а библиотека? А коллекции насекомых? Библиотеку придется делить по собраниям сочинений.

Раиса Павловна. Я молю бога, чтобы Платон Петрович благополучно приземлился!

Анна Павловна. Это было бы великим счастьем. Ты знаешь, я сегодня представила себе твою жизнь без него - и я похолодела. На что ты можешь рассчитывать? На пенсию? Ну хорошо! Ну а что дальше? Какая бесперспективная перспектива! В муравьях ты ничего не понимаешь. Тебе идет уже пятый десяток. Чем ты будешь заниматься? Судиться с наследниками?

Раиса Павловна. Не надо... не надо опять об этом. Я не выдержу. Будь что будет!

Анна Павловна. Пятнадцать минут третьего. Когда же нас поставят в известность? Может быть, у них там ничего не состоялось?

Раиса Павловна. Ты знаешь, у меня почему-то не выходят из головы последние слова, которые он сказал перед отъездом на аэродром. Уже садясь в машину, он вдруг как-то странно задумался и про себя сказал: "Парашютист после отделения от самолета движется в двух направлениях..." Что он хотел этим сказать? В каких направлениях?

Появляются Растегай, Софья и Серафима.

Софья (как бы между прочим). Раиса Павловна! А где у вас маленький Левитан? Я помню, он висел у папы в кабинете. Теперь на его место висит какая-то фотография.

Раиса Павловна. Вы имеете в виду небольшой этюд?

Софья. Да. Небольшой этюдик. Совсем небольшой. Тысячи на три.

Раиса Павловна. Мы его... Платон Петрович подарил его кому-то...

Серафима. Вы не помните кому? Когда?

Раиса Павловна. В прошлом году одному болгарскому ученому.

Софья. Странно... Я его этой весной видела на стене.

Раиса Павловна. Ну, значит, этой весной. Честное слово, я не помню, Софья Платоновна! И потом, может быть, можно сегодня, сейчас не говорить о картинах? Вы видите, в каком я состоянии? Честное слово, мне сейчас не до живописи! (Уходит.)

Серафима. Мы все волнуемся. Но нельзя же сидеть, ждать у моря погоды и молчать. Этак можно с ума сойти!

Софья (сестре). Где же твой рыбак?

Серафима (равнодушно). Придет. Никуда не денется.

Растегай (после паузы). Есть такой анекдот. Один тоже прыгал. Ему сказали перед прыжком: "Если не почувствуете через две-три секунды рывка, немедленно открывайте запасной парашют. Внизу вас будет ждать машина. Она доставит вас на аэродром". Он прыгает. Рывка не чувствует. Пытается раскрыть запасной парашют, тот тоже не раскрывается. Бедняга камнем летит на землю, а сам чертыхается: "Ну, если еще и с машиной подвели..." (Включает радио.)

Звучит музыка.

Софья. Нет, как тебе это нравится?! Она спрятала Левитана!

Серафима. Если бы одного Левитана. А где этот... как его... Перов или Серов? Я уже не помню. Тот, что висел у отца в спальне? Где эта картинка? Где?

Софья. Братцы! Это грабеж среди бела дня!

Серафима. На нее надо найти управу! Я этого так не оставлю.

Растегай. Погодите, погодите! Рано! Рано!

Софья. А потом будет поздно! Поздно будет потом!

Серафима. Наглая воровка! Черт знает какая жадная баба!

Растегай. Тихо, тихо! Так можно дров наломать!

Появляется Никологорский.

Никологорский. Никаких новостей?

Растегай. Как видите, профессор! Сидим вот, ждем, полны тревог и сомнений.

Никологорский. Уважаю, бесконечно уважаю Платона Петровича - человека удивительного характера, полного чистых душевных помыслов.

Серафима (помолчав). Если кому-нибудь рассказать, что известный ученый в день своего шестидесятилетия просто так, не из горящего самолета, а исключительно ради собственного удовольствия прыгает с парашютом, - никто не поверит! Ну, он совершит свой прыжок, ну и что? Кого он этим удивит? Иностранных корреспондентов? Их не будет. Родственников? Вас, профессор?

Никологорский. Насколько я его понимаю, он никого и не собирается удивлять.

Софья (зло). Тем более. Была бы какая-то цель! А то ведь блажь! Удивительно, как легкомысленно мы сами отнеслись к этой безумной затее! Он... (Выключает радио.)