Рассказчик. Воспоминания барабанщика Nirvana и фронтмена Foo Fighters - Дэйв Грол

ВИРДЖИНИИ ГРОЛ.

Без нее мои истории были бы совершенно другими.

ДЖОРДИН БЛУМ.

Ты сделала мою историю интереснее и красивее.

ВАЙОЛЕТ, ХАРПЕР И ОФЕЛИИ.

Надеюсь, ваши истории будут столь же уникальны и прекрасны, как вы сами.

Иногда я забываю, что постарел.

Похоже, мой мозг просто надо мной издевается, давая ложное ощущение молодости и заставляя глядеть на мир через розовые очки глазами озорного мальчишки и радоваться мелочам.

Хотя достаточно всего лишь взглянуть в зеркало, чтобы вспомнить — я давно уже не тот мальчик с дешевой гитарой и стопкой пластинок, что часами упражнялся в одиночестве в надежде когда-то вырваться из маленького захолустного городка в штате Вирджиния. Нет. Теперь улыбка обнажает сколы на зубах, напоминая о годах работы с микрофоном, постепенно стирающим нежную зубную эмаль. Теперь зеркало отражает мешки под глазами — наследие многочасовых перелетов и бессонных ночей, когда, чтобы урвать у жизни столь ценный дополнительный час, в жертву приносился сон. В бороде проступает седина. И за все это я благодарен.

Когда-то давно меня пригласили выступить на благотворительном концерте «12-12-12» в поддержку пострадавших от урагана Сэнди. Концерт проходил в Нью-Йорке в Мэдисон-сквер-гарден. Лайн-ап[1] был эпохальный: Пол Маккартни, The Rolling Stones, The Who, Роджер Уотерс[2] — настоящие рок-идолы, не говоря уже о множестве других знаменитостей. В какой-то момент ко мне подошел промоутер и спросил, не хочу ли я сфотографироваться за сценой с поклонниками, пожертвовавшими крупные суммы. Я с радостью согласился и, плутая за закулисьем, представлял до отказа набитое помещение, где легенды рок-н-ролла (конечно же, все в черной коже и с британским акцентом) выстроились в линейку, как на школьную фотографию. Каково же было мое удивление, когда, войдя в комнату, я увидел только двух музыкантов в разных углах комнаты. Один блестел, как новенькая машина из элитного автосалона. Идеально выкрашенные волосы, автозагар и недавно сделанные ослепительно белые зубы (очевидная попытка борьбы с возрастом дала противоположный эффект, напомнив старую стену с несколькими слоями краски). Другой же походил на потасканный винтажный гоночный автомобиль. Жесткие седые волосы, глубокие морщины, зубы, состоянию которых не позавидовал бы сейчас и Джордж Вашингтон, и черная футболка, так плотно облегавшая широкую грудь, что сразу становилось ясно — ему вообще похер на все.

Может, это клише, но в тот момент я увидел свое будущее. Прямо здесь и сейчас понял, что ждет в будущем меня. Я решил, что буду принимать свои годы со всем, что они приносят. Что я стану старым ржавым гоночным автомобилем, и неважно, сколько раз мне придется заглохнуть на этом пути. В конце концов, не всему в этом мире нужен лоск. Если пятьдесят лет хранить гитару Blue Gibson Trini Lopez в футляре, она будет выглядеть так, будто только что сошла с конвейера. Но, если ее достать, показать солнцу, дать ей подышать, пролить над ней пот и слезы и, черт возьми, ИГРАТЬ на ней, через какое-то время она станет уникальной. Каждый инструмент стареет по-своему. По-моему, в этом и есть красота. Не в блеске сфабрикованной идеальности, а в истасканной дорогой и умудренной временем индивидуальности.

Удивительно, но память меня почти не подводит. С детства я мерил свою жизнь не месяцами или годами, а музыкальным развитием. Чтобы вспомнить конкретное время и место, мое сознание может полагаться только на песни, альбомы и группы. От радиовещания в 70-е до каждого микрофона, за которым стоял, я могу вспомнить, «кто», «что», «где» и «когда», с первых нот любой песни, которая сквозь динамики проникала прямиком в мою душу. Или, наоборот, из моей души — в ваши динамики. Некоторым воспоминания навевают запахи или вкус, кому-то для этого нужны зрительные образы. Мои же всегда связаны со звуком, играющим как неоконченный микстейп, ждущий отправки.

И хотя я никогда не был коллекционером в прямом смысле этого слова, я все же собираю мгновения жизни. И в этом смысле жизнь ежедневно проносится у меня перед глазами, как и в моих ушах. В этой книге я постарался запечатлеть некоторые из этих мгновений. Конечно же, эти воспоминания наполнены музыкой. И иногда они могут быть громкими.

ТАК ЧТО СДЕЛАЙТЕ ПОГРОМЧЕ! ПОСЛУШАЙТЕ ИХ ВМЕСТЕ СО МНОЙ.

«Папа, я хочу научиться играть на барабанах».

Я знал, что этот день настанет.

Передо мной стояла моя восьмилетняя дочь Харпер. Она смотрела на меня большими карими глазами, как Синди Лу Кто из фильма «Гринч — похититель Рождества», и держала в маленьких ручках мои старые барабанные палочки. Мой средний ребенок, моя мини-версия, моя дочь, больше всех похожая на меня. Я всегда знал, что однажды она заинтересуется музыкой, но… барабаны? Далеко не самая престижная позиция в мире музыки.

«На барабанах?» — спросил я, удивленно подняв брови.

«Да!» — пискнула она, улыбаясь во весь рот. Я почувствовал, как комок сентиментальности подкатывает к горлу, и спросил: «Ладно… И ты хочешь, чтобы я тебя научил?» Нервно переминаясь с ноги на ногу в своих клетчатых кедах от Vans, она застенчиво кивнула: «Ага». Меня захлестнула отцовская гордость, и я широко улыбнулся. Мы обнялись и, взявшись за руки, поднялись по лестнице в мой кабинет, где стояла старая барабанная установка. Это был слезливый момент, как с поздравительной открытки, из разряда сентиментальной рекламы во время Суперкубка (той, от которой