Записки изыскателя - Николай Иванович Кутузов

Еще в детстве я полюбил природу. Наши русские бескрайные поля, березовые перелески и густые прохладные леса всегда вызывали во мне восторг и желание бродить по их просторам.

Живые детские воспоминания, очевидно, и сказались потом, при выборе профессии.

Тяга к природе сделала меня после окончания института изыскателем. Эта работа дала мне возможность совершить много путешествий по необъятным просторам нашей Родины.

В степях Донбасса и на богатых полях Украины, в болотах Белоруссии и на красочных берегах Волги, в лесах Печоры и далекой Уссурийской тайге — всюду я видел вдохновенный труд советских людей, несметные сокровища родного края, неповторимую красоту природы.

Годы, проведенные в разных экспедициях, помогли мне накопить большой опыт не только по специальности, но приобрести и много житейских навыков,

И когда по воле партии советский народ начал пробуждать к жизни одну из самых далеких окраин нашей страны, Крайний Север, мне стало ясно, что я с пользой могу применить там свои знания.

Поездка на Север была моей мечтой тех дней, и вскоре она претворилась в действительность.

Много трудностей пришлось пережить там, на Севере. Но знание природы и любовь к ней помогли мне во многом.

И вот теперь мне захотелось рассказать читателям о работе и жизни в тайге первых людей, пионеров освоения этого далекого и богатого края.

Окончание работы над рукописью «Записки изыскателя» совпало с новым призывом партии и правительства к нашей молодежи принять самое активное участие в великих стройках шестой пятилетки.

Я буду искренне рад, если мои воспоминания о Севере в какой-то мере помогут молодым патриотам нашей Родины полюбить этот замечательный край, где героика созидательного труда полна романтики.

Шофер резко затормозил; машина остановилась, и, как только мы вышли из нее, нас сразу охватила вокзальная суета.

Несколько носильщиков быстро разобрали наши вещи и смешались с шумной толпой. Вслед за своими чемоданами, которые мелькали в людском потоке, мы вышли на перрон. Здесь царила еще большая сутолока.

Наш поезд специального назначения густо окружили провожающие. Да это и понятно, основная масса отъезжающих направлялась на одну из далеких северных окраин нашей Родины: на освоение еще дикого края.

Уложив вещи в вагоне, мы вышли на перрон.

Очень тоскливо на душе перед предстоящей долгой разлукой с близким человеком. В последние минуты почему-то не находится тем для разговора. Провожающие волнуются, и это их состояние невольно передается тебе.

Мы уезжали в малоизвестный для нас Колымский край[1]. Попытки узнать о нем подробнее перед отъездом не увенчались успехом. Ни в литературе, ни в учебниках мы не могли найти интересующих нас данных, а рассказы очевидцев об этом крае были или с налетом романтики рассказов Джека Лондона, или просто «охотничьими рассказами», в правдоподобность которых верилось с трудом. Отсюда вполне понятны наша нервозность и нетерпение, с которым мы ожидали отъезда, чтобы увидеть все своими глазами. Хотелось скорее попасть туда, на Север, в неведомый, но влекущий край!

Медленно тянутся последние минуты перед расставанием.

Но вот прозвучал звонок. У многих появляются носовые платки. Слышны тихие всхлипывания, начинаются прощальные поцелуи. Еще одно крепкое объятие, поцелуй, и на ходу сажусь в вагон. Смотрю на оставшихся — сердце сжала щемящая боль, а в голове мысль: когда же теперь увидимся вновь?

В вагоне тихо. Все под впечатлением прощания с родными и близкими, расставания с любимой Москвой.

Мелькнул дебаркадер, застучали колеса на стрелках, и, набирая скорость, поезд начал свой далекий путь на восток.

В вечерней дымке город все дальше и дальше уходил от нас.

Прошло немного времени, и пассажиры зашевелились, стали осматриваться, распаковывать вещи и понемногу устраиваться. Нигде так быстро не завязываются знакомства и даже дружба, как в поезде.

К вечеру наш вагон представлял собой почти одну дружную семью. Моими соседями по купе были инженер Иван Захарович Баткин, техник-нивелировщик Борисоглебский и молодой геолог Иван Фомич. С Белкиным и Борисоглебским мы были уже знакомы и теперь ехали на Север для совместной работы в дорожно-изыскательской экспедиции, которую я должен был возглавить. С Иваном Фомичом мы раньше не встречались; он присоединился к нам только теперь, при отъезде.

Мой помощник Иван Захарович Белкин, молодой еще человек, высокого роста, носил очки, которые придавали ему солидный вид. Да и в действительности он был серьезным и степенным человеком. «Дядя Ваня», как мы прозвали Ивана Захаровича за его рост и уравновешенный характер, был таким же, как и я, страстным изыскателем и стремился применить свои знания в новых, еще неизвестных нам условиях.

В противоположность Ивану Захаровичу Борисоглебский имел довольно беспокойный характер и излишнюю суетливость, острый язык и изрядный эгоизм, с которым нам пришлось довольно долго бороться. Смотрел он на свою поездку больше с точки зрения материальной выгоды, с самого начала старался обставить путешествие со всеми удобствами и вез с собой очень много всякого ненужного багажа.

Молодого геолога Ивана Фомича Михальского мы еще мало знали, но с первых дней нашего знакомства выяснилось, что он горячий энтузиаст освоения Севера, любознательный человек и обладает неплохими организаторскими способностями.

Наши разговоры о предстоящей работе по изысканиям автодороги, о возможных трудностях и приключениях целиком захватили Фомича, и он стал настойчиво просить меня взять его в состав экспедиции. На что я здесь же, в поезде, дал согласие.

Таким образом, сложился коллектив из четырех человек, ставший основным костяком, вокруг которого формировалась вся экспедиция.

Стараясь подготовиться к будущей жизни в тайге, мы уже в пути установили для себя определенный распорядок дня и строго его выполняли.

Наш день в вагоне начинался громким криком Фомича: «Подъем!» И хотя в перспективе целый день безделья, мы охотно вставали, совершали несложный туалет и завтракали.

После завтрака, лежа на полках, мы обыкновенно вели бесконечные разговоры о нашей будущей жизни и о работе в еще неизвестном для нас крае. Нам почему-то казалось, что нас ждут страшные холода, непроходимые сугробы снега, вечная полярная ночь и схватки с белыми медведями.

— Белого медведя жаканом не свалишь, — рассуждал дядя Ваня, — только пуля