Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

Иван колебался, знал, что гадалки горазды на всякие хитрости и их словам верить нельзя.

– Все равно, не надо гадать. Лишнее.

– Боишься, значит. Ты мне в глаза посмотри.

Поддубный поднял голову, взгляды старухи и молодого мужчины встретились.

– Веришь, что бояться тебе нечего? Плохого не сделаю.

– Теперь верю, – почему-то появилась у Ивана такая уверенность, и он протянул ладонь.

– А мне рука твоя не нужна. Мне глаз твоих достаточно, – взгляд цыганки стал каким-то странным, словно смотрела она сквозь Ивана. – Вижу, – наконец произнесла она. – Станешь ты большим человеком. Императоры с королями будут считать за честь за одним столом с тобой сесть, руку тебе пожать…

Звучало как какой-то бред. Никогда не думал о подобном Иван. Конечно же, он мечтал стать достаточно богатым, известным хозяином в округе родного села Красеновки. Но о том, чтобы российский или австрийский императоры принимали его во дворцах, такое и в мыслях не возникало. А цыганка тем временем вещала потусторонним голосом:

– …много друзей у тебя в жизни будет, но много и недругов. И большие деньги они на твою жизнь поставят. Вот тогда и вспомнишь меня. Осторожным будь, хитростью на коварство ответь, тогда и спасешься.

– Жена у меня какая будет? – решил спросить уже о земном-реальном Поддубный.

– Одно сказать могу. Любимая жена у тебя будет. И проживешь ты полжизни с любимой женой на берегу синего моря, – цыганка прикрыла глаза. – Все будет в жизни твоей. И богатство, и слава, и нищета с презрением. Все испытаешь.

Старуха глубоко затянулась папиросой, огонек пыхнул и полетел по ветру.

– Все, больше ничего не скажу. Погасла, – цыганка словно вернулась с того света, весь ее потусторонний вид улетучился.

Перед Иваном вновь стояла старая проходимка, готовая дурить простаков на базаре.

– Давай, хоть сколько тебе заплачу, – предложил он.

Поддубного порадовало не то, что ему предстоит якшаться с императорами и королями, в это он не верил, а весть о любимой жене. Он без сомнений решил, что ею станет Аленка. Его даже не смутило и то, что полжизни они проведут вместе у синего моря, до которого от Красеновки далеко.

– За что деньги плачены, то не сбывается. А если от души, то сбудется, – серьезно произнесла старуха, повернулась и вновь зашагала по кромке прибоя.

Заходящее солнце золотило ее пестрый наряд.

После этого случая Ивану стали изредка сниться странные сны. Словно видел он какие-то незнакомые ему города, ходил по ним, слушал чужую речь. Никого он не знал в тех местах, а вот его самого узнавали многие, издалека здоровались, норовили руку пожать. И не императоры это были с королями, а обычные люди.

Немного скрасила однообразность жизни поездка на Рождество в родные места. Отец, хоть и выглядел уставшим и даже немного постарел с виду, но на жизнь не жаловался, бодрился перед сыном. Иван нарочно перед самым отъездом из Севастополя купил себе городскую одежду. В ней и приехал, думал показаться Аленке на глаза, чтобы она и ее отец поняли, насколько хорошо у него идут дела. Но только раз прошелся под окнами дома Витяков Поддубный в этом наряде. Когда узнал, что Аленка на праздники уехала к родственникам матери, то уже не рисовался, а переоделся в то, в чем раньше по селу ходил. Перед отъездом отдал он отцу свои деньги на сохранение.

Так и не повидав ту, ради которой отправился на поиски счастья, он поехал назад в Севастополь. Иван и сам не мог сказать почему, но о цыганке и снах он ни отцу, ни матери рассказывать не стал.

Новый город – новые знакомства. Соседи и летающие гири. Иногда неплохо знать французский язык. Проститутка и шествие атлетов. Ловкость рук и никакого мошенничества. Магия цирка – выход на манеж не может быть скучным.

Теперь уже дорога к морю не показалась Ивану такой долгой. Когда не в первый раз проезжаешь одни и те же места, то расстояния в восприятии человека становятся короче. Узнаваемое место проехать – это то же самое, что знакомого по дороге встретить и поговорить по душам. Поддубный даже отмечал в мыслях, где в каком селе хозяин успел новый хлев построить, где крышу перекрыть или новый плетень заплести.

По приезде в Севастополь Ивана ждала новость. На второй день работы Тапузидис вызвал его в контору. Поинтересовался, как на родину съездил. Но Иван понимал, что не ради этого его позвали. Грек по своей привычке пустыми разговорами не занимался, почти сразу и перешел к делу. Фирма «Ливас» расширяла свой бизнес. Грузопоток через феодосийский порт увеличился вдвое. Там срочно требовались грузчики. Сразу набирать людей с улицы – опасно. Пока артель сработается, пока в ней выявятся настоящие лидеры, умеющие держать порядок, нужно время, за которое черт знает что может случиться. Вот и решили владельцы «Ливаса» создать из грузчиков Севастополя этакое ядро новой артели в Феодосии, чтобы задать тон и темп в работе вновь набранных биндюжников.

Ивана вполне устраивало предложение сменить один порт на другой. В Севастополе его почти ничего не держало – настоящими друзьями он тут не обзавелся. В Феодосии ждали его все те же четырнадцать часов изнурительной работы в день, те же мешки с зерном. Но на новом месте платить обещали несколько больше и давали деньги на переезд с обустройством. И это решило дело, Поддубный согласился. Переезд для Ивана не оказался хлопотным. Все его имущество спокойно умещалось в том самом плетенном из лозы саквояже, с которым он появился в Севастополе.

Все портовые города похожи друг на друга, пусть не архитектурой, но духом. В каждом из них чувствуется энергия, чувствуется влияние больших денег, которые в них крутятся. Их переполняют приезжие, прибывшие работать на стройках, в порту. Сюда же стекаются и искатели приключений, жулики всех мастей, аферисты. Портовые города почти никогда не спят, по ночам работают увеселительные заведения, кафе, рестораны, игорные дома. Приезжему из провинции тут легко растеряться.

На этот раз Поддубный решил не повторять своей единственной ошибки, совершенной в Севастополе. Жить в бараке – утомительно. Такой «отдых» порой выматывал больше, чем работа. Теперь он решил снять квартиру. Не отдельную, конечно, а просто комнату, чтобы иметь свой угол в шумной Феодосии. На обустройство на новом месте греческая фирма выделила ему три дня. Поддубный, переодевшись в порту поприличнее, отправился с утра в город. Теперь он уже не выглядел инородным телом – провинциалом, приехавшим на заработки. Ходил, не озираясь по сторонам, от экипажей не шарахался.

Ивану хотелось найти комнату поближе к порту, но, пройдясь по близлежащим кварталам, сразу понял, что это жилье ему не по карману, а потому двинулся по улицам в глубь города. Улочки старой Феодосии забирали вверх к Митридатовой горе, откуда еще во времена Древней Греции и начинался город. На фоне выжженных солнцем холмов высились полуразрушенные крепостные башни бывшей генуэзской фактории.