Анатолий Никифоров - Бехтерев

Новый гимназический устав, кроме изменений в учебном плане, требовал круто ужесточить дисциплину, усилить надзор над гимназистами. Он не содержал в себе каких-либо педагогических нововведений и отражал профессиональную несостоятельность руководства министерства просвещения. В 1905 году крупный русский психиатр профессор И. А. Сикорский, в ту пору весьма умеренный либерал, во всеуслышание назовет этот устав «чудовищным документом». «Устав гимназий, — скажет тогда И. А. Сикорский, — останется навсегда в истории отечественного просвещения памятником упрямого обскурантизма, готового вести агнецов на заклание!»

В Вятской гимназии прежние относительно либеральные отношения между учителями и гимназистами быстро уступили место более строгим. Значительно изменился и директор гимназии Э. Е. Фишер. Если раньше он еще как бы подстраивался под укоренившиеся при Глебове порядки, то теперь взял жесткий, начальствующий тон даже в обращении с преподавателями. В гимназии завели «кондуиты», усилилось преследование любых видов свободомыслия. В 1872 году Вятскую гимназию ревизовал инспектор Казанского учебного округа действительный статский советник И. А. Сахаров. Первое из сделанных им администрации гимназии «предложений» звучало так: «Подвергнуть строгому взысканию гимназистов, у которых найдутся стихи безнравственного содержания».

В гимназии стало совсем безрадостно и неуютно. Володе хотелось поскорее вырваться из все теснее сжимающихся тисков, но перспектива такой возможности в связи с новой реформой отодвигалась. К переходу на новый учебный план гимназия оказалась неподготовленной. «…Преподавание, — вспоминал позже Бехтерев, — проходило в одном помещении как для седьмого, так и для восьмого класса. Это обстоятельство сразу уронило значение реформы в наших глазах, так как мы убедились воочию, что от прибавления восьмого класса мы не могли приобрести новых знаний, а должны были потратить целый год на повторение пройденного, в котором, кроме отрывочных сведений, содержалось так много никому не нужного балласта». Некоторые преподаватели, желая продемонстрировать руководству свое понимание новых требований, стали чаще наказывать учеников, снижали баллы. Администрация гимназии откровенно поощряла наушничество, ярче проявилось чинопочитание. 25 мая 1872 года в Вятской гимназии отмечался юбилей директора, на котором произносились верноподданнические речи преподавателями и подготовленными заранее гимназистами «из хороших семей». Кстати, на социальное происхождение учеников администрация гимназии стала обращать повышенное внимание.

Сразу же после директорского юбилея проводились переводные экзамены, а для восьмиклассников — экзамены на аттестат зрелости. Обстановка, в которой сдавались экзамены, оказалась, как никогда, напряженной. Если раньше неудовлетворительные оценки на переводных экзаменах получал приблизительно каждый четвертый (на выпускных экзаменах оценки обычно были повыше), то теперь их количество достигло 40 процентов. За неудовлетворительные оценки учителей тогда не порицали. Зато администрация осуждала и даже порой наказывала преподавателей за выставленные ими завышенные баллы. В связи с этим в гимназиях нередко проявлялась тенденция занижать оценки своим воспитанникам. Особенно заметно она усилилась с вводом в действие нового гимназического устава.

Поступить в гимназию могли далеко не все желающие, но и из поступивших полный курс оканчивал не каждый: одним не хватало способностей, другим — средств, третьих родители спешили приучить «к настоящему делу», считая, что пять-шесть лет обучения дают достаточные для жизни знания. Каждый год покидающих Вятскую гимназию, не доучившись, было больше, чем выпускников приблизительно в два раза. А из дошедших до выпускного класса не все допускались к экзаменам, из экзаменующихся же иные их не выдерживали. Так, в 1870 году из 15 экзаменующихся в выпускном классе сдали экзамены 11, а в 1871 году — из 16 человек право на получение свидетельства об окончании гимназии («свидетельства зрелости») получили только 13. Правда, получение свидетельства обязательным и не считалось, так как оно было необходимо, по сути, лишь тем, кто после окончания гимназии намеревался поступить в университет. Володя Бехтерев, несмотря на испытываемые семьей материальные трудности, мечтал вслед за старшим братом поступить в Казанский университет, и в этом его полностью поддерживала Мария Михайловна.

Экзамены за седьмой класс Володя Бехтерев сдал относительно успешно. Летом он намеревался самостоятельно позаниматься латынью, знания которой были необходимы не только в восьмом, выпускном классе, но и на естественном факультете университета, на котором он надеялся учиться в недалеком будущем. Надо было уделить внимание и другим дисциплинам. Вместе с тем Володя собирался летом и отдохнуть, рыбу половить, походить с ружьишком по лесу.

Однако случилось так, что осуществление летних планов в 1873 году вдруг круто прервалось. В августовских столичных газетах было опубликовано объявление о том, что к вступительным экзаменам в Петербургскую медико-хирургическую академию допускаются лица, окончившие семь классов классической гимназии. Это Володю вполне устраивало, и Мария Михайловна стала собирать его в дальнюю дорогу. Требовалось получить необходимые документы в гимназии, позаботиться о деньгах, о продуктах на дорогу, об одежде. Следовало торопиться, так как газеты из Петербурга в Вятку шли медленно, и, когда Володе удалось прочитать объявление, до вступительных экзаменов в Медико-хирургической академии оставались считанные дни. В связи с этим пришлось немало поволноваться.

Вместе с Володей Бехтеревым в столицу уезжало три его одноклассника. Предстоял путь в 1500 верст. Железная дорога тогда к Вятке не подходила, и юношам требовалось добираться до Нижнего Новгорода на пароходе компании «Кавказ и Меркурий», который уходил в плавание вечером 23 августа. Володю провожали мать с братом Сашей, а в последний момент на пристань прибежали Наташа и Андрей Базилевские.

Пароход протяжно загудел и отчалил от пристани, шумно стуча по воде лопастями огромных колес. Вчерашние гимназисты стояли на верхней палубе и следили, как медленно удалялись и таяли в вечерней дымке фигуры оставшихся на берегу родных и близких.

И было им радостно, словно вырвавшимся на волю птицам, но к радости примешивалась и грусть расставания с родным гнездом, и тревога за будущее, которое представлялось зыбким, так как было соткано главным образом из розовых надежд.

У Владимира Бехтерева начинался новый жизненный этап. Впереди был Петербург.