Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири

– Зачем ты насыпал ячмень в часы? – удивился он.

– Как же, – ответил князь, – птицу ведь нужно кормить, чтобы она не издохла. Я ее кормил понемногу… Сначала она еще пела, а потом стала петь все реже и, наконец, замолчала: может быть, она привыкла к другому корму? Ты мне объясни, чем ее кормить.

Князь с трудом поверил, что кормить кукушку совсем не нужно.

Против Урги на левом склоне широкой долины р. Толы поднимается довольно высокая гора Богдо-Ула, или Хан-Ула. Она привлекает взор путешественника зеленью густого леса, который отсутствует на горах правого склона, представляющих бурую степь, выгоравшую за лето. Эта гора считалась священной, обиталищем божества, поэтому на ней было запрещено рубить лес и охотиться. За выполнением этого следили караульные, жившие в юртах кое-где у подножия горы.

Секретарь консульства предложил мне посетить эту гору. Меня интересовал ее геологический состав, и я, конечно, согласился, хотя меня предупредили, что взять с собой молоток, чтобы отбивать образцы горных пород, нельзя: это тоже могло бы нарушить покой божества. Мы поехали вдвоем в тележке консульства, пересекли долину, переехали р. Толу вброд (благодаря осеннему мелководью) и поднялись на склон горы по проселочной дороге, ведущей на вершину. В лесу остановились, привязали лошадь к дереву и углубились в чащу. День был солнечный и тихий. Лиственные деревья были уже в полном осеннем наряде: березы – в желтом, осины – в красном; лиственницы также начинали желтеть. Яркие осенние цвета разных оттенков были разбросаны пятнами среди темной хвои сосен и редких кедров. Дикие жители леса, не пуганные охотниками, были совершенно доверчивы. Мы заметили рябчиков, посвистывавших на ветках и смотревших на нас с любопытством. Несколько тетерок паслись на прогалине, поклевывая бруснику под большой сосной, и взлетели только тогда, когда мы подошли совсем близко. Возвращаясь к лошади, мы наткнулись на пару косуль, которые посмотрели на нас своими бархатными глазами, пошевеливая большими ушами, и потом спокойно продолжали свой путь по подлеску. Было приятно видеть эту мирную лесную жизнь. Осмотрев несколько попавшихся по дороге утесов, которые состояли из гранита, по-видимому слагающего главную часть горы, мы поехали назад.

В бинокль из консульства можно было видеть, что в самой западной из долин северного склона горы внизу высится скала гранита, у подножия ее – небольшая кумирня, а на вершине – «обо» в виде двух куч камней, между которыми протянуты веревки, увешанные цветными тряпками, хадаками и бумагой со священными изображениями. В следующей к востоку долине видна дорога на перевал в хребте, за которым на южном склоне имеется старинный монастырь

По словам путешественника Козлова, обследовавшего в 1923 г. всю гору, на гребне горы имеются озерки и болотца, окруженные кедровником, в котором водятся кабаны. На горе живут также олень-марал, кабарга, глухари, серые куропатки, белки, зайцы, сурки. Под защитой заповедника размножились и хищники: орлы, волки, лисицы и рыси, которые наносят вред окрестным монголам. Монголы приносили ежегодно кровавые жертвы горе, согласно завещанию Чингисхана, установившему их в благодарность за то, что в чащах горы он спасся от толпы всадников, которые хотели его поймать и убить.

На этой горе теперь прекрасный парк культуры для жителей большой и пыльной монгольской столицы, совершенно лишенной зелени.

Отмечу еще одну достопримечательность в окрестностях Урги. Это падь (сухая долина) Хундуй в горах правого склона долины Толы. В эту падь монголы выносили своих покойников и по обычаю оставляли их там на съедение собакам, которые населяли норы по соседству. Когда я собрался прогуляться вдоль этого склона, чтобы осмотреть выходы горных пород, консул посоветовал мне не заходить в эту падь во избежание нападения собак. По его словам, несколько лет назад русская подданная бурятка, заехавшая верхом в эту падь, была съедена собаками, которые стащили ее с лошади. Лошадь прибежала в консульство без седока, а посланные на поиски казаки нашли только клочки одежды.

Печальной особенностью русской колонии в Урге того времени, насчитывавшей до 100 человек, было отсутствие не только врача, но даже фельдшера. Царское правительство не считало нужным заботиться о лечении своих подданных.

Скучно и однообразно проходила жизнь в ургинском консульстве. Работы было немного, развлечений никаких; окружающая природа была довольно унылая (кроме Богдо-Улы, везде голая степь), климат, ввиду значительной высоты местности (1330 м), суровый, с сильными ветрами, с холодной и почти бесснежной зимой и жарким летом, бедным осадками. В консульстве рады были каждому новому человеку, проезжавшему через Ургу, и меня отпустили неохотно. Но сборы были закончены, и нужно было ехать дальше.

Для меня были наняты четыре верблюда под багаж, две верховые лошади и еще два верблюда для экипажа, который должен был служить моим жильем в течение месяца на пути до границы собственно Китая. Этот экипаж представлял коробок, поставленный на двуколку, в которую запрягались два верблюда: один в оглобли, другой в пристяжку. На одном из верблюдов сидел монгол. Коробок имел такую длину, что я едва мог вытянуться лежа. С одной стороны была дверца, через которую можно было пролезть внутрь; с обеих сторон – небольшие окошечки со стеклами. В коробке можно было сидеть только поджав ноги по-турецки. Откидной столик представлял необходимую мебель для работы и еды.

Согревать коробок приходилось собственным теплом, но все-таки в нем было теплее, чем в палатке, и я предпочитал его, уступив палатку Цоктоеву. В этом коробке я ехал днем, отдыхая от верховой езды, если местность была ровная и не представляла выходов горных пород, работал вечером и спал ночью. Работать, все время сидя по-турецки, не очень удобно, зато в коробок ветер не проникает, свеча не плывет, а вечером, когда Цоктоев приносил котел с супом, а потом горячий чайник, становилось на время даже так тепло, что можно было скинуть меховую куртку. За ночь, конечно, коробок остывал так, что вода в стакане замерзала; во время работы чернила приходилось подогревать на свечке.

Мы выехали из Урги в половине октября, когда было еще довольно тепло, морозы по ночам не превышали нескольких градусов. Но с начала ноября стало очень холодно, даже днем, и 15–20° мороза не были редкостью при сильных ветрах с севера. Тогда я и оценил коробок, в котором согревался днем после нескольких часов верховой езды и хорошо спал ночью. С нами шло не шесть нанятых мною верблюдов, а десятка два, так как мои монголы, доставившие в Ургу чай, шли теперь порожняком обратно в Калган за новым грузом и подрядились везти меня дешево. Чтобы не утомлять верблюдов, они меняли и вьючных, и в экипаже.