Саймон Монтефиоре - Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти

«Мой отец говорил, что она была очень близка к Сталину», – рассказывала Надежда Власик. Железный Лазарь как-то сообщил невестке: «Я знаю, что у Сталина была только одна гражданская жена – Валечка, подавальщица. Она любила его».

Валечка была похожа на веселую медсестру в больнице. Она всегда присутствовала на обедах и ужинах у Сталина в белом фартуке. Ее никто не видел в Ялте и Потсдаме, хотя и известно, что она там была. Сталин сам хотел, чтобы Валя оставалась незаметной.

Итак, к 1939 году личная жизнь Сталина опустилась почти до отметки абсолютного ноля. Драмы с Надей и Женей снова и снова причиняли ему боль и вызывали злобу. «Подобные дела устраивались с крайней осторожностью и тактом и никогда не выходили за пределы очень ограниченного круга ближайших друзей, – вспоминал польский коммунист Яков Берман, часто бывавший в сороковые годы в Кунцеве. – Сталин понимал всю опасность слухов и сплетен и поэтому всегда очень настороженно относился к слухам о себе».

Многих мужчин предавали их жены. Хотя бы в этом отношении Сталин мог чувствовать себя в безопасности. Иногда вождь интересовался у Валечки, что она думает по тому или иному политическому вопросу. Его интересовало мнение простого советского человека. Сталин всегда оставался политиком. Валя не являлась его соратницей. Он по-прежнему был одинок.

В период между 24 февраля и 16 марта 1939 года Лаврентий Павлович Берия лично руководил расстрелами 413 высокопоставленных заключенных. Среди них были маршал Егоров и бывшие члены политбюро: Косиор, Чубарь и Постышев. Лаврентий уже жил на даче Чубаря. Теперь он предложил Сталину сделать перерыв. В противном случае, объяснил Берия, скоро некого будет арестовывать. Александр Поскребышев взял список старого ЦК и пометил в нем репрессированных. Напротив фамилий он ставил буквы «ВН» – враг народа и даты расстрелов.

На следующий день Иосиф Виссарионович сказал Маленкову:

– Думаю, мы хорошо и по-настоящему избавились от оппозиционных элементов, мешавших нам двигаться вперед. Сейчас нам нужны новые силы, новые люди.

Эта мысль была направлена вниз по вертикали власти. Когда Мехлис обвинил офицеров в «недостатке верности революции» и потребовал разрешения на новые аресты в армии, Сталин ответил: «Предлагаю ограничиться официальным порицанием. Не вижу в их действиях злого умысла. Это не ошибки, а недоразумения».

Сваливая вину за «перегибы» на Ежова, вождь старательно выгораживал и защищал других своих фаворитов. Николаенко, страстную обличительницу из Киева, вновь дискредитировали. Она опять обратилась к Сталину и Хрущеву с просьбой о помощи. «Прошу вас проверить все, где я ошибалась, где солгала и где меня спровоцировали. Я готова принять наказание», – написала она Хрущеву. Затем, продолжая играть в высокую политику, Поля предупредила Сталина: «Я уверена, что в Киеве осталось много недобитых врагов. Дорогой Иосиф Виссарионович, у меня нет слов, чтобы передать вам, как вы понимаете меня, как без слов понимаете нас, ваш народ. Пишу вам и обливаюсь горькими слезами».

Сталин вновь пришел на защиту Николаенко: «Товарищ Хрущев, прошу вас принять меры и позволить Николаенко найти спокойную и плодотворную работу. И. Ст.».

Жертвы протеже вождя могли сейчас обращаться к Сталину. Хрулев, которому предстояло стать выдающимся снабженцем Красной армии во время Второй мировой войны, пожаловался Сталину на помпезного Мехлиса.

– Лев – король джунглей. – Сталин рассмеялся.

– Да, но Мехлис опасное животное, – возразил Хрулев. – Он сказал, что сделает все, что в его силах, чтобы уничтожить меня.

Сталин широко улыбнулся.

– Как думаете, если мы с вами вместе будем бороться с Мехлисом, справимся? – поинтересовался вождь.

Сталин не забыл и своего самого главного врага. Берия и один из его талантливых специалистов по организации быстрых и тихих убийств, Павел Судоплатов, были вызваны в Маленький уголок. Сталин ходил в мягких грузинских сапогах по кабинету, попыхивая трубкой.

– В течение года Троцкий должен быть ликвидирован, – лаконично приказал он.

10 марта 1939 года со всех концов необъятного СССР в Москву съехались 1900 коммунистов. XVIII съезд ВКП(б) должен был объявить о конце резни. Она закончилась с большим успехом. Правда, достижения несколько омрачены перегибами маньяка Ежова.

Выжившие руководители, Молотов, Жданов и другие, удержались наверху, но сейчас им приходилось отстаивать свои интересы в борьбе с молодым поколением. В политбюро вошел Хрущев. Берия стал кандидатом в члены политбюро, а Маленков – секретарем ЦК. Это объединенное руководство из старой и новой гвардии правило страной следующее десятилетие, не потеряв ни одного человека из своих рядов. Вопреки мифам Сталин, большой сторонник правила «разделяй и властвуй», мог быть на удивление лояльным по отношению к соратникам. Однако на Ежевику эта доброта не распространялась.

Дело Ежова было решено ненадолго отложить в сторону. Николай Иванович продолжал посещать заседания политбюро, сидел рядом со Сталиным в Большом театре и приходил на работу в комиссариат водного транспорта. На совещаниях в наркомате Ежевика ничего не делал. Днем он пьянствовал, а вечером ехал в Кремль на вечерние заседания съезда и пытался попасть к Сталину на аудиенцию. «Очень прошу вас уделить мне хотя бы минуту вашего времени, – писал он вождю. – Дайте мне возможность объясниться».

Ежов оставался членом ЦК и мог участвовать в выборах нового состава комитета. Никто не возражал, когда в список кандидатов была включена и его фамилия. Все шло хорошо до тех пор, пока Сталин не попросил Ежова выйти к трибуне.

– Как вы к себе относитесь? – спросил вождь. – Вы считаете, что способны быть членом Центрального комитета?

Николай Ежов начал горячо говорить о своей преданности партии и Сталину. Он не мог понять, что сделал неправильно, где ошибся. Все остальные убийцы и исполнители Большого террора получили награды. Поэтому недоумение карлика было вполне объяснимо.

– Вот как? – саркастически переспросил Сталин и начал перечислять врагов народа, входивших в окружение Ежова.

– Иосиф Виссарионович! – в ужасе вскричал бывший нарком внутренних дел. – Вы же знаете, что это я… я сам… это я раскрыл их заговор! Я пришел к вам и доложил о нем.

– Да, да, да, это мне известно. – Вождь неторопливо кивнул. – Когда вы поняли, что вас вот-вот поймают, то сразу побежали к нам. Но что было до этого? Разве не вы сами организовали этот заговор? Разве это не вы хотели убить Сталина? Высшие чины НКВД участвуют в заговоре против руководства партии, а вы, их начальник, ни при чем? Помните, кого вы прислали охранять Сталина? Кого? С револьверами? Зачем револьверы около Сталина? Ответьте, зачем? Чтобы убить Сталина? Убирайтесь отсюда!.. Не знаю, товарищи, можно ли такому человеку по-прежнему оставаться членом Центрального комитета нашей партии? Я лично в этом сомневаюсь. Конечно, подумайте об этом… Вам решать, но я сомневаюсь, что он достоин этой высокой чести.