Фредерик Филипс - Формула успеха

Моральные нормы? Они связаны с христианским наследием и культурными традициями Запада. Сохранятся ли моральные нормы, если наследие будет разрушено? Это задача, требующая от нас максимума усилий. Нам понадобятся и глубокие внутренние перемены, и готовность бороться здесь и сейчас, а не плыть по течению, покоряясь обстоятельствам. Западу уже не раз удавалось отбиться от атак на его духовные основы. Я верю, что целью Создателя и впрямь было, по выражению Фрэнка Бухмана, наполнить наши руки работой, желудки — едой, а сердца — действенной, приносящей глубокую радость верой. Ту же цель должны ставить себе и мы, предприниматели.

Заключая этот обзор моей сорокапятилетней работы в большой межнациональной компании, хочу обратиться к молодежи. В больших компаниях захватывающе интересно работать, и в Европе, и за ее пределами. Целый мир ждет вас. Но вы должны хорошо отдавать себе отчет в том, во имя чего работаете и каких результатов от себя ждете.

А «Филипсу» я бы хотел пожелать следующего: пусть он продолжает играть ту роль, какой заслуживает, ради которой и я, и многие другие работали не покладая рук. И снова приходит мне на ум фраза из предисловия к этой книге: «Филипс» должен быть созидательной силой — лекарством, а не болезнью этого мира.

по просьбе автора написанный его старшей дочерью Дигной Хинтцен в 1975 и 2000 годах (специально для русского издания) и его младшим сыном Фрицем в 1977 году.

Старшую дочь связывают с отцом особые узы. От моего мне досталась любовь к птицам, — остальных детей это как-то совсем не задело! Однажды весной, когда мне было десять, мы с вечера на велосипедах отправились к дому одного нашего приятеля, чтобы с утра пораньше понаблюдать за птицами. Именно там я единственный раз в жизни видела в естественных условиях выпь. Как много отец знает о птицах! И не меньше — об истории и архитектуре. Этими познаниями он щедро делился с нами во время наших велосипедных странствий по брабантским деревням. Но, боюсь, попытка в одно дождливое воскресенье объяснить дочкам, как работает мотор, оказалась не так успешна…

В послевоенное время, когда за столом нас было семеро плюс молочная сестра, мы галдели во время трапез, как галки. Никакого общего разговора не было и быть не могло, и потому, наверное, отец никогда не рассказывал о своей работе ничего серьезного, а только, время от времени, что-нибудь забавное. Однажды мы вырезали из вечерней газеты карикатуру с подписью: «Не стреляйте в папашу, пусть он вас еще посмешит!» Наверное, это наше «легкое» отношение и помогало ему сохранить какой-то баланс в жизни, ведь все больше и больше людей по всему миру смотрело на него снизу вверх. Мы подшучивали над его увлечениями, над его любовью к оловянным кружкам и прочему антиквариату, над заморскими нарядами, которые ему часто дарили в его поездках и в которые он любил наряжаться для домашних представлений. Прочими его специальностями были — и есть — дар карикатуриста и порой прямо-таки блестящее исполнение песенок, для чего он наряжается брабантским крестьянином — синяя рубаха, красный шейный платок и черная шапка. Он поразил всех гостей, сделав это под занавес театрального представления, устроенного филипсовцами по случаю сорокалетия его работы в фирме.

Как отец он всегда был очень заботлив, но только побывав с ним за границей, я начала сколько-то понимать, как предан он «Филипсу». В течение нескольких лет моей работы в движении «Моральное перевооружение» в Латинской Америке я посещала с ним филипсовские предприятия в разных странах этого континента, да и позже сопровождала туда родителей, порой в качестве переводчика с испанского и португальского. Ведь местному переводчику бывает трудно уловить точное значение того, что говорит отец, или передать его шутки!

В этих путешествиях меня больше всего поразили несколько вещей. Во-первых, то, как отец входил в местную специфику. Помню один ужин в Икитосе, городе на берегу Амазонки на востоке Перу. Принимали отца мэр и командиры местного гарнизона армии и флота. Он рассказал им, какова в милях протяженность водных путей в Голландии, и приятно поразился тому, с какой готовностью слушатели схватились за мысль понастроить мостов и дорог в необъятных джунглях.

Впечатляли его познания в истории разных стран, предвидение путей их развития. Однажды отец беседовал с президентом одной латиноамериканской страны, марксистом по убеждениям. Заговорив об истории этого народа, он коснулся тех опасностей, которые, на его взгляд, подстерегали его страну в будущем. Встреча продлилась гораздо дольше отведенного ей времени, и молодой директор филипсовского предприятия, который при этом присутствовал, сказал мне позже: «Никогда не думал, что с этим президентом можно общаться как мужчина с мужчиной. Господин Филипс говорил с ним прямо-таки как отец. Мне многое стало ясно».

Но сердцем во время таких поездок отец прежде всего стремится к «нашим людям», филипсовскому персоналу, будь то голландцы или местные. Он всегда настаивает на том, чтобы была устроена встреча с ними и их женами. А выступая перед ними с речью, и впрямь похож на отца, обращающегося к эмигрантам-детям. Однажды мы были на обеде в пригороде Боготы в Колумбии, где он принялся отчитывать сверхретивых сотрудников за то, что они ради работы забывают о семье. «Если вы несчастливы дома, то не сможете справляться с работой, как бы вам ни хотелось произвести впечатление на своего начальника, — сказал он, а потом прибавил: Надеюсь, что, даже напрочь забыв о приезде «старика Филипса», вы будете помнить эти мои слова».

Конечно, во время этих поездок он всегда заботится об интересах «Филипса». Коли еще один разговор с министром местного правительства поможет делу, отец всегда к этому готов. Но если выдастся свободная минутка, он предпочтет побольше узнать о той стране, где находится. К примеру, увидев рабочих, раскапывающих инкские руины, скажет: «Вон тот парень носит золотые часы, хотя и одет так же, как остальные. Уверен, он сможет нам растолковать, что они здесь делают. Пойди и спроси его». И потом непременно последует интересная, насыщенная фактами беседа.

Благодаря отличной физической форме, при всяком удобном случае поддерживаемой то прыжком в плавательный бассейн, то игрой в теннис, отец прекрасно справляется с напряженным рабочим днем, длящимся порой допоздна.

Во время таких поездок фраза «Будут только свои» никогда не означает: семья. Нет, сюда включаются директор местного завода и его жена, а также представитель Эйндховена, ответственный за этот регион. И жена этого последнего, находящаяся в Голландии, тоже никогда не бывает забыта. Ей отправят открытку, или телеграмму, или какое-нибудь изделие местных умельцев в утешение за временную разлуку с мужем. Так создаются узы дружбы, почти семейного родства. Один из таких региональных представителей однажды рассказал мне, что был в Сан-Паулу с моими родителями, когда его настигла весть о смерти матери. Рано утром родители позвали его к себе в номер, говорили с ним о потере, обсуждали, следует ли ему уехать. «Под конец они со мной помолились. Я никогда этого не забуду».