Сергей Семанов - Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.

По рассказу полковника Юкока, подтвердившемуся другими данными следствия, он, так же как и его спутники, отправились в эту крайне трудную и опасную экспедицию, будучи к ней совершенно неподготовленными. Оба офицера, так же как и студенты, никогда не были кавалеристами и настолько слабо владели лошадью, что в первый же день выезда из Пекина половина их свалилась с коней.

Застигнутые нашим разъездом 30 марта около станции Турчиха, они не пытались даже сопротивляться, но это обстоятельство нисколько не помешало им так же мужественно встретить смерть, как стоически перенесли они все невзгоды своего путешествия.

Другими японцами, которых судили по обвинению в шпионстве, были кавалерийский офицер Томако Кобаяси и унтер-офицер Кого.

Кобаяси, юноша 23 лет, единственный сын в семье, был послан из Кайюаня с разъездом в 5 человек в г. Гирин, чтобы собрать сведения о движении туда русских войск. Проехав до деревни Шеичиупу, он убедился, что дальше нельзя ехать и вести разведку открыто, о чем и донес своему полковому командиру, но в ответ получил категорическое приказание: «Задача должна быть выполнена». Продолжать дальнейший путь можно было только переодевшись китайцем. Отправив нижних чинов обратно в полк, поручик Кобаяси вместе с унтер-офицером Кого переоделись китайцами, привязали себе искусственные косы, и наняв китайскую арбу, под видом путешествующих купцов отправились дальше. Все шло удачно вплоть до 16-го марта, когда в д. Тоисухе (20 верст южнее Гирина) они были узнаны нашим караулом и привлечены к судебному следствию как шпионы.

В обоих случаях офицеры судились как шпионы главным образом потому, что для успеха своей задачи они переодевались в китайские костюмы. Во всех же остальных отношениях нельзя не указать резкой разницы между мотивом и образом действий шпионов, действующих за деньги, и этими офицерами, которые были посланы вопреки их желанию и шли на опасное дело исключительно ради блага своей родины.

Резюмируя все вышеизложенное, следует прийти к заключению, что тайная разведка в японской армии велась очень широко, умело применялась к местным условиям и давала контролируемый материал. Благодаря такой организации, противник прекрасно был осведомлен как о состоянии наших войск, так и о внутреннем положении России.

Да, вывод объективный, хотя и весьма неприятный для нашего воинского прошлого. Японцы вели широкую диверсионно-шпионскую деятельность не только непосредственно в нашем войсковом тылу, но и в коренной России. И то было прежде всего следствием тяжкой внутренней болезни нашей родины в начале века.

Впрочем, данный сюжет можно закончить относительно удачным концом. Все-таки русской контрразведке иногда удавалось отлавливать вражеских разведчиков и изобличать их. Например, вот этих двоих:

«30 марта 1904 года в 20 верстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги разъезд 26 сотни Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи усмотрел бивуак каких-то всадников. При всадниках было еще пять лошадей с вьючными мулами. Двух всадников разъезду удалось задержать, остальные же ускакали. Один из задержанных, говорящий по-английски, объяснил, что они офицеры японской службы Юкока и Оки, посланные японским правительством для порчи русской железной дороги и телеграфа. При задержанных были найдены 1,5 пуда пироксилина, бикфордовы шнуры с запалами к ним, ружье, палка-кинжал, литографированная инструкция подрывного дела, записные книжки, карты, приспособления для порчи телеграфа, привязные китайские косы и прочее. Оба задержанные были одеты в монгольские костюмы.

Все изложенное могут подтвердить участвовавшие в задержании ниженазванных японцев рядовые Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи Павел Чежин и Иван Прокопов. При расследовании настоящего дела первый из задержанных объяснил, что он полковник японской пехоты Шязо Юкока, получивший от своего генерала приказ проникнуть через Монголию к Китайской Восточной железной дороге и попортить мост и телеграф. Для этой цели генерал снабдил его инструментами и взрывчатыми веществами. Отправляя его, генерал объяснил, что на родину он может вернуться только в том случае, если исполнит возложенное на него поручение или если исполнение окажется совершенно невозможным. Как старший, он вел партию. Партия эта, кроме него, состояла из капитана Оки и четырех студентов из числа обучавшихся в Пекине китайскому языку. Так как идти по Монголии в японской военной форме было невозможно, он оделся в костюм тибетского ламы. Военной формы он с собой не взял, чтобы не увеличивать своего багажа. 10 апреля (по новому стилю) его партия остановилась обедать. В это время к ним подъехало пять человек русских солдат и стали что-то говорить по-русски. Затем солдаты осмотрели их багажи, нашли взрывчатые вещества и инструменты для порчи дороги и телеграфа и арестовали его и Оки. Студентов же и китайскую прислугу отпустили, так как в багаже их не оказалось ничего особенного. Привязные китайские косы принадлежат этим студентам и были взяты ими потому, что в Монголии трудно найти парикмахеров: когда одна коса приходила в негодность, ее бросали и заменяли новой.

Другой задержанный показал, что он капитан японской пехоты Тейско Оки, подчиненный полковника Юкока и находящийся в его распоряжении. Военную форму он с собой не брал, так как идти в ней по Китаю, соблюдающему нейтралитет, не представлялось возможным. Кроме того, приняв поручение, он знал, что идет почти на верную смерть, и не надеялся вернуться. Когда русские солдаты задержали его и Юкока, четыре студента, бывшие в их партии, тоже хотели идти за ними, но он сказал им: „Если русские солдаты не берут вас, то зачем же вам идти? Вы можете быть свободны!“ Он знает, что ему грозит смерть. Когда русские его захватили, он хотел лишить себя жизни, но не имел чем это сделать. Если бы он теперь вернулся на родину, то потерял бы свою честь, так как задача их осталась неисполненной. Теперь ему очень стыдно быть подсудимым, и он просит поскорее кончить дело.

На основании всего вышеизложенного японские подданные Юкока и Оки подлежат обвинению».

С лета 1905-го сражения на суше и на море стихли. Вроде бы Россия потерпела поражение, но именно «вроде». Война-то не закончилась. Да, на морском театре теперь безраздельно господствовали японцы, но русская сухопутная армия в Маньчжурии была сильнее, имела по сути неисчерпаемые резервы и в любой миг могла начать наступательные действия. Совсем иначе было с японской армией. Она исчерпала свои резервы, обученные пополнения почти не поступали. Финансовые средства небогатой тогда страны были полностью истощены, Япония находилась на краю банкротства. Но Россия не могла воспользоваться этим своим образовавшимся преимуществом, ибо подпольные разрушительные силы развернули в стране революцию. Итак, мир был выгоден обеим сторонам. И он был без затруднений заключен.