Александр Эткинд - Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

Друг и соперник Джона Рида, Буллит искал себя в переустройстве российско-американских отношений, которые быстро и хаотично менялись революциями в далеком Петрограде. В течение 1918 года, рассказывает брат Буллита, он составил «много меморандумов», в которых предлагал «новые способы строить отношения с Троцким» [26]. Возможно, что он знал Троцкого в бытность того в Нью-Йорке; они вращались в одних и тех же левацких кругах. В них началась и дружба Буллита с полковником Хаусом, который поддерживал его потом в течение нескольких десятилетий. Вокруг Хауса группировались люди левых и даже крайне левых убеждений; его близким другом был знаменитый тогда поэт и журналист Линкольн Стеффенс, приветствовавший большевистскую революцию. Завоевавший репутацию еще в 1900-х как «разгребатель грязи», разоблачитель коррупции и автор книги «Позор городов», Стеффенс освещал теперь Парижскую конференцию в левой нью-йоркской прессе. В феврале 1918 он говорил Хаусу, что основная проблемa американской дипломатии – недоверие России к инициативам Вильсона. 25 февраля Стеффенс с одобрения Хауса отправил телеграмму Джону Риду в Москву: «Троцкий совершает ошибку эпохального масштаба, сомневаясь в полнейшей искренности Вильсона. Я уверен, что президент Вильсон сам будет делать все, что он предлагает делать другим нациям. Если Вы можете и хотите изменить отношение Троцкого и Ленина [к инициативам Вильсона], это будет вклад в международную историю». Троцкий получал, наверно, и другие заверения подобного рода от своих американских друзей, что сыграло роль в его политике в отношении переговоров в Бресте в ближайшие месяцы. Позиции Ленина и Троцкого тут разошлись, Ленин выступал за скорейшее соглашение с немцами, а Троцкий тянул переговоры, ожидая переговоров с Америкой и Антантой [27].

Начав переговоры с противником, большевистская Россия отрекалась не только от своих недавних претензий на Константинополь, но и от старинных владений в Польше и Украине, на Балтике и Кавказе. Россия уступила земли, на которых проживала треть ее населения и работала большая часть ее промышленности. Мир, подписанный в Брест-Литовске в марте 1918-го, освободил германские войска с Восточного фронта и осложнил положение Антанты. С выходом России из войны только высадка американских войск могла остановить (и остановила) немецкое наступление во Франции. К концу войны западные державы Антанты диктовали Германии и ее союзникам условия мира, как это свойственно победителям. Не дождавшаяся победы Россия приняла условия проигравшей войну Германии. Большевики теперь надеялись на мировую революцию, под которой прежде всего понимали революцию в Германии: она уравняет побежденных и победителей, отменит дипломатию тайную и явную, ликвидирует сами страны и границы между ними. Но циничные европейцы, а вместе с ними и идеалистичные американцы понимали сепаратный мир, подписанный в Бресте новыми московскими лидерами и недавними эмигрантами, как успешный ход противника. Большевики превратили Россию из союзника Антанты в предателя, оказавшего помощь противнику, и потому державы «Оси» признавали их, а Антанта не признавала их в качестве законного правительства России. Действуя на Востоке с позиции силы, Германская империя навязала революционной России тот самый вариант хищнического мира с аннексиями и контрибуциями, которого равно опасались Ленин и Вильсон: первый из обоснованного страха, что Германия успеет навязать такой мир России, а второй из тоже оправдавшего себя страха, что его европейские союзники сумеют навязать подобный мир Германии.

Внешнеполитические лозунги большевиков – мир без захватов, самоопределение наций, антиимпериалистическая пропаганда – были близки Вильсону, но непонятны германским партнерам на этих неравных переговорах; позднее на переговорах в Париже, эти русско-американские идеи окажутся столь же чужды британским и французским лидерам. Но и у только что пришедших к революционной власти Ленина и Троцкого, и у служившего второй президентский срок Вильсона лозунги трагически расходились с делами. Своим обращением к большевистской России Вильсон надеялся повлиять на ее позицию в Брест-Литовске и не допустить ее сепаратного мира с центральными державами. Затягивая переговоры, большевики ждали революцию в Германии, но также и практическую помощь из Америки. Однако за «Четырнадцатью пунктами» Вильсона, которые наверняка вдохновили российских переговорщиков, не последовала американская помощь. Немцы торопились с подписанием этого договора, чтобы перебросить войска на Западный фронт. Европа еще воевала; начало Брестских переговоров на год опередило начало Парижских переговоров, которые закончили Первую мировую войну. Российская сторона затягивала переговоры, пытаясь и прекратить непосильные ей сейчас военные действия, и не допустить кабального соглашения, которое навязывали немцы. Большевики доверили эту тактику Адольфу Иоффе, профессиональному врачу и подпольщику, верному помощнику Троцкого; получив медицинское образование в Вене, где он был пациентом психоаналитика Альфреда Адлера (однофамильца куда более известного тогда Виктора Адлера), Иоффе был одним из лидеров недавнего восстания в Петрограде. Потом его усилил сам Троцкий: чтобы затягивать переговоры, нужен «затягиватель», шутил Ленин.

Несмотря на поражение, Германия распространила свое влияние на Восточную Европу, сформировав там линию зависимых государств от балтийских стран до Польши, Украины и новой Турции. С точки зрения лидеров Антанты, в этом свете можно было забыть о тезисах Вильсона и вернуться к секретным протоколам. Ответом Антанты на Брестский мир стало недопущение России к парижской мирной конференции, которая готовилась осенью 1918 года и должна была определить исход Первой мировой войны. Подозревая большевиков в пособничестве немцам, Антанта высадила десант в Архангельске и Владивостоке. Администрация Вильсона поддерживала Колчака, который провел немалую часть 1917 года в Америке, и верила в его успех. У французов и англичан были свои фавориты среди анти-большевистских сил, сражавшихся в русской Гражданской войне на просторах бывшей Российской Империи. В октябре наркомат иностранных дел большевистского правительства через норвежского атташе передал ноту президенту Вильсону. Повторяя формулы, взятые из речей Вильсона (например, принцип национального самоопределения или сравнение России с лакмусовым тестом доброй воли), большевики требовали эвакуировать войска Антанты, которые стояли в Мурманске, Архангельске и Сибири, и вернуть золото, похищенное белочехами из Казани. В ответ они обещали прекратить военные действия. Еще большевики утверждали, что выражают волю нации, и издевательски добавляли, что этим они отличаются от американского правительства. Но уже скоро, писали они в этой ноте, власть Советов установится во всем мире, что положит конец войнам и страданиям народов. Пока что они предлагали американскому президенту и будущей Лиге Наций аннулировать все военные, а заодно и предвоенные долги, особо оговаривая свое нежелание платить огромный долг Франции.