Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

Пока мы молились, Балду ушел далеко вперед, нам с отцом пришлось долго догонять его.

Дорога проходила по еловому лесу. Деревья были столь высоки и густы, что свет с трудом проникал в лес.

Отец продолжал свой рассказ:

— Так вот... Получив икону, Шалиани понес ее в Сванетию, но по дороге один из князей хитростью и обманом завладел драгоценной иконой. У него ее таким же способом отобрали князья Дадешкелиани. Дадешкелиани, ты знаешь, всегда были врагами вольных сванов. Оставить эту икону у них было невозможно. Тогда один из наших предков, некий Иосселиани, выкрал ее у князей и спрятал у себя дома в Лахири. Дадешкелиани не успокоились и начали против Вольной Сванетии войну. Они пробились до Лахири, обыскали все дворы сверху донизу. Но наш Иосселиани сумел ловко спрятать икону. Найти ее дружинам князя не удалось. Так появилась у нас икона Шалиани, а потом ее поместили вот в этом монастыре.

Отец показал на монастырь, как раз в этот момент снова показавшийся в прогалине. Он был совсем близко. Я хорошо видел его строгие контуры на фоне голубого неба.

— Вот поэтому Шалиани и Льягурке и молятся у нас. А мы, Иосселиани, считаемся спасителями чудотворной иконы...

Мы были уже на вершине горы. Среди зелени далеко позади мелькнуло платье мамы, сверкнула пышная борода дедушки.

Мы остановились, поджидая отставших и рассматривая монастырь.

Шпили монастырской церкви уходили в чистое небо. Вокруг монастыря шла добротная каменная стена с бойницами. 

Память Квирика и Юлиты праздновалась 15 июля по старому стилю. Это был самый большой и торжественный праздник в Сванетии. Трудно было найти свана, который бы пожалел принести в жертву святому Квирику своего последнего быка, овцу, козу или другую живность.

Позже я понял, что христианские обряды смешивались здесь с языческими, отделить одни от других было невозможно.

Дождавшись, когда вся наша семья собралась, мы подошли к монастырской стене. С внешней стороны она вся сплошь была облеплена трапезными, напоминавшими пастушьи балаганчики.

Выбрав одну из них, мы стали готовиться к пиру. Дядя Кондрат разгрузил Реаша. Отец и я принесли из родника воды. Женщины чистили котлы. Остальные запасали дрова.

Точно такими же приготовлениями были заняты и другие семьи, пришедшие на празднование.

Потом я и Ермолай вместе с дядей Еке направились во внутренний двор. Пройдя через массивные ворота, мы услышали звуки богослужения. Через открытие двери и щелевидные окна церкви вырывался запах ладана.

Я думал, что мы пойдем в церковь, но дядя Еке остановил меня:

— Туда сейчас нельзя. Мы будем смотреть состязания.

Действительно, в одном углу двора собралась кучка людей. Подойдя ближе, мы увидели, что у стены лежат огромные камни, и рослый длиннорукий мужчина старается поднять один из них.

— А, безбожники пришли, — показывая на нас пальцем, сказал Габо. Я сразу узнал его по громоподобному голосу. — Посмотрим, насколько они сильны. Вот мяч, а вот и поле, Еке!

— Мы не безбожники, а люди Шалиани! — сурово отозвался дядя Еке. — Попробуем и силу показать. Держись, болтун Габо!

Он подошел к камням, выбрал самый большой из них, взял его в руки, затем медленно поднял на  плечо, прошел с ним несколько шагов, развернулся и положил камень на прежнее место. Никогда раньше я даже и не предполагал, что дядя обладает такой силой.

— А ну, Габо, покажи теперь и ты силу своих мускулов. Силу твоего языка мы уже знаем, показывать не надо, — засмеялся дядя Еке, оглядывая собравшихся.

— Что ты меня оскорбляешь? — закричал Габо, вытаращив на дядю бесцветные глаза.

— Иди в Кутаиси и пожалуйся своему сбежавшему приставу. Да попроси его сменить белье и приехать скорее обратно в Сванетию, — под общий хохот произнес дядя Еке.

— Пристав не сбежал. Кого ему, вас, что ли, голодранцев, бояться? Он уехал по делам в Кутаиси, скоро приедет. Вот тогда и посчитается с кем надо!

— Знаем, какие у него дела в Кутаиси! Боится он, твой пристав, слишком много хороших дел на его совести. Как бы кто свой кинжал о его сердце не поточил... Смотри, и ты будь поосторожней!

— Пустите меня, я покажу ему, бунтарю, как издеваться надо мной! — рванулся Габо к дяде Еке, но его мигом окружили и вытолкали из церковного двора.

Габо все выкрикивал угрозы, его голос заглушал церковную службу и эхом отдавался в огромном лесу.

— Смотри, будь осторожен, там мои братья, они могут тебя принести в жертву Шалиани, как барана! — на прощанье крикнул, в свою очередь, дядя Еке.

С уходом Габо состязания продолжались. Дядя предупредил нас, чтобы мы далеко не отходили от него, так как Аблиани, близкие родственники Габо, могут отомстить за него.

Из борьбы дядя также вышел одним из первых и, таким образом, стал общим победителем. Мы с Ермолаем тоже попробовали побороться со сверстниками, но оказались побежденными, чем очень огорчили дядю. 

— Я так и знал, что вы проиграете, — ворчал он. — Вы только хлеб есть мастера да спать... Надевайте женские платки, зачем вам шапки, разве вы мужчины? Эх, позор, позор! И черт меня надоумил тащить вас на позорище!..

— Ты чем огорчен? — спросил отец, когда мы подошли к костру, где в котлах кипятилась вода.

За меня ответил дядя Еке:

— Да никуда эти два дармоеда не годятся, оба проиграли. Позор!

Отец добродушно рассмеялся:

— Ну, ничего, первый раз все проигрывают. Сюда приходят люди подготовленные, а вы сразу. Я тоже первый раз проиграл.

— Нам проигрывать нельзя, мы люди Шалиани, мы должны быть сильнее других, — не унимался дядя Еке.

— Шалиани не поможет, если сам не подготовишься, — махнул рукой отец.

— Что ты говоришь, сын мой? — вмешался в разговор дедушка, сидящий рядом с отцом у костра и куривший трубку. Сам он тайком от бабушки иногда поругивал богов за несправедливость, но от других таких упреков выслушивать не любил. — Шалиани всегда нам помогает, если бы не его помощь...

Дедушка не договорил. Видимо, пример не приходил ему в память.

Отец незаметно усмехнулся и сказал дяде Еке:

— Пойдите и попробуйте посостязаться еще раз. Теперь я уверен, получится значительно лучше, — причем я заметил, как он подмигнул дяде.

Я не имел никакого желания снова принимать участие в состязаниях, но, боясь, что меня заподозрят в трусости, поплелся вслед за дядей Еке и братом Ермолаем.

Не успели мы войти в ворота, как раздалась протяжная, монотонная молитва. Из ворот показалась процессия.

Мы сняли шапки и начали креститься. Монах, выйдя из ворот, начал кропить святой водой направо  и налево, медленно пробираясь среди быков, баранов и козлов, пригнанных для жертвоприношения.