Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Стянув на пол двойника Бенито Муссолини, Иветта выглянула на балкон, там было какое-то движение. Она закрыла двери, дождалась темноты и медленно, осторожно, шаг за шагом потащила “сбитого летчика”. Была ночь 30 декабря. Пошел крупный снег, как в фильме “Амаркорд”, где павлин распускает свой пестрый хвост. Иветта дотащила Кандита до дверей его квартиры, приподняла, поставила к стене так, чтобы тот не свалился ни вправо, ни влево, а стоял твердо. Наступило утро 31 декабря. Нателла, увидев мужа, закричала. Проснулся весь наш дом. Все рванулись на четвертый этаж. Бритоголовый Кандит смотрел неживыми глазами и словно бы улыбался. Никто ничего не понимал до момента, пока не заговорила студентка Лиза Габуния, которая ночью после предновогоднего концерта Райкина в Тбилисской филармонии, на котором столько смеялась, что, вернувшись домой, не могла заснуть… Она вышла на балкон подышать и увидела странное зрелище – Толбухина тащила Попхадзе. Услышав об этом, Нателла молча взвалила летчика-испытателя на плечи и потащила назад к дверям Толбухиной. “Мне не нужен этот человек, я его не знаю и знать не хочу!!!” – кричала Нателла. Кинув мужа на металлический сундук перед квартирой Толбухиной, она вернулась к себе, заперев дверь на ключ.

Жильцы дома, разговаривая с женой Кандита через дверь, уверяли ее, что такое решение абсурдно, что “он муж…”

Нателла кричала в ответ одну и ту же фразу: “Я его не знаю и знать не хочу!” Все разошлись, новогодняя ночь вот-вот должна была наступить, у кого-то не были готовы козинаки, кому-то надо было натолочь грецких орехов для сациви… Кандит одиноко сидел на сундуке, стоящем у дверей квартиры Иветты. Сыпал густой снег. Иветта не пошла на встречу Нового года в ЦК комсомола Грузии. Сидела в темноте. “На какой черт он мне сдался!” – шептала она. В три часа ночи по балкону вновь тащили летчика-испытателя. В этот раз как ни пыталась Толбухина усадить покойника у дверей его квартиры, он сполз и вытянулся на балконе. Два дня мертвый двойник Муссолини путешествовал по длинному балкону от тридцать девятой квартиры к сорок седьмой. Непонятно, кого надо было жалеть: жену, Кандита, любовницу? Жена кричала: “Он умер в ее постели, пусть она и разбирается! Хочет хоронит, хочет сделает из него мумию…”

Странный новый, 1955 год начался в нашем доме. Незримая, но присутствовавшая во всем этом бедламе женщина с косой то ли смеялась, то ли гневалась, но явно не знала, как разрешить эту проблему. Кто-то из соседей позвонил на завод № 31. Пришли самолетостроители, взяли на себя эту проблему, похоронили Кандита, даже сделали ему бетонный памятник. Он стоит и сегодня. Бенито Муссолини держит в руках большущий самолетный пропеллер. Запоздало я вспомнил, что гроб с телом Кандита Попхадзе пришлось пронести через квартиру Иветты Толбухиной, которая при этом сидела на диване с безразличным лицом и грызла грушу…

Странно, почему на меня нахлынула волна воспоминаний об абсурдных и нелепых смертях?.. Рассказав историю Кандита, задумался, стоит ли рассказывать о других смертях, которые случались в новогодние ночи в Музейном переулке, 16. Ведь любая смерть не повод для смешного.

В фильме Квентина Тарантино “Убить Билла” эксперты насчитали четыреста семнадцать смертей. Кровь фонтанирует тоннами, никого не пугая, а даже веселя. Не знаю, почему мне захотелось развлекать вас рассказом о смерти Кандита, а теперь на очереди новый персонаж – мой сосед со второго этажа Артур Жоржоладзе. Поэт. Вождь поэтов, которые в конце шестидесятых были объединены в нелегальное поэтическое братство “Сироты”. Рядовым членом этого братства был и я. Нас, сирот, было человек тридцать. Мы собирались в кафе-столовой на проспекте Руставели. У кафе было официальное название “Вавилон”, но мы знали, что это наше “Кафе сирот”. В “Вавилоне”, дешевом туристическом общепите, в течение дня столовались приехавшие в Тбилиси со всего СССР командированные, туристические группы… Ели холодные котлеты, холодный шашлык, компот из сухофруктов. Здесь же можно было пить пиво кислое, незрелое. Собирались и мы, сироты (по-грузински – “облеби”). Нас не печатали, мы никому не были нужны. Здесь, в кафе “Вавилон”, в шуме алюминиевых ножей, вилок, влево от стойки самообслуживания за длинным столом мы читали вслух свои стихи. Нам было по двадцать-тридцать лет, нас любили девочки-поклонницы, но не первый секретарь коммунистической партии Грузии товарищ Мжаванадзе, ни второй секретарь, ни третий, ни командированные, ни туристы… разве что туристки…

Нашим вождем был он – Артур Жоржоладзе. У него была кличка “Король Артур”. Писал он чрезвычайно заумные стихи. Были и очень наивные, детские. Одно из его детских я запомнил: “Пирожное с кремом повстречало другое пирожное с кремом и сказало: “Ах, как мне хочется пирожное с кремом”. Несколько раз в “Кафе сирот” появлялся Сергей Параджанов. Однажды пришел с великой Майей Плисецкой. Она держала красный плод граната и загадочно улыбалась. Артур Жоржоладзе читал ей стихи из цикла “Русское”:

Чтобы более полно составить портрет Артура вспомнилась наша поездка в поезде Тбилиси—Москва. Артур носил черную бороду, был силен, как боец борьбы без правил. Борода в те далекие шестидесятые у молодых советских мужчин была редкостью. В вагон вошла девушка, та самая, о которой тайно мечтает каждый пассажир-мужчина (советский, польский, немецкий, французский, американский), именно такая желалась попутчица, именно такая должна была лежать на соседней верхней полке… Длинноногая, пышногубая, улыбчивая. Вошедшая в наше купе девушка была с красным галстуком на длинной шее. Жанна была пионервожатой с отрядом из пятнадцати пионеров. Она имела глупость задать Артуру вопрос: “Вы священник?” Ничуть не смутившись, он сказал “да” и начал рассказывать притчи из Библии. В те позднекоммунистические времена Библия была почти под запретом и как всякий запретный плод сладка. Два дня, две ночи Артур Жоржеладзе просвещал пионеров… Агитировал за Господа Бога и сына его Иисуса Христа. Весь пионеротряд пожелал креститься. Представьте, южное лето где-то под Ростовом. Полустанок. Невдалеке маленькое болотистое озеро. Поезд в ожидании встречного стоит час. Сходят люди в пижамах, покупают соленые огурцы, жареных кур, помидоры, яблоки, самогон… А в это время Артур Жоржоладзе ведет прекрасную пионервожатую и всех ее пионеров креститься в озере. Пионеры раздеваются, заходят в воду. Пассажиры смотрят, вытаращив глаза, а Артур окропляет пионеров и их вожатую, читает молитвы то по-русски, то по-грузински. Я слышу, что по-грузински он читал стихи Бодлера, почти что богохульные… И вот отряд и прекрасная пионервожатая возвращаются к поезду крещеные… Жанна влюбилась в Артура. В Москве в Столешниковом переулке в гостинице “Урал” цвела их любовь. Я тайно ревновал, но в то же время знал, он – Вождь. И вот этот Вождь неожиданно умер. Он хоть и был моим соседом по Музейному переулку, 16, я мало знал о его жизни. У него была сестра Уна. Она часто болела, он возил ее в Цхалтубо. Она была похожа на княжну Марию Волконскую из “Войны и мира”, не очень красивая, но с огромными, бархатными, зелеными глазами. Ей все время нужны были лечебные грязи. Артур привозил их тоннами из Железноводска, Тамани, Трускавца. Уна (потом я узнал, что также звали жену Чарли Чаплина Уну О’Нил) сидела в ванной в грязи и пела красивым голосом арии из “Искателей жемчуга”. Постоянно больная она жива и сегодня, мать пятерых детей. Странно, что тот геолог, который женился на моей первой любви, разошелся с Мальвиной после экспедиции на остров Шпицберген и женился на Уне. Там, в постоянной заполярной ночи, Уна сделалась здоровой, цветущей матроной. А брат ее Артур, король сирот, высокий, сильный, знаменитый своими драками, особенно одной с Амираном Думгадзе, которого все считали “первым кулаком” города Тбилиси и который от удара головой Артура в сквере у оперного театра пролетел метра четыре и свалился в цветущие кусты рододендрона. Я видел этот полет, он был чрезвычайно эффектен. Потом “первый кулак” города Амиран Думгадзе, пригласил Артура Жоржоладзе и нескольких сирот отметить примирение. Праздновали событие в хинкальной на полпути к фуникулеру. А год спустя, когда в ЦК комсомола Грузии пронесся слух, что, возможно, будут издавать стихотворный сборник Артура Жоржоладзе, он неожиданно умер. С пышной черной бородой вождь лежал, окруженный бумажными цветами (это было его посмертное желание, об этом писал он в своих нечитабельных стихах). Мы, сироты, несли его гроб по улице Дзнеладзе, что параллельна проспекту Руставели. Подмышкой Артура была книга Иммануила Канта. В жизни он постоянно ходил, держа ее под той же правой подмышкой.