Федор Раскольников - Кронштадт и Питер в 1917 году

119

Центрофлот (Центральный исполнительный комитет военного флота при ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов), высшая инстанция для центральных комитетов флотов и флотилий. Создан на I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917 г.) из делегатов — представителей флотов и флотилий. Ред.

В конце приказа опущена последняя фраза: «Приказ этот срочно объявить во всех командах и на судах флота».

Тюрьма в Петрограде на Арсенальной набережной, построенная в виде двух крестообразных в плане корпусов. Ред.

Массовые демонстрации в Петрограде 3–4 (16–17) июля 1917 г. явились выражением глубочайшего политического кризиса в стране. Провал наступления русских войск на фронте, начатого Керенским 18 июня (1 июля), новые жертвы, принесенные в угоду империалистам, рост безработицы в связи с закрытием капиталистами предприятий, растущая дороговизна и острый недостаток продовольствия — все это вызвало взрыв возмущения широких народных масс.

В статье 105 Военно-морского устава о наказаниях указывалось, что «за сопротивление исполнению приказаний или распоряжений начальника, однако без употребления оружия или иного орудия, виновный подвергается… в военное время лишению всех нрав состояния и смертной казни или ссылке в каторжную работу без срока или на время от 12 до 20 лет». Виновные по 109 статье — «за явное восстание в числе 8 или более человек с намерением воспротивиться начальству или нарушить срок службы» — в военное время также подвергались лишению всех прав состояния и смертной казни. Статья 271 — «за всякое нарушение обязанностей службы с намерением способствовать или благоприятствовать неприятелю в военных или других враждебных его действиях» — рассматривала виновных как государственных изменников и устанавливала ту же меру наказания — смертную казнь. Смертная казнь была отменена после Февральской революции, но после июльских событий вновь введена на флоте с 30 июля 1917 г.

Очевидно, в данном случае имеется в виду «дикий», «варварский». Ред.

В первой публикации далее следовал текст:

«В общем, из рассказа т. Троцкого можно было сделать оптимистические выводы: несмотря на ожесточенные репрессии правительства, сопутствуемые травлей со стороны социалистов-предателей, ни в рабочих, ни в солдатских массах развала не наблюдается.

Я со своей стороны вкратце ознакомил его с характером предъявляемого нам обвинения, и когда, наконец, надзиратель снова щелкнул замком, я с огромным сожалением покинул камеру Троцкого: еще так много нужно было переговорить. Почти на каждом своем дежурстве наш благосклонный надзиратель устраивал нам потайное свидание. Иногда он впускал в мою камеру тов. Рошаля, иногда мы с Семеном встречались у тов. Троцкого.

Увидев, что у Троцкого нет никаких продовольственных запасов и он вынужден питаться только вонючими тюремными обедами, я с радостью уделил ему пару коробок консервов, присланных мне кронштадтскими друзьями» (Пролетарская революция. 1923, № 10. С. 139–140).

«Тов. Троцкий учел изменение типа тюремных аборигенов, горячо возражая против голодовки. Он указывал, что преобладающий состав заключенных не обеспечивает серьезности задуманного предприятия. Он подчеркивал, что решиться на такой ответственный шаг можно только в тесной семье испытанных партийных работников, всерьез отважившихся умереть или добиться своего» (Пролетарская революция. 1923. № 10. С. 142).

«Дальнейшие события показали, что наиболее прав был Лев Давыдович» (Пролетарская революция. 1923. № 10. С. 141).

Трудовики («Трудовая группа») — группа мелкобуржуазных демократов в Государственных думах России, состоявшая из крестьян и интеллигентов народнического направления. Фракция трудовиков образовалась в апреле 1906 г. из крестьянских депутатов IVoсударственной думы. Трудовики выдвигали требования отмены всех сословных и национальных ограничений, демократизации городского и земского самоуправления, осуществления всеобщего избирательного права, уравнительности землепользования. Большевики проводили тактику соглашений с трудовиками по отдельным вопросам.

В первой публикации абзац начинался следующими словами: «Когда выходил на прогулку тов. Троцкий в своем заграничном плаще и мягкой фетровой шляпе, его тотчас же обступало несколько товарищей и начинался оживленный разговор о политике. Лев Давыдович, гуляя по кругу со своими спутниками, имел обыкновение высказывать едкие и остроумные суждения о текущих событиях, о которых мы узнавали из газет» (Пролетарская революция. 1923. № 10. С. 145–146).

«Теория и чай». Прим. авт.

В первой публикации далее следовал текст;

«Его день с утра до вечера проходил за письменным столом., в интенсивной литературной работе. Лев Давыдович постоянно давал статьи для нашего партийного органа, издававшегося, несмотря на все репрессии Керенского, под разными часто менявшимися названиями. Целый ряд остроумных памфлетов и публицистических фельетонов именно в эти два месяца тюрьмы вышел из-под пера Троцкого. Особенно удачен был насыщенный сарказмом фельетон под названием «Бонапартята», направленный против Керенского и его клики.

Статьи, написанные в «Крестах», переправлялись тов. Троцким в редакцию при посредничестве его жены, Наталии Ивановны. Во время свиданий с ней, происходивших в присутствии кого-нибудь из тюремной администрации, Л. Д., возвращая жене опорожненный саквояж, в котором она приносила передачу, ухитрялся пересылать на волю скрытые во внутренней подкладке тончайшие листки своих рукописей, испещренных нарочито мелким, бисерным почерком. Небрежность и даже потворство тюремной администрации значительно облегчали дело. Мне, например, во время свиданий иногда удавалось без всяких ухищрений просунуть свернутые в трубочку рукописи прямо через двойную решетку, в то время как смотритель отворачивался или выходил на одну минуту в соседнюю комнату. Пораженный революцией, тюремный уклад окончательно расшатался, и обслуживающий его персонал уже не проявлял того служебного рвения, каким он блистал при царизме.

И это несмотря на то, что весь личный состав «Крестов», унаследованный революцией от старого режима, оставался на своих старых насиженных местах. Ежедневно просматривая все столичные газеты, тов. Троцкий отмечал все, стоящее внимания; часть этого материала он тотчас использовал в своих памфлетах, а другие интересовавшие его статьи и заметки вырезал и наклеивал на отдельные листы, сопровождая их ядовитыми комментариями.