Александр Бенкендорф - Письма русского офицера. Мемуары участников войны 1812 года

Я мог бы действовать удачно, только если бы мне удалось ввести неприятеля в заблуждение касательно количества моих сил и лишить его возможности осуществить свои замыслы.

Взбунтовавшийся Амстердам с трепетом ожидал вхождения в город раздраженного неприятеля.

Необходимо было оказать быструю помощь этому центру национального единства и поднять вооруженное восстание.

<…> В тот же вечер я сел на корабли с остальным войском числом 600 человек. Зюйдер-Зе покрыта была льдинами, и вражеская флотилия, которая принадлежала располагавшейся в Текселе эскадре адмирала Вергюэля, крейсировала в окрестностях Гардевика.

Моряки предсказывали нелегкое плавание; мы подняли паруса в 11 часов вечера, чтобы под покровом темноты скрыть наше передвижение, и молили о попутном ветре.

На восходе солнца мы увидели колокольни Амстердама и в 8 часов вошли в порт.

Я поспешил к генералу Крайенхову и только ему сообщил о небольшой численности бывших со мной людей, он ужаснулся. Но поскольку пути назад уже не было, мы составили бумагу, в которой мне приписывалось 6 тысяч человек, и написали обращение к народу, призывавшее его взяться за оружие.

Вскоре город был в движении, национальная гвардия получила приказ выстроиться на Дворцовой площади, огромная толпа наполнила все улицы, окна были украшены знаменами Оранского дома, и горсть русских, только что сошедших на берег, составила почетный караул под балконом дворца.

Тут же было сформировано временное правительство, и в 10 часов народу читан был акт о восстановлении Голландии. Воздух наполнился восторженными криками, и пушечный залп разнес во все стороны эту великую новость.

Войска прошествовали передо мной при восторженных криках множества людей. Тысячи людей всех сословий, наспех вооруженные, присоединились к солдатам и в опьянении восторга выступили к двум крепостям, которые охраняли Амстердам. Гарнизоны крепостей Мюйдена и Гальвига, устрашенные уже шумом города, едва заметив направляющиеся к ним многочисленные колонны, тут же сообщили о своей капитуляции. 900 человек сдались в плен, и на укреплениях двух крепостей было найдено 26 орудий.

Ничто не может выразить бурную радость, которая охватила жителей этого большого и богатого города. Это поистине было пробуждением нации, чья сила и свобода, усыпленные притеснениями и несчастьем, внезапно заново обрели всю свою энергию.

Новое правительство ускорило вооружение людей и наведение порядка в городе; все спешили оказать содействие обороне, и общественное настроение все более и более исполнялось рвением и твердостью.

Когда завершились первые часы этого великого движения – город был освобожден от тревоги, внушаемой двумя сдавшимися крепостями, – слабость моего отряда не могла быть долее скрываемой, и мысли о будущем стали устрашать предводителей восстания, они пришли, с тем чтобы задать мне следующие вопросы:

Какими средствами вы надеетесь защитить нашу свободу?

Каковы ваши военные планы? И каковы замыслы союзнических государств касательно нашего политического существования? Я запросил у генерала Винценгероде о том, какого рода речь я должен держать перед голландцами; он мне ответил, что намерения императора касательно этого ему совершенно неизвестны.

Тем не менее ответить было необходимо без колебаний; малейшая неловкость в моем поведении, малейшая нерешительность разрушили бы все доверие города и превратили бы мою экспедицию в партизанский налет, лишенный определенности и последствий.

Я отвечал: средством защиты вашей свободы является мой отряд, малочисленность которого я не стал скрывать; я объявил также об обстоятельствах, обязывающих Бюлова под держать это предприятие, я сказал о высадке английских войск, которые, как только сойдут на берег, немедленно поспешат на помощь; о патриотизме голландцев и о неприятеле, захваченном врасплох.

Мои же военные планы заключаются в том, чтобы рискнуть всем для вашей свободы.

Что касается замыслов союзнических государств касательно политического существования Голландии, я имею приказ узнать желания нации, оказать помощь в их осуществлении и сообщить о них императору. Таким образом, я спрашиваю вас: чего вы хотите? Они мне отвечали: возвращения принца Оранского. Только этот дом может гарантировать нашу независимость. Было постановлено немедленно отправить депутата к принцу, чтобы умолять его вернуться и возглавить свой народ. Несколькими годами раньше этот же самый народ сделал все, что в их силах, чтобы избавиться от семьи принца.

Принц уже имел сведения о том, что происходило в Амстердаме, и ожидал только благоприятного момента, чтобы покинуть свое убежище в Англии.

Тем не менее, зная, что наши армии находятся в Франкфурте в бездействии, что ведутся переговоры с Наполеоном, и находясь в полном неведении относительно политических настроений кабинетов министров и намерений Императора, я был охвачен беспокойством при мысли о том, что мною было сделано и обещано.

Я отправил курьера в Франкфурт, чтобы сообщить императору о моем входе в Амстердам, и написал также генералу Бюлову, прося считать меня под его началом, если он намерен продолжать начатую нами операцию.

Надежды мои исполнились. Неприятель, узнав о нашем приходе в Амстердам, предположил, что отряд мой более многочисленен, чем было на самом деле; и при виде сильной колонны, приближающейся к Утрехту, в уверенности, что вся Голландия последует примеру столицы, начал отступление, в спешке переправился через Лех и Вааль и оставил без защиты местность по эту сторону обеих рек.

<…> Несомненно, впервые в истории отряд казаков вел переговоры с адмиралом.

Было объявлено о прибытии принца Оранского; друзья семейства поспешили к нему навстречу, и Амстердам приготовился встретить своего правителя, избранного по праву рождения и по волеизъявлению народа.

Все население этого огромного города вышло встречать принца и заполнило улицы и площади. Русская гвардия находилась у дверей дворца, казаки шествовали перед каретой, я ожидал принца со всеми офицерами и городскими властями внизу лестницы. Выходя из кареты, принц с трудом удержался на ногах из-за народа, который толпился вокруг него, я устремился к нему навстречу и протянул руку, чтобы помочь ему пробраться сквозь толпу и войти во дворец. Принц показался на балконе, и шум восклицаний возобновился с удвоенной силой. Он был расстроган этой сценой, но можно было легко увидеть, что ему трудно осознать высоту своего нового положения и оценить этот момент.

Принца сопровождал английский посол, господин Кланкарти, который и сообщил мне о планах своего правительства относительно Голландии; этот откровенный разговор вполне успокоил меня насчет моих политических предприятий.