Дуайт Эйзенхауэр - Крестовый поход в Европу

К сожалению, вскоре Маршал заболел. Поговаривали, что это якобы дипломатическая болезнь, но, когда я увидел его на следующем заседании Контрольного совета в Берлине, у него был вид человека, перенесшего тяжелую болезнь.

Во всяком случае, это послужило причиной переноса визита Маршала на более позднее время, пока не наступит зима, а затем он выразил желание поехать в нашу страну весной. Но к тому времени русские, очевидно, потеряли интерес к визиту одного из своих Маршалов в Америку.

Последний раз я видел Маршала Жукова 7 ноября 1945 года. Это был день советского праздника, и в честь его он устроил большой прием в Берлине, пригласив всех командующих и старших штабных офицеров своих союзников. Погода резко ухудшилась, и лететь оказалось невозможным. Двое других командующих отменили свои поездки, а я, поскольку мне было известно, что вскоре получу приказ о возвращении в Соединенные Штаты, решил побывать на приеме, хотя знал, что обратно мне придется ночью ехать поездом, а затем днем покрыть большое расстояние на автомашине.

Когда я прибыл, Маршал Жуков со своей женой и несколькими старшими помощниками стояли в центре зала, принимая гостей. Он приветствовал меня и затем быстро покинул центр зала. Маршал взял свою жену под руку, и мы втроем уединились в уютной комнате, где был накрыт стол с самой изысканной закуской. В разговоре прошло два часа.

Общий тон высказываний Маршала сводился к тому, что, по его мнению, мы в Берлине кое-чего добились для разрешения трудной проблемы установления взаимопонимания между двумя странами, столь разными по своим культурным и политическим взглядам, какими являлись Соединенные Штаты и Советский Союз. Маршал считал, что мы могли бы добиться еще большего. Он много говорил об Организации Объединенных Наций и заметил: "Если Соединенные Штаты и Россия будут стоять вместе, несмотря ни на какие трудности, успех ООН будет наверняка обеспечен. Если мы будем партнерами, то не найдется такой страны на земле, которая осмелилась бы затеять войну, когда мы наложим на нее запрет".

После моего возвращения в Соединенные Штаты мы с Маршалом продолжали переписываться в привычном для нас дружеском тоне до апреля 1946 года.

Русские великодушны. Они любят делать подарки, принимать гостей, и это может подтвердить почти любой американец, которому приходилось работать вместе с ними. По своему великодушию, по своей преданности товарищу, по своему здравому и прямому взгляду на дела повседневной жизни обыкновенный русский, как мне кажется, очень похож на так называемого среднего американца.

Личная дружба и взаимопонимание с Маршалом Жуковым, однако, не избавляли нас от инцидентов и конфликтов, которые постоянно раздражали и выводили из себя работников моего штаба. В силу языковых различий никто из нас не имел возможности лично и непосредственно переговорить с русскими, чтобы избежать накала в доводах обеих сторон.

Политике твердого соблюдения обещаний, данных нашим правительством, был брошен первый вызов после прекращения боевых действий. Некоторые из моих коллег неожиданно предложили, чтобы я отказался, если русские попросят, отвести американские войска с рубежа на Эльбе в районы, выделенные для оккупации Соединенными Штатами. Такое предложение обосновывалось тем, что если мы будем держать свои войска на Эльбе, то русские скорее согласятся с некоторыми нашими предложениями, в частности в вопросе о разумном разделении Австрии. Такие предложения мне представлялись неубедительными. Я считал, и меня всегда в этом поддерживало военное министерство, что начинать наши первые прямые связи с Россией на основе отказа выполнить условия ранее достигнутой договоренности, которые выражают добрую волю нашего правительства, означало бы подорвать сразу же все усилия, направленные на обеспечение сотрудничества.

Я всегда полагал, что западные союзники, вероятно, могли бы договориться о том, чтобы занять несколько большую часть Германии, чем фактически мы оккупировали. Я считаю, что, если бы наши политические руководители были в такой же мере, как мы в штабе верховного командования союзных экспедиционных сил, убеждены в скорой победе на Западе, они на Ялтинской конференции стали бы настаивать на рубеже по Эльбе как естественной географической линии разграничения между восточной и западной зонами оккупации. Хотя в конце января 1945 года мы все еще находились к западу от Рейна, а "линия Зигфрида" не была прорвана, мой штаб и я информировали своих начальников, что мы быстро добьемся крупных побед. За исключением опасений, что мы не сумеем продвинуться далеко на восток, казалось, не было достаточных оснований соглашаться на проведение разграничительной линии не дальше, чем Эйзенах. Однако это только предположение. Я никогда не обсуждал этот вопрос непосредственно с теми, кто был ответствен за решение относительно разграничительного рубежа. Во всяком случае, в те последние месяцы лета и первые месяцы осени 1945 года радушие и готовность к сотрудничеству в Берлине достигли наивысшего предела, какого мы смогли добиться в работе с советскими официальными представителями. В более широких областях, на высших уровнях, усиливались разногласия, и они неизбежно отражались на жизни оккупированной Германии.

Акт о безоговорочной капитуляции Германии был подписан по требованию Советского правительства в Берлине — поверженной столице фашистской Германии в полночь 8 мая 1945 года. Здесь речь идет о предварительной капитуляции. Прим. ред.

Японо-американские переговоры велись с весны 1941 года вплоть до вступления Японии в войну против США. 7 декабря японские послы Номура и Курусу, которые вели переговоры в Вашингтоне, заявили об их прекращении. Примерно за час до этого Япония совершила нападение на Перл-Харбор военно-морскую базу США на Гавайских островах. — Прим. ред.

7 декабря 1941 года из семи авианосцев и одного эскортного авианосца военно-морских сил США три авианосца находились в Тихом океане. «Саратога» был на пути в Сан-Диего, «Энтерпрайз» и «Лексингтон» в составе 8-й оперативной группы оказались в районе Соломоновых островов. — Прим. авт.

Эти силы состояли приблизительно из 40 тыс. солдат и офицеров американской армии, 12 тыс. филиппинцев и 8 тыс. личного состава американской авиации. — Прим. авт.

К. Окинлек — британский фельдмаршал (1946). В 1941–1942 годах командующий британскими войсками на Ближнем Востоке. За отступление в 1942 году был снят с должности. В 1943–1947 годах — главнокомандующий британскими войсками в Индии. — Прим. ред.

Президент одобрил наш план 1 апреля 1942 года. — Прим. авт

Генерал Спаатс был назначен командующим 8-й воздушной армией 2 мая 1942 года, но прибыл на театр только 1 июля 1942 года. — Прим. авт.

Теоретически радиус действия истребителя Р-39 считался равным 900 милям, а Р-40 — около 950 милям. — Прим. авт. (Спутан радиус действия с дальностью полета, P-39 «Аэрокобра» имел дальность без подвесных баков до 1000 км — OCR.)

В морском сражении у острова Мидуэй 4–6 июня 1942 года потерпели поражение мощные силы японского флота, направлявшие свой удар против оперативной базы США на этом острове. Японские, потери в этом сражении составили четыре авианосца, один тяжелый крейсер и 322 самолета (большинство из них было потоплено вместе с авианосцами). Американские потери составили один авианосец, один эсминец и 150 самолетов.

Среди части французских войск в Северной Африке имели место довольно значительные антианглийские настроения, которые были вызваны причинами, связанными с разгромом Франции в 1940 году. После капитуляции Франции, когда главные силы ее флота оказались в руках профашистского правительства Виши и находились в Мерс-эль-Кебире (Северная Африка), они были атакованы английской эскадрой. Это произошло 3 июля 1940 года после отказа французского командования перейти на сторону англичан или затопить корабли. Большинство французских кораблей, в том числе 3 линкора, было выведено из строя; погибли или получили ранения более 1,5 тыс. человек. 8 июля другой отряд английских ВМС нанес удар по новому французскому линкору «Ришелье», находившемуся в Дакаре. Принятые меры устранили опасную для Великобритании возможность использования против нее французских кораблей. — Прим. ред.

За семь недель, с 13 декабря 1942 года по 1 февраля 1943 года, на Бон было сброшено 2 тыс. фугасных бомб. — Прим. авт.