Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие

20

Впрочем, слова «Восток» и «Запад» могли иметь и принципиально иное значение: маоистский Китай и весь остальной мир. Великое разрыхление… культурная революция… И ведь тоже — цивилизация, планирующая особое, отличное и от западного, и от советского, и от «полуденного» будущее для себя и всего мира. К тому же ведущая войну с другими «разумными существами» — Южным Вьетнамом и его «кукловодом», США. Эта остроумная гипотеза принадлежит философу Борису Межуеву. Но если к ней приглядеться, то нетрудно увидеть тот же самый фронт, лишь с учетом ориентальной специфики.

Именно кафкианское. Борис Натанович позднее вспоминал: «Нам… очень нравился тогда характерный для Кафки прием: описание мира как призрачной зоны перехода от сна к реальности. Этот прием мы вполне сознательно и с удовольствием применили пару раз в „Улитке“».

Один из жителей деревни в Лесу, добрый приятель Кандида, жестоко пострадавший от Леса.

Товарищ Кандида.

Л. Филиппов имеет в виду: внимательно, изо всех сил читавшего «Беспокойство».

Вот герой, выводящий на самые прямые и очевидные ассоциации между «Улиткой на склоне» и романом Кобо Абэ «Тайное свидание» (1977).

Исследователи творчества Стругацких высказывали и принципиально иные мнения. Так, например, критик Глеб Елисеев пишет: «Книги фантастов всегда больше принадлежали миру литературы, чем миру политики, в отличие от сочинений откровенных диссидентов… Противостояние объективной античеловечности — вот лейтмотив, при помощи которого авторам удалось связать две столь разных сюжетных линии повести, происходящих из разных источников и вызванных к жизни различными творческими импульсами… Любопытно, что в произведении об абсурде, заранее отвергающем всякую возможность рационального объяснения происходящего, некоторые критики пытались найти четкий смысл. Например, в обстоятельной монографии В. Кайтоха о творчестве братьев Стругацких относительно двух сюжетных линий „Улитки на склоне“ сказано: „Мораль обоих сюжетов ясна — нельзя вступать в переговоры со злом“. Между тем из линии „Перец“ такой морали без насилия над текстом вывести невозможно. В мире Управления нет зла как такового, ибо эта конструкция бессмысленна до самой своей глубины. В ней присутствует лишь абсурд, одинаково чуждый добру, злу и вообще чему-либо человеческому. Братья Стругацкие стремились создать вневременной текст, ценный в любые времена, ставили перед собой не журналистские, сиюминутные, а литературные задачи. Для придания абсурду именно качества вечного и постоянно торжествующего явления радикально изменялось содержание книги… Можно предположить, что решение создать аллегорический, абсурдистский текст у соавторов оказалось подспудно связано с модой на Кафку и на „кафкианские“ подходы к сюжету произведения».

Философ Борис Межуев полагает, что в середине 60-х Стругацкие переосмыслили основы «левокоммунистической утопии». По его мнению, Стругацкие видят в матриархатной цивилизации Пандоры реальную, более того, «роковую и неизбежную» перспективу человечества; в ряде повестей, в том числе и в «Беспокойстве», столкновение двух противоположных «образов будущего» образует лейтмотив. Путь «полной адаптации людей к природной среде» и наступление «эры матриархата» противопоставляются пути «новой расы», «сверхлюдей» — люденов, которые появятся в творчестве Стругацких позднее «Беспокойства» и «Улитки». «В нескольких местах „Беспокойства“, — пишет Межуев, — прямо указывается на то, что путь „адаптации“ представляет собой „пропасть“, в которую может свалиться не подозревающее о ней коммунистическое человечество Полдня».

Повесть была опубликована в номерах «Юности» за сентябрь-ноябрь 1970 года.

Номера «Авроры» с августовского по ноябрьский за 1971 год.

Театральная постановка собирала полные залы, и один из авторов этой книги (Д. Володихин) в начале 80-х имел возможность наслаждаться превосходной игрой актеров. А вот двухсерийный фильм-спектакль особенного отклика не вызвал: то, что хорошо было на сцене, на экране выглядело далеко не столь удачно.

Заявка была подана еще в августе 1971 года и нашла положительное отношение у таких асов советской мультипликации, как Хитрук и Котеночкин.

Памир. № 7–12 за 1974 год.

Цит. по записям Виталия Бабенко, старосты московского семинара писателей-фантастов.

Сценарий опубликован в номерах 4–5 журнала «Уральский следопыт» за 1989 год. В нем раскрыты некоторые недоговоренности, оставленные авторами в самой повести без малейшего намека на разгадку.

Стругацких наградили за повесть «Жук в муравейнике», воспринятую любителями фантастики с восторгом, хотя критика жестоко «бодала» ее.

Имеется в виду Роман Подольный — писатель-фантаст, добрый знакомый и соратник Стругацких, глава отдела науки в журнале «Знание — сила».

Режиссер — Аркадий Сиренко, авторами сценария остались братья Стругацкие. Любопытно, что у «Пяти ложек эликсира» нет «материнского текста» — повести или романа, он лишь частично тяготеет к «сорокинской» части «Хромой судьбы». Сценарий создавался в 1984 году и в какой-то степени представляет собой вариацию на тему «Средства Макропулоса» Карела Чапека. Некий состав тайно используется небольшой группой людей для омоложения. Генеральный этический смысл вещи виден в действиях главного героя: он отказывается от соблазна надолго продлить свою жизнь, поскольку обретение этого блага уничтожит его нравственную чистоплотность. Борис Натанович считал, что картина получилась неплохая — на крепкую четверку.

Известно как минимум два резко отличающихся варианта ее текста.

Цитата дана по книге А. Скаландиса «Братья Стругацкие».

Фильм А. Сокурова «Дни затмения» вышел на экраны в 1988 году. Это была философская картина, отмеченная всеми признаками высокого режиссерского дара. Но сценарий, написанный для нее братьями Стругацкими. остался без применения. Автором сценария стал Юрий Арабов (с участием братьев Стругацких и Петра Кадочникова).