Кора Ландау-Дробанцева - Академик Ландау; Как мы жили

Я заплакала. Она возмутилась:

— Значит, тебе Женьку жалко! А меня кто пожалеет?!

Я ей напомнила Митрофанушкин сон — "Бедная матушка, ты так устала, колотя батюшку!". Она возразила:

— Мое дело швах. Я забаррикадировала дверь и выходить в ближайшие дни не буду. Ты мне завтра привези хлеба, ладно? К телефону я не подхожу, если что важное, звони так: три раза подряд и сразу клади трубку, на четвертый раз я трубку сниму, но буду молчать. Кора упомянула, что позвонила только Кириллу Семеновичу Симоняну, и мне захотелось узнать его мнение обо всем случившемся.

— Какое мнение, я ржал, — спокойно ответил врач, хорошо знавший всех действующих лиц. — Успокойте, бога ради, вашу тетю. Ни в какую милицию Лившиц жаловаться не пойдет. Так же, как и в поликлинику. Если бы он сунулся в какое-нибудь учреждение с таким делом, там бы все по полу валялись от хохота, что баба его побила по жопе палкой.

Кирилл Семенович оказался прав. Кора с неделю сидела дома, несколько раз видела из окна осунувшегося, хромающего соседа, он еле передвигал ноги, опираясь на палочку…

Больше они не общались.

После смерти Дау Кора сникла, у нее пропал интерес к жизни. К счастью, остался любимый сын, Игорь, но все же она угасала. И как-то сразу постарела. Она часто говорила о прошедших годах, о том, стоило ли ей оставаться с Дау, когда у него появились любовницы. Однажды я услышала слова, которые меня потрясли:

— Дауньку нельзя было оставить этим финтифлюшкам. Так, как я, за ним никто бы не ухаживал. Он нуждался в постоянном присмотре, забывал поесть, мог простудиться. Нет, я бы места себе не находила вдали от него. И потом, эти проститутки, они готовить толком не умеют.

Кора была из тех матерей, которых называют сумасшедшими. Сына она любила безумно. Моя мама говорила, что Кору держит на этом свете любовь к Гарику. Держала, да не удержала.

Это трудно объяснить, вроде бы ничего не менялось, но она отдалялась, уходила, замыкалась в себе. Придешь к ней — на столе разложены фотографии Дау, она перекладывает их с места на место, убирать не велит. Перечитывает письма. Ну, и разговоры большей частью о нем.

— Я только сейчас поняла, как он был прав. Конечно, ревность — это варварский пережиток. Ну какое для меня вот сейчас имеет значение, что у него была девушка по имени… ой, я даже имен не помню.

Она говорила медленно, и лицо ее становилось мягче, исчезала горестная складка у рта. Она постарела, но была красивая. Нет, она не молодилась, просто — красивая старуха, хотя это слово старуха — к ней совершенно не подходило. Улыбаясь своим мыслям, она продолжала:

— У меня к его девушкам не то что ревности, у меня даже неприязни нету. Кроме одной идиотки, которая ему не дала.

Тут тетушка строго на меня посмотрела.

— Чего это ты вскинулась? Я ж ничего нецензурного не сказала. Ну как с тобой после этого разговаривать. Эх, ты! Если бы ты не была такой дурой, я бы тебе такое рассказала…

Чтобы как-то разрядить обстановку, я напомнила ей старинный анекдот: бабушка рассказывает внукам, откуда берутся дети. По ее версии — их находят в капусте. Внук тихонько спрашивает у сестры: "Сказать ей, или пусть умрет дурой?".

Но вот что осталось неизменным, так это любовь к чистоте: по-прежнему все сияло и блестело, и по-прежнему делала она это легко, без напряжения, словно играючи. Брызнул дождик, тетя придвигает к кухонному столу табурет, залезает на подоконник, раскрывает окно и через пять минут окно вымыто, да так, словно стекла вообще нет.

И чувство юмора тоже осталось в полной мере до самого конца. Как-то утром Кора позвонила и сказала, что получила потрясающее письмо, от кого — говорить не стала. Приедешь — покажу.

Работать после этого звонка я уже толком не могла, и отправилась на Воробьевское шоссе. Это было письмо от Пети, ее первого мужа. Узнав из газет о смерти Ландау, он написал Коре обстоятельно о себе, о своей жизни, вспомнил, что они все-таки бывшие одноклассники.

— Обрати внимание, — заметила Кора, отрываясь от чтения письма, — он ни словом не обмолвился, что мы, мол, любили друг друга и были мужем и женой. Наверное, это не так уж и важно. Но вот что одноклассники — это да!

У этого письма интересный конец: "Кора, приезжай! Таких свиней заведем!".

— Нет, ты представляешь?! Это какое самомнение надо иметь! И не забывай, как мы расстались. Я когда первый раз прочла, то даже не поняла, не поверила своим глазам. А перечитавши, хохотала до слез. К тому же, он наверняка женат. Хитрая бестия, получив мое согласие, он бы вынал несчастную женщину на улицу и начал всем хвастаться, что у него жена — вдова Нобелевского лауреата.

Внезапно она заговорила другим тоном:

— Но главное, что я скорее бы умерла, чем разрешила кому-нибудь к себе прикоснуться. А вообще Петя даже глупее, чем я думала. Надо же, одноклассник выискался!

Она продолжала жить странной жизнью — не в настоящем времени, а в прошлом, в котором был Дау. Кора сама справлялась с уборкой, с покупками, она, так же, как и ее сестры, не принадлежала к числу женщин, заставляющих близких заботиться о собственной персоне.

Я не слышала жалоб на одиночество. Она много читала, иногда смотрела кинофильмы по телевизору. Не было слез, уныния. И в то же время в ее мыслях постоянно присутствовал Дау. Потому так естественно было для нее начать писать о нем. Я посоветовала ей написать воспоминания потому, что она часто рассказывала мне что-то по телефону и я сказала, что надо записывать, иначе все забудется. И дала ей совет, услышанный когда-то от Корнея Ивановича Чуковского: "Пишите, как пишется, и ни в коем случае не добивайтесь стилистического совершенства в процессе написания. Пишите, не останавливаясь. Править текст будете потом".

Это стало для нее спасением: ведь тут уж было постоянное общение с Дау. Она была труженица, и в написании мемуаров это ей помогло: сидела с утра до ночи. Может быть, это ее и держало. Кончила писать и сразу расхворалась…

Незадолго до смерти сказала:

— Моя самая большая удача — что я встретила Дау. Москва январь 1999 года

Абрикосов Алексей Алексеевич (род. 1928), академик АН СССР с 1987 г.

Алиханов Абрам Исаакович (1904–1979), академик АН СССР.

Алиханьян Артем Исаакович (1908–1979), членкор. АН СССР, академик АН Арм. ССР, брат А. И. Алиханова.

Арцимович Лев Андреевич (1909–1973), академик АН СССР.

Вишневский Александр Александрович (1906–1975), академик АМН СССР.

Гращенков Николай Иванович (1901–1965), академик АМН СССР.