Альберт Кессельринг - Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

Когда в 1947 году меня приговорили к смерти, я решил, что у меня хватит мужества лицом к лицу встретить все то, что мне предстояло. Я прожил большую жизнь, и мне казалось, что мне не суждено открыть для себя ничего нового. Сегодня, через пять лет после этого, я должен признаться, что в моей жизни, внешне столь неприглядной и тяжелой, появились новые источники утешения. Я давно привык в конце дня размышлять над уроками, которые он мне преподал, но у меня никогда не было времени, чтобы посмотреть на себя самого, на все, что меня окружало, и на происходящие события как бы со стороны, попытаться заглянуть в будущее. И я решил попробовать быть объективным, отнестись к моим разочарованиям как к симптомам болезни века, справиться с ненавистью и желанием отомстить и постараться сделать так, чтобы на смену им пришло понимание. С учетом этого обстоятельства было вполне естественно, что именно я стал посредником между моими товарищами по несчастью и тюремной администрацией. Постепенно мои усилия были вознаграждены тем, что к нам стали относиться с большим сочувствием. В нас стали видеть людей и солдат, порожденная пропагандой ненависть стала исчезать. Нашлись люди, которые оказались достаточно великодушными для того, чтобы, несмотря на преобладающую вокруг нас атмосферу враждебности, заступаться за нас. Я уже говорил об этих людях, облегчивших условия нашего существования. Они сделали гораздо больше, чем те, что посвящали все свои усилия нашему «перевоспитанию». Сердце и душа в таких вещах значат гораздо больше, чем сомнительные эксперименты.

За время моего заключения произошло много такого, что могло показаться забавным для человека, прежде занимавшего высокое положение. Чем более удален человек от ежедневной суеты, богатой всевозможными событиями, тем легче ему проникать в самую суть происходящего. Я всего лишь произношу трюизм, когда говорю, что наши действия в войне можно назвать до некоторой степени успешными. Лидделл Харт подтверждает это. Однако я помню, как, в противоположность его мнению, в целом ряде высказываний и в статьях, написанных немцами, упоминалось о «гениальности», а выражаясь более прямо – об идиотизме германского командования. Если верить этим статьям и высказываниям, германский пехотинец был жалким, забитым существом, страдавшим от жестокого обращения со стороны начальства и постоянно им запугиваемым. Будучи военным с более чем сорока годами службы за плечами и имея основания считать, что, несмотря на мою суровость и требовательность, я пользовался определенной популярностью у личного состава, должен заявить, что я не понимаю подобную журналистику. Я готов допустить, что были допущены ошибки. Но из того, что в первые годы войны мы в сжатые сроки победоносно завершали все кампании, можно сделать вывод, что нам противостояли еще большие невежды, командовавшие войсками альянса. Еще более удивительным для любого здравомыслящего человека являются раздающиеся подчас заявления о том, что наше военное образование и обучение были совершенно негодными и что мы должны пересмотреть все наши военные концепции и взгляды в соответствии с демократическими принципами – теми, например, на которых строится армия США. Подобные вещи недоступны моему пониманию.

Мне выпала честь командовать многими лучшими германскими дивизиями, и я знаю, что победы германского оружия были бы невозможны, если бы не настоящее боевое товарищество, существовавшее между солдатами и офицерами. Мне доставляло огромное удовольствие видеть проявления этого товарищества во время моих инспекционных поездок на передовую. Предметом моей особой гордости является образцовое поведение немецких солдат в 1945 году, в период капитуляции наших войск. Действия наших военнослужащих в то время были настоящим триумфом дисциплины, военной выучки и гармоничных отношений между командирами и личным составом частей и подразделений. Есть много вещей, которые мы можем изменить; мы умеем приспосабливаться к требованиям прогресса и усваивать ценные уроки нового. Но мы должны сохранять наш национальный характер и с уважением относиться к нашим традициям. В противном случае мы можем превратиться в народ без корней.

Решение написать эту книгу было для меня нелегким. Но в конце концов я все же принял его, чтобы внести свой вклад в дело правдивого освещения довольно большого периода истории Германии и возведения нерукотворного памятника нашим замечательным солдатам, а также надеясь помочь миру увидеть лицо войны во всей его мрачной целостности. Молодым людям я хотел бы сказать, что смысл жизни состоит в том, чтобы стараться поступать правильно и справедливо, и что никто в этом мире не совершенен. Древняя пословица «errare humanus est» (человеку свойственно ошибаться. – Примеч. пер.) звучит как обращенный к людям призыв действовать по своему усмотрению и как предупреждение, смысл которого сводится к тому, что не следует торопиться судить других.

{1} Фуллер в своей книге «Вторая мировая война» пишет, что успех кампании определяли не количественные характеристики, а быстрота действий авиации и танков, которые осуществляли операции как единое целое, поддерживая друг друга.

{2} В численном отношении между сухопутными силами противоборствующих сторон было примерное равенство – около пятидесяти германских дивизий противостояли приблизительно сорока польским дивизиям и десяти кавалерийским бригадам. Германские войска были лучше вооружены и обучены – тем более, что поляки не успели завершить мобилизацию.

{3} Немецкое название г Щецина в Польше. (Примеч. ред.)

{4} Согласно докладу 9-й авиагруппы, к 31 июля общее водоизмещение потопленных ею кораблей и судов противника составило 950 000 тонн.

{5} Эти данные взяты из книги Баумбаха «Zu Spat». Плоец в своей «Истории Второй мировой войны» (Билефельд, 1951 год) оценивает численность 2-го и 3-го воздушного командования в 1361 бомбардировщик и 1308 истребителей. Вероятно, последняя цифра включает в себя 400 недопоставленных истребителей, о которых сказано выше.

{6} Черчилль таким образом выражает точку зрения англичан на этот счет: «Немецкие транспортные самолеты, помеченные красным крестом, начали появляться над проливом в июле и августе всякий раз, когда возникал воздушный бой. Мы не признавали их средством спасения пилотов противника, самолеты которых оказывались сбитыми в ходе боестолкновений, поскольку спасенные летчики могли снова сесть за штурвал и бомбить наше гражданское население. Мы сами спасали их во всех случаях, когда это было возможно, и превращали в военнопленных. Однако все немецкие воздушные кареты „скорой помощи“ наши истребители в соответствии с совершенно определенным приказом, одобренным военным правительством, вынуждали совершить посадку либо сбивали».