Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

От первого брака родился мой единственный сын Йенс, который погиб в ходе рокового марша пленных на восток в последние дни войны. Он мог бы нести мое имя дальше. Sans peur et sans reproche (фр. без страха и упрека. — Пер.), с умом, простотой и приобретенным опытом, он подавал большие надежды. Врагов у него не было — только друзья. Он знал, что в обращении с людьми следует вести себя мягко и просто. Он мог бы стать одним из тех людей, в которых Германия сегодня особенно нуждается, — способным экономистом. Когда он начинал самостоятельную жизнь, я посвятил ему перевод поэмы Редьярда Киплинга, в которой воплотились мои и его взгляды на жизнь. Утрата Йенса стала величайшим горем всей моей жизни.

Величайшим счастьем я обязан второй своей жене, на которой женился в возрасте шестидесяти четырех лет и которая подарила мне двух дочерей, нашу радость и надежду. В течение семи лет жизни вне закона, политических преследований и опасностей мысли о жене и детях не раз утешали и поддерживали меня.

В годы этих преследований, как и во всей своей жизни, я не поддавался отчаянию. Если у меня была работа, я брался за нее, невзирая на благосклонность или зависть. Да, я совершил много ошибок, многого не понимал, но я никогда не шел против своих убеждений или против совести.

Имеется два сорта людей, которые мне кажутся бесполезными: те, кто увиливает от выполнения своих обязанностей, и те, кто силен задним умом. Они подходят под две категории, к которым можно применить эти стихи:

Взявшись за любую работу, по собственному выбору или по необходимости, я выполнял ее, не оглядываясь на партийную политику, в которой не находил никакого интереса. Там, где речь шла о благосостоянии моего народа, никакая партийная политика не могла отвратить меня от доведения дела до конца.

Помимо выполнения своих многочисленных мелких обязанностей, мне удавалось трижды участвовать не без успеха в формировании экономических и социальных условий.

Первый случай — когда была сразу устранена коммунистическая угроза посредством возвращения немецкому народу устойчивой валюты. Это было достигнуто не просто умозрительным решением ввести рентную, или ржаную, марку. Такое решение вызвало противоборство, которое продолжалось несколько месяцев с целью поддержания стабильности имперской марки и кредитной политики, в течение нескольких лет сохранявшей стоимость упомянутой марки на одинаковом уровне.

Когда в начале 30-х годов цифра безработицы достигла 7 миллионов, снова встал вопрос о том, как выбить почву из-под ног коммунизма. Внедрение здравомыслящих, если не сказать дерзких, методов финансирования позволило нам обеспечить работой всех безработных менее чем за три года без того, чтобы поставить под угрозу валюту. Финансовое положение страны улучшалось с каждым годом.

Третьим успехом стало восстановление торгового баланса посредством заключения двусторонних и компенсационных соглашений со странами, чья экономика дополняла экономику Германии. Одновременно мы отказались от господствовавшего до сих пор принципа политики «наибольшего благоприятствования», которая служила исключительно интересам стран, занимающих сильные экономические позиции.

Во всех трех случаях мне удалось проложить новые пути. Я отошел от так называемой «классической» дисконтной политики центрального банка. Перешел к программе повышения производительности труда, зависящей не от сбережений (то есть ограничения расходования капитала), но от реального производства новых денег. Я отверг торговые методы, завещанные нам классическими британскими экономическими теориями.

Эти успехи, однако, были омрачены трагическими историческими событиями. Мою монетаристскую политику подорвали безрассудное накапливание долгов правительством Веймарской республики и чрезмерные репарации наших оппонентов. Мои планы по созданию рабочих мест и улучшению торговли были сведены на нет манией Гитлера к войне.

Я мог еще внести свой вклад в отмену репараций, но мои усилия предотвратить развязывание войны потерпели неудачу. Человек, под властью которого мне удалось искоренить безработицу и восстановить торговый баланс, уничтожил все это позднее своей политикой войны. Мои критики ухватились за это как за повод для обличения моей работы в первые годы гитлеровского режима как преступления. Ну и пусть! По этому вопросу вынесет приговор история. Она спросит также, что делали мои критики для предотвращения катастрофы.

Читателей, возможно, заинтересует, что я думаю о будущем Германии. Я верю в него. Весь мир удивляется тому, как после жесточайших испытаний германский народ быстро и целеустремленно возрождается из руин и восстанавливает порядок и благоденствие.

Объяснение этого «чуда» следует искать в трудолюбии, цивилизованности немцев, их любви к порядку и развитию в условиях мира. С этой точки зрения я полон спокойствия и надежды. Жизнь индивида, такая как моя, мимолетна. Жизнь народа часто характеризуется как вечная. Это бывает только тогда, когда народ остается верен себе, каким я старался быть всю свою долгую жизнь.

Человек с сигарой

Прадед, Кристиан фон Эггерс

Дед Шахта по отцовской линии

Отец, Вильгельм Шахт

Мать, Констанца, баронесса фон Эггерс

Студент Шахт в 1895 году

В начале нового века: доктор философии, журналист, экономист

Со старшей дочерью, родившейся в 1903 году

С первой женой Луизой и их сыном Йенсом, родившимся в 1910 году

На фоне Имперского банка, председателем которого он был. Позади шофер Ризель, который служил ему много лет