Елена Васильева - 50 знаменитых любовников

Чуть позже в Голливуде Зельда приревновала своего мужа к 18-летней начинающей актрисе Луис Моран. Скотт и в самом деле увлекся ею, но не настолько, чтобы можно было опасаться за семейную жизнь. А Зельда восприняла увлечение мужа чуть ли не как трагедию. Заставив его пренебречь выгодным контрактом, она немедленно увезла его из Голливуда. В поезде Зельда устроила настоящую истерику и в порыве ярости даже выбросила в окно платиновые часы с бриллиантами, которые Скотт подарил ей 10 лет назад.

После этого случая признаки психической неуравновешенности Зельды стали проявляться все очевиднее. То она вдруг полностью отказалась от еды, решив таким образом похудеть; как-то раз с таинственным видом сообщила Скотту, что их старые друзья хотят всех убить: и ее, и его, и их дочку Скотти; затем объявила, что не хочет двигаться — ни ходить, ни шевелить руками, ни даже поднимать брови — она будет только сидеть и слушать разные голоса, например, о том, как разговаривают лилии в саду; в другой раз Зельда сложила все свои платья в ванну и устроила из них костер; а однажды во время бешеной езды на автомобиле она чуть было не упала в пропасть…

Все это привело к тому, что в апреле 1930 г. с диагнозом «шизофрения», поставленным известным психиатром Оскаром Форелом, Зельда Фицджеральд попала в швейцарскую клинику для душевнобольных. Далее последовал целый букет болезней: «мания преследования», «нервная экзема», «маниакально-депрессивный психоз», и психиатрические лечебницы, пациенткой которых теперь стала миссис Фицджеральд, — больница в Балтиморе, госпиталь в Северной Каролине, клиника в Эшвилле.

Но и находясь в клинике, Зельда тревожилась о том, что Фицджеральд, занятый написанием сценариев в Голливуде, «постоянно находится в толпе красивых женщин». И даже не ревность одолевала ее, а мучительное чувство разъединенности. «Мой любимый, ненаглядный… — писала она мужу, проявляя удивительную ясность ума и чувств. — Мне так грустно от того, что я превратилась в ничто, пустую скорлупу. Мысль об усилиях, которые ты прилагаешь ради меня… была бы невыносима любому, кроме разве бездушной машины… Твоя доброта ко мне не знает пределов. Поэтому сейчас я могу сказать одно: в моем сердце, во всей моей жизни не было более дорогого существа, чем ты… Я люблю тебя!»

Фицджеральд по-прежнему не мог жить без Зельды. Несмотря на занятость, всегда старался быть поближе к жене, селился в отелях неподалеку от клиник, где она лечилась, постоянно вел переписку с докторами. Какое-то время он надеялся, что болезнь Зельды пройдет сама собой, и даже пробовал забирать ее из больницы. Одно время пытался уверить себя, что причина безумия жены кроется в нарушении обмена веществ, которое было вызвано ее изнурительными диетами, что ее организму просто не хватает или соли, или железа, или какого-нибудь другого вещества. Мучительно сомневался — не он ли является причиной ее сумасшествия?..

Даже безумная, даже с нервной экземой, покрывшей ее лицо ужасными струпьями, даже выкрикивающая страшные проклятия, полные ненависти, Зельда оставалась для Фицджеральда единственной любимой женщиной. Он постоянно говорил о ней со знакомыми, да и просто со случайными собеседниками, рассказывал о том, как был счастлив с ней, и даже давать читать любовные письма жены. «Какая прелесть сидеть с ней часами, когда она склоняет свою голову ко мне на плечо, — писал он в дневнике после очередного посещения Зельды, — и чувствовать, что я всегда был, даже сейчас, ближе ей, чем кто-либо другой на свете…»

Фицджеральд не забывал Зельду и тогда, когда в его жизни появлялись другие женщины. А они, конечно, появлялись, поскольку все еще статный и красивый сорокалетний Скотт по-прежнему привлекал к себе всеобщее внимание.

Последние три года жизни рядом с Фицджеральдом была английская журналистка Шейла Грехэм, молодая, привлекательная и довольно обеспеченная женщина, жившая и работавшая в Голливуде. Она предлагала ему начать новую жизнь, в которой не будет ни хронического безденежья, ни хронического безумия. А он ей отвечал, что не может принять предложенную ему другую судьбу, потому что есть Зельда, которую с реальностью связывает только он, Скотт. И если он оборвет эту связь, она навсегда рухнет в темную пропасть.

В конце жизни Фицджеральд, не привыкший сдаваться, все еще пытался бороться с судьбой. «Сила духа проявляется не только в способности выстоять, — говорил он, — но и в готовности начать все заново». Необыкновенным усилием воли он заставил себя прекратить безудержное пьянство и начал писать роман под названием «Последний магнат», который, если бы он был завершен, возможно, и стал бы его «самым известным в мире романом». Но именно в то время, когда писатель начал выходить из мучительного творческого кризиса, наступила трагическая развязка. 20 декабря 1940 г. Фрэнсис Скотт Фицджеральд, штатный сценарист Голливуда и известный писатель, скоропостижно скончался от обширного инфаркта.

Зельда пережила Скотта на восемь лет. Почти не выходя из клиники, она пыталась писать рассказы, рисовать. Иногда ее видели прогуливающейся в длинном темном платье с Библией в руке. В 1948 г. состояние здоровья Зельды немного улучшилось и она на несколько дней приехала из лечебницы навестить родных в Монтгомери. А на вокзале, уезжая обратно в клинику, она вдруг тихо сказала миссис Сэйр: «Не волнуйся, мама! Я не боюсь умереть. Скотт говорит, это совсем не страшно…»

Через несколько дней после ее возвращения на территории психиатрического госпиталя Хайленд в Эшвиле случился пожар. В числе других девяти пациентов в огне погибла и Зельда — безмерная боль и вечная радость, тяжелое испытание и светлая муза блистательного писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.

Полное имя Эдуард Альберт Христиан Георг Эндрю Патрик Дэвид (род. в 1894 г. — ум. в 1972 г.)

Король Великобритании с января по декабрь 1936 г., царствовавший всего лишь 325 дней и получивший всемирную известность потому, что отрекся от короны, чтобы жениться по любви. Покинув трон, Эдуард получил титул герцога Виндзорского, который и носил до самой своей смерти.

Эдуард был рожден, чтобы стать королем. В то время при дворе его отца Георга V вместо роскоши и развлечений господствовала патриархальность и тишина домашнего уюта. Даже официальные приемы Георг давал не в том дворце, где он жил. Как монарх, он считал, что важнее всего для королевской семьи — быть образцом порядка и дисциплинированности для своих подданных. Чтобы добиться этого порядка, он требовал от всех окружающих беспрекословного подчинения. От этого особенно сильно страдали дети, не избалованные родительским вниманием.