Стефан Цвейг - Вчерашний мир. Воспоминания европейца

Я иногда мечтаю о том, что у меня снова будет время заняться переводами, продолжить то, что когда-то я начал со «Вчерашнего мира» Стефана Цвейга. Ведь должны же они где-то быть – русские читатели, которые когда-то ждали эту книгу и с благодарностью приветствовали публикацию отдельных глав в журнале «Нева»! И разве здесь, в Австрии, после Цвейга, Верфеля, Рота и Музиля, не выросло новое поколение писателей (и уже, к сожалению, ушло): Ингеборг Бахман или Томас Бернхард, произведения которых публикуют от Германии до Америки и с восторгом читают?

И мне часто снится Санкт-Петербург – мой бывший Ленинград, – наша квартира там, на улице Ломоносова, у Пяти Углов, и я мечтаю о том, чтобы там все наконец-то наладилось и люди зажили по-человечески. Я снова сижу за своим письменным столом и хожу в свой институт вдоль Фонтанки. И о том, что когда-нибудь я наконец поднимусь в ту башню в доме на Загородном проспекте, которая тогда так долго и так часто занимала мою фантазию. Что я увижу оттуда, сверху? Треугольник, возможно (который возник на месте пяти углов моего детства и моей жизни), образованный именами трех городов – Ленинграда, Вены, Санкт-Петербурга – и заполненный сотнями рукописных страниц, на которых я читаю снова и снова только одно имя: Стефан Цвейг.

«Каждый должен следовать своей звезде». Полагают, однажды это сказал Леонардо да Винчи. Я пытался следовать моей звезде повсюду, где мог, и все еще пытаюсь сегодня. Не раз падал в пути и снова поднимался (иногда сам, а порой – с доброжелательной помощью). Всегда находились готовые прийти на помощь люди. Но я знаю также, что нельзя полагаться только на чужую помощь, – нужны и собственные воля, и надежды, и иллюзии, включая те, которые именуются для меня Санкт-Петербург, и Ленинград, и Россия.

Многие автобиографические книги по самым разным причинам остались только фрагментами. Лишь фрагмент, разумеется, и моя книга. Но с момента ее публикации прошло двадцать лет. Самое время подвести итоги: от «мира вчерашнего», некогда мне столь понятного, к «миру сегодняшнему» (западному), за четверть века ставшему для меня немного более прозрачным. К новому миру, в котором я познал цену успеха, отказался от надежд, не раз испытал разочарование и навсегда распрощался с иллюзиями. Стал ли я за эти годы австрийцем? Перестал ли быть русским? Или остался именно русским евреем, который в новом мире, в чужом языковом пространстве пытался быть и тем, и другим, и третьим, чтобы своими книгами на немецком языке хоть немного способствовать рассеиванию накопившихся предубеждений, необъективных представлений и предрассудков?

Неоплаченный счет, фатальный долг и там и здесь. Там – моя Россия, здесь – мой немецкоязычный западный мир… Россия пожизненно останется моей родиной – не важно, прогуливаюсь ли я в Вене по Кертнерштрассе или иду от моих Пяти Углов в Петербурге по улице Рубинштейна к Невскому проспекту. Небо повсюду одинаковое. А иногда и люди… Да, люди – и такие и сякие… Австрийские СЯКИЕ и сегодня убеждены, что Австрия – первая жертва германского фашизма, что смертоносным и роковым 1938 год был только в СССР, а всякие Гитлеры и Эйхманы были злобными иноверцами, паскудными пруссаками, в то время как Бетховен был великим австрийским композитором.

Однако ТАКИХ австрийцев в тысячу раз больше. Помните, в моей книге я рассказывал о длиннющем коридоре Дзержинки, в котором развешены портреты военачальников, скончавшихся – все как один – в 1937 или 1938 году; и о Колонном зале ЛИИЖТа с его галереей выдающихся ученых, на которых мор нашел в те же самые годы?! В неброском деревянном коридоре антропософской школы Рудольфа Штайнера в венском районе Мауэр вместо портретов знаменитых антропософов я обнаружил заключенное в незатейливую рамку изречение:

Твой Христос – еврей,

Твой автомобиль – японец,

Твоя пицца – итальянка,

Твоя демократия – гречанка,

Твой кофе – бразилец,

Твой отпуск – турок,

Твои цифры – арабы,

Твой алфавит – римлянин,

А твой сосед – лишь жалкий иноверец!

Интересно, что бы сказал по поводу всего этого в равной мере почитаемый в православной России и в католической Австрии Иисус Христос?!

С братом Альфредом. 1886

С братом Альфредом. 1900

В студенческие годы

С первой женой Фредерикой фон Винтернитц

Мария Стюарт

Эразм Роттердамский

Фернан Магеллан

Мария Антуанетта

Жозеф Фуше

Роберт Скотт

Джордж Гордон Байрон

Иоганн Вольфганг Гёте

С любимым спаниелем Каспаром в Зальцбурге

В библиотеке лондонской квартиры

Немецкие издания

Оссининг, штат Нью-Йорк. Лето 1941 г.

С Максимом Горьким

Стефан и Лотта

Геннадий Каган с родителями и братом Яном. Ялта. 1959

Светлана с родителями. 1943

Геннадий Каган с женой Светланой. Вена. 2012

Перевод Е. Витковского.

Безопасность прежде всего (англ.).

Придворный (ит.).

На равных (фр.).

В здоровом теле здоровый дух (лат.).

Здесь: калейдоскоп (лат.).

Великие люди были для меня богами, которые не разговаривали, не ходили и не ели, подобно простым смертным (фр.).

Дело касается нас (лат.).

Дуновение, веяние (лат.).