Юрий Емельянов - Сталин. Путь к власти

Забота Сталина о единстве партии обеспечивала ему широкую поддержку у рядовых коммунистов. Джерри Хаф имел основания признать Сталина «выразителем могучих тенденций в большевизме (особенно националистического направления и стремления к индустриализации)».

Поражение же лидеров оппозиции объяснялось тем, что они не поняли этих тенденций и настроений в партии, противопоставив им теоретические схемы мировой революции и сугубо личные политиканские интересы. Объясняя поражение Троцкого, Сталин, в отличие от своего оппонента, прежде всего говорил о его достоинствах: «Разве у Троцкого нет воли, желания к руководству?… Разве он менее крупный оратор, чем нынешние лидеры нашей партии? Не вернее ли будет сказать, что, как оратор, Троцкий стоит выше многих нынешних лидеров нашей партии? Чем объяснить в таком случае, что Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшенным прочь от руководства великой партией, называемой ВКП(б)?» Сталин полагал, что все достоинства Троцкого перечеркивались его отрывом от рядовых членов партии. Оценивая надменные высказывания Троцкого о партийных массах, Сталин говорил: «Так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью. Это взгляд захудалого партийного аристократа на партию, как на голосующую баранту».

Сталину же всегда были чужды «аристократы», оторванные от жизни, но мнящие себя «верховными жрецами». Будучи выходцем из народа, Сталин со времен своей подпольной революционной деятельности старался учитывать чаяния трудящихся людей, откликаться на них. (Троцкий с презрением замечал: «Только в кругу людей первобытных, решительных и не связанных предрассудками он становился ровнее и приветливее».)

Разумеется, оппоненты Сталина, которых он клеймил за «уклон» от пролетарских позиций, а позже – за измену делу рабочего класса, также считали себя выразителями интересов пролетариата. Однако в отличие от Сталина, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин воспринимали пролетариат во многом по-книжному, в отрыве от российской реальности. Этому в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что они подолгу жили за рубежом и сформировались как видные деятели партии в заграничной эмиграции, где они были также оторваны от реальной жизни рабочих. В соответствии с их чисто теоретическими представлениями лишь пролетариат высоко развитой капиталистической страны, составлявший большинство ее населения и накопивший многовековой опыт классовой борьбы, мог совершить социалистическую революцию и, опираясь на помощь пролетариев таких же развитых стран, построить социализм. Российский пролетариат не отвечал этим представлениям.

Зная теоретические положения марксизма и обладая книжной информацией о рабочем движении стран Запада, наиболее видные оппоненты Сталина не имели опыта борьбы за права российских трудящихся. Они плохо знали проблемы российских рабочих, более абстрактно представляли себе особенности российского пролетариата, а потому недооценивали его возможности. В значительной степени по этой причине Троцкий и Бухарин в период переговоров в Бресте исходили из того, что судьба российской революции будет решаться международным пролетариатом. Неверие в способность трудящихся Советской страны построить развитое социалистическое общество лежало в основе платформ объединенной оппозиции Троцкого, Каменева, Зиновьева.

Троцкий писал, что российский пролетариат «сформировался в варварских условиях царизма и отсталого капитализма, а потому никоим образом не соответствовал задачам социалистической революции». «Отсталый» пролетариат России, по утверждению Троцкого, исчерпал свой потенциал в Октябрьской революции, после которой наступил «долгий период усталости, упадка и разочарования в результатах революции».

В отличие от Троцкого и других оппозиционеров, Сталин видел в рабочем классе страны огромный созидательный потенциал. Он объявлял «вопрос о культурных силах рабочего класса… одним из решающих вопросов», а «поэтому всякое средство, могущее поднять уровень развития культурных сил рабочего класса, всякое средство, могущее облегчить дело выработки навыков и уменья в рабочем классе управлять страной, промышленностью, – всякое такое средство должно быть использовано нами до дна». Рабочий класс страны, на который старался опираться Сталин, представлял собой меньшинство населения, но быстро растущее меньшинство. Как отмечал Сталин в отчетном докладе на XV съезде, только за два года (с 1924/25 хозяйственного года по 1926/27 хозяйственный год) число наемных тружеников выросло с 8 215 000 до 10 346 000. «Прирост в 25 процентов», – резюмировал Сталин. За этот же период число занятых физическим трудом, включая сельскохозяйственных и сезонных рабочих, выросло с 5 448 000 до 7 060 000 – «прирост в 29,6 процента». За эти же годы количество рабочих крупной промышленности возросло с 1 794 000 до 2 388 000, и Сталин суммировал: «Прирост в 33 процента».

В быстро растущие города и новые предприятия страны приходили миллионы недавних обитателей крестьянских общин. Они приносили с собой в города и на заводы многие отжившие и ошибочные представления о мире, нелепые предрассудки в отношении «чужаков». Вместе с тем они были носителями могучих «культурных сил», о которых говорил Сталин. В новую советскую жизнь они вступали, обладая огромным потенциалом физического и душевного здоровья, обладая мощной силой духа. Сталин способствовал развитию «культурных сил» рабочего класса, поощряя «ленинский призыв», учебу партийцев этого призыва, выдвигая наиболее талантливых выходцев из народа на ответственные посты. Новые начальники, так же как и новые служащие и рабочие, были свободны от многих косных и консервативных привычек, но в то же время, будучи выходцами из народа, они приносили в городскую жизнь любовь к народной культуре, приверженность к традиционным моральным устоям, глубокий патриотизм.

Вряд ли можно считать, что АС. Ратиев, потомок русской ветви старинного грузинского рода Ратишвили, сильно исказил слова Л.Д. Троцкого в речи, с которой он выступил в декабре 1918 года в Курске: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют из себя все эти слова-пустышки!…»

Особую неприязнь вызывала у Троцкого гордость русских людей за достижения своей национальной культуры. Он писал, что Россия «приговорена самой природой на долгую отсталость», что дореволюционная культура России «являлась лишь поверхностной имитацией высших западных моделей и ничего не внесла в сокровищницу человечества». Хотя Бухарин выступал как противник Троцкого, он также был склонен принижать значение русского народа и его потенциала, что ярко проявилось и в его атаках на творчество Есенина, и в его тезисе о необходимости поставить русский народ, то есть большинство населения страны, в неравноправное положение на том основании, что до революции великороссы были «угнетающей нацией».