Николай Надеждин - Эрих Мария Ремарк

Ремарк отправился на вокзал, купил билет на поезд до Парижа. В вагоне он вслушивался во французскую речь, не смея заговорить сам. Ему казалось, что его немецкий акцент может оскорбить французов. Он впервые подумал о том, что чувствует себя виноватым – за то, что натворили в этой стране его соотечественники.

В Париже, в отеле «Георг V», его ждала Наташа Пале. Здесь они провели десять чудесных дней. Ремарк и Наташа бродили по Парижу. Город был тем же самым, что и до войны. И… другим.

Ремарк заглядывал в кафе, покупал круассаны и кофе. Вечером приносил в номер бутылку-другую хорошего коньяку, на который никогда не жалел денег. Париж… Париж!

29 мая он отправился в Швейцарию, в свой дом в Порто Ронко. В Германию он заехать так и не решился. В другой раз, в другой раз…

Наталья Пале.

Вот она – «Каза Монте Табор»!

– Роза, мамочка моя, здравствуй!

– Боже, герр Эрих! Мальчик мой, да как же ты постарел!

– А где Крамер?

– Жив старый Крамер. Что ему сделается? Ой, герр Эрих, посмотрите вон туда. Видите того дядечку. Узнаете?

– Нет, а кто это?

– Посмотрите внимательней. Ну?

– Не узнаю, Роза… Господи… Отец?!

– Сынок…

И Эрих Мария Ремарк бросился к старику Петеру Ремарку, у которого от волнения подкосились ноги…

Они проговорили сутки напролет. Старик рассказывал и плакал. О погибшей сестре Эльфриде. О своей супруге, приемной матери Эриха (вот тут-то Эрих назвал ее «мамой» – не мог не назвать, разделяя горе отца), Марии Анне Бальман, которая, не выдержав разорения и безысходности, 26 сентября 1945 года повесилась на вожжах на пороге дома своих родителей в Ашендорфе.

Старик Петер Ремарк плакал, а Эрих все ниже и ниже опускал голову.

Он не любил детей, но старые люди неизменно притягивали его внимание.

– Как ты узнал, что я вернулся? – спросил он.

– Добрые люди сказали…

– Отец, – Ремарк задохнулся от нахлынувших чувств. – Прости меня.

– Это ты меня прости, сынок, – ответил отец, посмотрев на сына своими ясными светло-серыми глазами.

Они провели вместе неделю. Затем Петер Ремарк засобирался домой. Эрих нанял водителя, который взялся отвезти старика до самого Оснабрюка. Ремарк вывел из гаража одну из своих машин (уцелели обе), набил багажник всякой всячиной, приготовленной трудолюбивой Розой. И сунул в карман отца чек на 50 тысяч долларов – брать наличные отец побоялся.

– Отдай его Эрне, она все сделает, как надо.

– Отдам, сынок… Храни тебя Бог…

Нет, он уже не мог отказаться от этих поездок, от вечернего Парижа, от своего швейцарского уголка, от друзей, которых не видел целых девять лет.

Весной следующего 1949 года Ремарк снова собрался в дорогу.

У него было не очень хорошо с деньгами – прошлогоднее путешествие влетело в круглую сумму. К тому же он хотел подбросить денег старику и сестре Эрне, нуждавшимся (Ремарк это знал) в его помощи.

Как назло, он никак не мог получить деньги за картину «Триумфальная арка». Продюсер задолжал ему 10 тысяч долларов и ни в какую не хотел отдавать, отделываясь обещаниями. Ситуация складывалась неприятная. Ремарк не планировал ссориться с «денежными мешками». Но фильм явно не давал запланированных сборов, поскольку его прокат шел не особенно успешно. Ничего не оставалось, как подать на продюсера в суд.

Ремарк выиграл этот иск. И впервые почувствовал себя полноправным американцем – раньше он на подобное вряд ли бы решился.

Париж, который так манил Ремарка.

21 мая он снова оказался в Париже. Снова Наташа Пале (на этот раз холодная и неприступная) и друзья – супруги Вальтер и Марианна Файльхенфельд. Отель «Ланкастер», чудесные вечера, проведенные на набережных Сены. Затем – поездка в Порто Ронко: Ремарк хотел показать друзьям и Наташе свой милый «домишко».

Супруги Файльхенфельды были в восторге, Наташа лишь пожала плечами.

– Какая… фифа, – заметила домоуправительница Роза.

Ремарк в ответ только рассмеялся.

В середине июля они всей компанией отправились в Венецию, а затем в Рим. В последний день августа, посреди ночи, Ремарк вдруг проснулся, вскочил и, сев за стол, принялся быстро что-то записывать.

Это был сюжет будущего романа «Ночь в Лиссабоне».

Ремарку исполнилось 52 года. Но он чувствовал себя почти стариком. Его донимали многочисленные недуги. А он мечтал дожить до возраста отца – Петеру Ремарку в 1950 году исполнилось 83 года. При этом он не страдал старческими болезнями, обслуживал себя сам и даже приезжал к сыну в Швейцарию.

Полностью отказаться от спиртного Ремарк так и не смог (это произошло само собой после тяжелого инсульта, перенесенного им в 63 года). Но по совету врачей занялся йогой. Он страдал бессонницей, и специальные упражнения, пусть и частично, но все же наладили его сон…

Ремарк вел активный образ жизни. Много работал – шлифовал, доделывал сразу два своих последних романа. 18 июля начал самую большую свою книгу – «Тени в раю», которую так и не успел закончить. Эта работа займет 19 лет жизни.

Он увлекся коллекционированием – по-прежнему собирал живопись импрессионистов, древнекитайскую малую скульптуру и, как это ни забавно звучит… открытки с изображением ангелов! Совершенно неверующий человек, Ремарк, тем не менее, был суеверным. Он полагал, что картинки с ангелами берегут его от бед… Сентиментальность – одна из черт его натуры. Ремарк мог заплакать над книгой или над счастливым финалом фильма. Его до слез трогали старики. Он не любил детей (сам оставаясь всю жизнь ребенком), но старые люди неизменно притягивали его внимание.

13 июля 1950 года Ремарка познакомили с Карен и Бригиттой Хорни, ученицей Фрейда, известным специалистом в области психоанализа и ее помощницей-сестрой. Пожилая Карен была очень похожа на мать Эриха, по которой писатель тосковал всю жизнь. И она могла рассказать Ремарку о нем самом то, чего он не мог узнать… Карен Хорни стала его другом и даже кумиром.

Сентиментальность – одна из черт натуры Ремарка.

Ему было одиноко и тоскливо. От депрессии спасала работа. Но Ремарк постоянно возвращался к мысли, что впереди только старость – одинокая и беспомощная. Ни на одну из своих подруг он не мог положиться. Ютта отдалилась, и он не видел ее годами. Другим нужны лишь его деньги, слава и преклонение. Но стоило ему заболеть, как он оказывался в оглушающем вакууме. И рядом не было никого, кто мог бы о нем позаботиться…