Василий Шульгин - Последний очевидец

Понимаю, что кому-то то, что я скажу, может показаться почти кощунственным состязанием в афоризмах, но, боюсь, действительно, в каком-то, «онтологическом», что ли, смысле, в самой Гражданской войне и Белом движении было «больше Литературы, чем Истории». Не потому только, что «наши беспросветные» (как называл Я. Слащев генералов, на погонах которых не было просветов) оказались на поверку сплошь более или менее плодовитыми писателями: Деникин, Врангель, Краснов, Туркул. Даже сам Слащев. И не потому, что лучшими «документами» эпохи остались стихи Цветаевой (или Луговского, с другой стороны окопов) и проза Лукаша и Шмелева (соответственно Шолохова или Лавренева). Но и потому, главное, что Белое дело в целом (включая попытки позднейшего кутеповского «активизма») было органичной частью и продолжением русского Серебряного века (продолжением «другими средствами», по Клаузевицу).

Говоря: «Серебряный век» (это он, ведь, кстати, сам сознал себя «серебряным»), «декаданс», — мы имеем в виду не узко литературоведческие, но культурологические и политологические категории. Это не значит, к примеру, что декаданс не знает героев. Были и герои, и убийцы, и самоубийцы. Иногда в одном лице. Но это состояние — человека, общества, армии — когда «уже ничего нельзя сделать» и сознание такого состояния: цветаевское «добровольчество как добрая воля к смерти».

Эту «добрую волю» и чуял, и не принимал — в чем сознательно, в чем бессознательно, но не принимал — Шульгин, говоря и о предфевральской агонии («Дни»), и о предкрымской и крымской («1920»). Отсюда его ядовитый критицизм, отсюда — виденная им и прежде, но присутствующая, в том числе, в воспоминаниях 1973 года, печать обреченности на лицах и событиях, о которых он пишет. Белое дело, как прежде монархия, обречены для него как бы уже биологически: потому что «был класс, да съездился» (о дворянстве), потому что для столыпинских реформ «нужна была железная воля, а ее не было», потому что «Николай II не был великим человеком», вообще «не был рожден для власти». Потому что, наконец, «ничего нельзя было спасти, нужен был опыт Ленина» (то есть Россия должна была пройти через этот опыт. — Н. Л.).

Сам будучи не только участником, но и — по исторической вовлеченности и менталитету — человеком «агонии» и «декаданса», Шульгин, как личность и политик, пытался противопоставить «белому лицу Бессилия» («Дни») идеал «сильной личности», Вождя, «предтечи Муссолини». Отсюда неприятие (при принципиальном, так сказать, монархизме) династии и ее эпигонов. Отсюда «поиски человека», «гипнотизм силы» и интерес к непредсказуемым (заведомо трагическим) фигурам от Гришина-Алмазова до «самого» Врангеля.

Но как писатель (точнее, описатель) и мыслитель (точнее, «осмыслитель») происходящего Василий Витальевич отчетливо видел мелкость в конечном счете даже своих так называемых «героев». Точнее, и это важно подчеркнуть, В. В. вообще не видит в «своем стане» крупных, способных править Россией людей ни до Февраля (единственный — Столыпин, убитый в 1911 году и до этого уже обреченный на отставку усилиями правящей и «правой» камарильи), ни после Февраля (единственный — Врангель, «настоящий варяг», по постоянной характеристике Шульгина, с его, однако, «искусственным героизмом» и отсутствием конструктивной программы).

И, наоборот, видит — трагедию любого «освободительства» («освободить себя может только сам народ»), видит — как Белая идея, перейдя линию фронта, создает Красную Армию (1920), видит реальность Советской России (в «Трех столицах»), противостоящую ирреальности его, шульгинских, и кутеповских «азбучных» конспирологий…

Мы не будем останавливаться здесь на историософских воззрениях позднего Шульгина, тоже — как ни странно для человека и мыслителя его возраста — неокончательных и во многом внутренне противоречивых. Мы хотим лишь подчеркнуть, что при чтении воспоминаний В. В. нужно иметь в виду (в качестве общей «рамки» для каких бы то ни было суждений) внутреннюю логичность и определенность его позиции (со времен «Дней» до «Годов» и последних текстов) в смысле:

— критического отношения к правившей династии и окружавшим ее «темным силам»;

— критического отношения к правящей российской элите в целом (не только аристократии, но и дворянству вообще);

— критического отношения сначала к «своему» «правому» и вообще контрреволюционному движению, а затем к Белому делу (которое «начинали белые, а кончили грязные») и его перспективам («на французских штыках»).

Полный курс произведений В. В. Шульгина еще не выявлен и тем более не опубликован. Дальнейшие исследования и публикации несомненно обогатят нас и новыми знаниями, и новым пониманием того, что сам Василий Витальевич называл casus Schuldini (случай Шульгина). В феврале 1996 года в Москве, в Государственной публичной исторической библиотеке, состоялся вечер, посвященный двадцатилетию со дня кончины В. В. Шульгина. Сотрудниками Отдела русской эмиграции библиотеки А. Кручининым и Н. Г. Кирилловой была подготовлена выставка книг и фотографий, а также библиографический список имеющихся в Отделе и библиотеке в целом книг и публикаций В. В. Шульгина. Этот список, с дополнениями и уточнениями, и был положен в основу предлагаемой, заведомо неполной, библиографии.

1. Азбука // Московский строитель. — № 9 (6–13 марта). — С. 12.

2. Аншлюсс и мы. — Белград, 1938. — 16 с. Рецензия М. В. Вишняка: Русские записки. — 1938. — № 8–9.

3. Бейлисиада // Память: Исторический сборник. Вып. 4. — Париж, 1981. — С. 7–54.

4. Белые мысли (Под Новый год) // Русская мысль. 1921. Кн. I–II. С. 37–43.

5. Возвращение Одиссея: Второе открытое письмо русским эмигрантам // Известия. — 1961. — 7 сент. — С. 4.

6. Выборное земство в Юго-Западном крае. — Киев, 1909. — 64 с. (Оттиски из газеты «Киевлянин». — 1909. — № 94 (6 апр.); № 95 (7 апр.); № 96 (8 апр.); № 97 (9 апр.); № 98 (10 апр.).

7. Вяльцева // Домострой. — 1993. — 28 сент. — С. 11.

8. Годы. Дни. 1920: Мемуары / Предисл. В. Владимирова. — М.: Новости, 1990. — 822 с.

9. Главы из книги «Годы» / Предисл. А. А. Авреха // История СССР. — 1966. — № 6. — С. 65–91; 1967. — № 1. — С. 123–159.

10. Годы. Воспоминания члена Государственной Думы. — М.: АПН, 1979.

11. «Да ведают потомки»: Неизданное предисловие к книге «Годы» // Домострой. — 1993. — 12 янв. — С. 8–9.

12. Деникин и Врангель / Предисл. Н. Н. Лисового // Московский строитель. — 1990. — № 7 (20–27 февраля). — С. 13–14. Перепеч.: Военная быль. 1994. — № 5. — С.31–36; 1995. — № 6. — С. 38–41.

13. Дни // Русская мысль. — 1922. — № 1–2. — С. 136–172.