Питер Акройд - Альфред Хичкок

Однако Хичкок не был только «диванным» путешественником. Он рассказывал, что к восьми годам уже проехал по всем маршрутам «Лондонской омнибусной компании» от начала до конца. Компания рекламировала поездки на автомобильном и гужевом транспорте. Хичкок также катался на поездах железнодорожной ветки, которая проходила от Фенчерч-стрит до Шоберинесса. Именно здесь кроются истоки его увлечения кораблями и поездами, которое сначала проявилось в его первых немых фильмах, затем в фильме «Незнакомцы в поезде» (Strangers on a Train) и последующих. На съемочной площадке Хичкок придерживался строгого расписания; в 1936 г. в интервью The Stage он говорил: «Я должен знать, чем буду занят каждую секунду». Это кредо беспокойного путешественника.

Хичкока воспитывали в строгих традициях католической веры. В юном возрасте он был служкой в алтаре, и ему, похоже, нравился ритуал, сопровождавший мессу. Ему нравилось сладкое чувство освобождения от вины, звон колоколов и запах благовоний, возвещающие о святости, присутствующей в этом мире. В возрасте девяти лет Хичкока отдали в Салезианский колледж на Суррей-лейн в Баттерси, на противоположном берегу реки; учебное заведение было основано салезианцами дона Боско с целью дать образование «детям городской бедноты» и «стремящегося к знаниям рабочего класса». Хичкок проучился там всего неделю – вне всякого сомнения, он пришел в ужас от строгого режима пансиона и вынужденной разлуки с родителями. Затем его отдали в школу при местном монастыре, расположенную в Ховра-хаусе на Ист-Индия-Док-роуд; школой управляли монахини из ордена Верных спутниц Иисуса.

В возрасте десяти лет Хичкок перешел в колледж Святого Игнатия в Стэмфорд-хилле, где поддерживались строгие порядки ордена иезуитов, управлявших учебным заведением; девиз самого святого Игнатия звучал так: «Дайте мне мальчика, и я верну вам мужчину». В списке учеников он значился под номером 343 – «Альфред Хичкок, сын Уильяма Хичкока, торговца рыбой».

В одном из интервью Хичкок говорил, что научился у иезуитов ценностям ордена, контролю и точности; иезуиты были известны своим умением находить аргументы в спорных вопросах и доводили уклончивость до уровня искусства. Возможно, причина отчасти заключается в том, что их преследовали в Англии времен Елизаветы, причем многих казнили после пыток в Соляной башне лондонского Тауэра.

Хичкок быстро усваивал учебный материал, и обширная программа не представляла для него трудности. Ему пришлось изучать латынь, математику, физику и английский; по особым случаям приходилось учить наизусть и декламировать произведения известных авторов, таких как Лонгфелло и Шекспир. Хичкок никогда не был среди первых учеников, но обычно занимал почетное третье или четвертое место. Кроме того, всегда отмечались его успехи в математике.

Распорядок дня оставался неизменным. В 8:45 начиналась ежедневная месса на латыни, мальчики преклоняли колени перед Святыми дарами, после чего шли на занятия. В каждом классе имелось изображение Девы Марии, перед которым стояли цветы и свечи. По пятницам ученики исповедовались, получая отпущение грехов. Три дня в году посвящались размышлениям о духовных упражнениях святого Игнатия, о семи смертных грехах и четырех событиях второго пришествия. Много лет спустя, отвечая на вопросы школьной газеты, Хичкок писал, что «во мне был укоренен католический взгляд на мир. Как бы то ни было, я родился в католической семье, ходил в католическую школу, и теперь моя совесть многократно испытывается верой». В любом случае полученное образование сформировало у него скорее религиозный, чем светский взгляд на мир, в котором тайна и чудо не менее важны, чем логика и здравый смысл.

Для католиков-ирландцев Хичкок всегда был чужим, по крайней мере в Англии. Что еще важнее, католическое образование сформировало в нем чрезвычайно ранимую совесть и трепетное чувство вины. Он боялся тела и ненавидел его. Ему были неприятны телесные отправления. После посещения туалета он мыл унитаз так, словно старался уничтожить любые следы своего пребывания. Хичкок жил духовной жизнью, изолированной и уединенной.

Священники и монахи из колледжа Святого Игнатия имели склонность к телесным наказаниям учеников, что в то время было весьма распространенным явлением в лондонских школах. Разумеется, все обстояло не так ужасно, как в Дотбойс-Холле из романа Диккенса «Николас Никльби», но все же. Дисциплина поддерживалась с помощью твердого резинового ремня; от трех ударов немела рука, и поэтому наказание из двенадцати ударов растягивалось на два дня. Кара становилась еще более изощренной из-за того, что мальчики сами могли выбирать время порки; большинство выбирали конец дня и до самого вечера мучились в ожидании боли. Неизвестно, часто ли наказывали Хичкока, но скорее всего редко. Он испытывал сверхъестественный страх перед любым начальством, а иезуиты в своих черных одеждах, вне всякого сомнения, вызывали у него благоговейный ужас. Однажды он объяснил: «Я боялся полиции, отцов-иезуитов, телесного наказания и еще многих вещей. В этом истоки моей работы». Эта фраза имела продолжение. Хичкок говорил: «Я провел три года в школе иезуитов. Они пугали меня до смерти буквально всем, а теперь я мщу, пугая других людей».

У него было прозвище Какаду, и он не пользовался особой популярностью в школе. Сам Хичкок описывал себя как одинокого мальчика, не имевшего школьных друзей. В это легко поверить. Он был толстым, застенчивым и неловким; возможно, уже тогда проявилась его мягкость и некоторая женственность, заметная в зрелом возрасте. Хичкок также рассказывал, что от него пахло рыбой – результат соседства отцовской рыбной лавки. Такие детали мальчишки всегда замечают. Нельзя сказать, что его третировали – просто считали странным.

Хичкок сам для себя придумывал игры и играл в одиночестве. Кроме того, для близкой дружбы он был слишком обидчивым и гордым. Один журналист заметил, что он «чаще всего сидит один с видом толстого мальчика, который убежал от жестоких сверстников». В зрелые годы Хичкок, по всей видимости, ненавидел маленьких мальчиков. Однажды он до смерти напугал юного актера Билла Мьюми, когда склонился к нему и прошептал: «Если ты не будешь стоять на месте, я возьму гвоздь и прибью твои ноги к метке на полу, и кровь польется из них, как молоко».

Он наблюдал. Наблюдал за мальчиками в классе и на площадке для игр. Точно так же Хичкок вел себя в семье. «Когда собиралась вся семья, – рассказывал Хичкок одному из интервьюеров, – я тихо сидел в углу и молчал. Смотрел и все подмечал. Я всегда был и остаюсь таким». Наблюдение – особый вид удовольствия. Оно предполагает искусство наблюдателя, который подмечает особенности людей и мест, даже разгадывает интриги и закономерности, которых не видят участники событий. Наблюдатель фиксирует этот мир. Кроме того, такая позиция дает наблюдателю чувство безопасности и даже неуязвимости. Он отделен от любых неприятных последствий. Конечно, это может привести к вуайеризму, явлению, которое часто исследовалось в фильмах Хичкока.

Наблюдение сопровождала и дополняла другая страсть. С раннего детства Хичкок стал постоянным посетителем кинотеатров. Первый фильм он посмотрел в восемь или девять лет. В те годы фильмы были короткими, всего три или четыре минуты, с такими названиями, как «Поездка на несущемся поезде» (A Ride on a Runaway Train) или «Кругосветные путешествия Хейла» (Hal’s Tours and Scenes of the World). Они воплощали реализм и непосредственность нового вида искусства. Когда поезд несся на зрителей с экрана, многие в зале вскрикивали и вжимались в кресла. Сам Хичкок рассказывал, что кое-кто мог и обмочиться от волнения и ужаса. «Ничего особенного, – вспоминал он, – но зрелище было завораживающим».

Он был сверстником кинематографа, и в подростковом возрасте видел фильмы с участием Д. У. Гриффита, Дугласа Фербенкса-старшего, Гарольда Ллойда и Мэри Пикфорд. Первые немые фильмы Чаплина вышли на экраны Англии, когда Хичкоку было четырнадцать. В Ист-Энде кинотеатры по популярности стали соперничать с мюзик-холлами; в районе, где жил Хичкок, было несколько кинотеатров: Palaceadium на Уайт-Хорс-роуд, недалеко от рыбного магазина на Салмон-лейн, Poplar Hippodrome и the Gaiety Cinema на Ист-Индия-Док-роуд, Ideal Picture Palace на Минг-стрит и Premier Electric Theatre на Лейтонстоун-Хай-роуд.

По странному совпадению северо-восточный район Лондона, где прошло детство Хичкока, стал первым домом британской кинопромышленности; река Ли и Эппинг-Форест были подходящими местами съемки для приключенческих сюжетов. Первая специально построенная студия появилась на Уипс-Кросс, а British and Colonial Kinematographic Company находилась на Хоу-стрит в Уолтемстоу. Компания Broadwest Films, снявшая в 1916 г. «Венецианского купца» (The Merchant of Venice), располагалась на Вуд-стрит в районе Уолтемстоу, а Tiger Films заняла соседнее трамвайное депо. Сам район Уолтемстоу стали называть «английским Голливудом» – здесь находилась пятая часть всех студийных помещений страны. Так что Хичкок рос в соответствующем окружении.