Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»

Довольно часто возникает вопрос: «Почему же „Беркут“ сразу не уехал в Россию или на Донбасс после майдана? Почему остались служить в МВД»?

Ответы на все эти вопросы у каждого свои. И как-то обобщать их здесь – будет неправильно.

Молодые сотрудники «Беркута», прослужившие два-три года, уходили не задумываясь. Они не настолько сильно были привязаны к подразделению и к родному городу.

А были и те, кто пережил девяностые и начало двухтысячных, когда всю милицию лихорадило, когда зарплату выплачивали раз в три месяца и ее едва хватало, чтобы дотянуть до следующей… Эти бойцы работали не за страх, а за совесть. Они искренне были убеждены в том, что и сейчас, в трудное и подлое время, нельзя уходить из «Беркута». Судьба спецподразделения была им небезразлична. Они понимали, что нельзя отдавать его на откуп политическим проходимцам, выдвинувшимся на майданной волне. Ситуация тогда виделась нам следующим образом: уход любого бойца, стоявшего с нами на пути беснующейся толпы в Киеве, – это брешь в нашей стене. Уйдешь ты – в батальоне появятся случайные люди, «слабые звенья». Еще хуже – если это будут идейные нацисты. А они уже пачками получали удостоверения МВД, подписанные майданно-фейсбучным министром.

Мы считали, что в «окаянные дни» надо держаться вместе и, по возможности, защищать наших людей и наш город от пришлых радикалов, которые только и ждали момента, чтоб отыграться на Харькове… Так было 14 марта 2014 года на Рымарской, когда нацисты убили двух ребят-антимайдановцев и тяжело ранили милиционера. Харьковские правоохранители задержали радикалов на месте преступления. Но потом киевские покровители «отмазали» этих нацистов, выдав им «путевки» в карательные батальоны.

Мало кто знает, что Харькову готовили показательную расправу, подобную той, что произошла в одесском Доме профсоюзов. Майданным вождям было важно устроить побоище в городе, который отказывался принимать их ценности. Караван «дружбы» украинских националистов ехал в Харьков 12 апреля 2014 года. «Беркутовцы» и милиционеры остановили эти автобусы на границе Полтавской и Харьковской областей, изъяли у радикалов оружие. «Гастролерам» популярно объяснили, что такое закон и порядок. И запланированной трагедии в нашем городе не произошло.

И потом нам приходилось приводить в чувство тех «воинов света», которые везли в Харьков оружие из зоны «АТО». Бойцы уже расформированного «Беркута» защищали мирных жителей донбасского поселка от распоясавшихся карателей из батальона «Днепр»; задерживали «отморозков» из «Торнадо»… Обо всем этом можно написать следующую книгу…

Многие из нас в 2014 году не догадывались, насколько затянется это политическое беснование. Руководствовались принципом: делай что должен и будь что будет. Мы надеялись, что смутное время скоро закончится, что, по крайней мере, в Харькове будет немайданная власть. Мы были уверены, что рано или поздно в стране придется наводить порядок – и «Беркут» обязательно будет участвовать в этом, получив долгожданный приказ… Мы и сейчас верим, что такой момент однажды наступит.

Иван Журба сидел перед телевизором в своей однокомнатной квартире и, всматриваясь в экран, вспоминал 2004 год. Опять то же самое, протесты, митинги недовольных, лица одни и те же, да и требования сильно не изменились. Вспоминался холодный и промозглый декабрь 2004, как стояли со щитами после оттепели, был небольшой морозец и от мокрого снега промокли берцы, ноги быстро замерзали и мелкая, противная дрожь пробегала по всему телу, мечталось о теплой батарее, к которой можно прислониться. Рядом женщина с помятым лицом, позируя фотографу, вставляла в щит гвоздички, улыбалась, а в глазах читалась ненависть и презрение. Снова на КрАЗах, которые стоят перед шеренгой из щитов, молодые студенты со стеклянным взглядом и отсутствующим выражением лица, скандирующие «Міліція з народом» и «Руський спецназ, йди до нас». Просто вчера, когда достали одним и тем же вопросом: «Звідкиля ви?», один из наших ответил: «Да вятские мы», а сегодня по радио услышали: в Украину прилетел русский спецназ и один из лидеров оппозиции заявил, что видел, как спецназовцы в российской форме выходили из самолета. Мечта была одна: скорей бы уже отстоять свою смену да пойти завалиться на матрас в коридорах Администрации Президента, стянуть мокрые ботинки, а ноги засунуть под бушлат и, почувствовав тепло, подремать.

Вспомнились студенты, которые стояли напротив нас с флагом Украины, и с фанатичным блеском в глазах на протяжении трех-четырех часов скандировали одно и то же: «Банду геть», и по-братски делили пачку траммадола, запивая лекарство водой, а рядом стоял мужик в старом драповом пальто и поддерживал молодежь простуженным охрипшим голосом, иногда прикладываясь к фляжке, доставаемой из внутреннего кармана. Между толпой и «Беркутом» стояли уже немолодые мужики спортивного телосложения, которые постоянно уговаривали бойцов переходить на сторону народа.

Из задумчивости Ивана вывел громкий звонок мобильного.

– Привет, это дежурный. Завтра в десять вечера выезд на Киев.

– Надолго?

– Да нет, дня на четыре, ну максимум на неделю, так что вещей много не набирай, а то в автобусе и так места мало будет.

– А где жить будем, неизвестно?

– Вроде на базе под Киевом, ну ладно, давай, а то мне еще людей обзванивать надо.

Не выпуская из рук трубку, Иван начал прикидывать, что нужно с собой брать. Ехать придется в служебных автобусах, а в них места не много, а еще спецсредства. Куда все засовывать? Нужно позвонить Гене Находько: интересно, он едет? Если да, то подберет на своей машине, ему все равно по пути, не хочется с сумкой по общественному транспорту таскаться.

– Алло! Привет, братан, тебе дежурка еще не звонила? Нет? Завтра на Киев едем. Как что там? Да телек включи, посмотри, плохо жили, хватит. Пойдем в ЕС через кис май эс. Ты из жрачки что брать будешь?

– Да, думаю, жена окорочков нажарит, картохи в мундирах да сала, воды по дороге возьмем. А ты?

– Ну, красиво жить не запретишь, твой салат в первую очередь и слопаем. Да вроде дежурный сказал ненадолго, дня на четыре-пять. Сколько человек едет – не знаю. Ну, думаю, большую половину пошлют. Что-что? Да связь сегодня плохая. Кто? Шляпенко? Этот останется, кому-то нужно здесь наряды перекрывать. Что? – дежурка на второй линии? – ну все, давай.

Поцеловав жену и сказав дочкам, чтобы слушались маму, Иван с сумкой вышел на улицу. Генка еще не подъехал, а на улице дул сырой промозглый ветер. Подняв воротник куртки, всматривался в темноту, опять по улице свет отключили, зима еще не началась, а уже надоела. Подъехал Гена на своей старой девятке. Запрыгнув на переднее сидение, почувствовал, как из обдува дует теплый воздух, машина у другана хоть и старушка, но еще резвая.

– Когда ты уже новую себе купишь? – обратился к другу Иван, подставляя руки к обдуву.

– Зачем? Ездит, сильно не сыпется, что еще надо? Есть другие проблемы, более насущные. Владу кровать нужно купить, а дочурке планшет, – объяснил Гена, повернувшись к Ивану.

– Ты прикинь, дочке три года, я ей говорю, что хочешь на день рождения от папы и мамы? А она – плансет. Буквы еще все не выговаривает, а в моем телефоне ковыряется лучше меня.

– Ты на дорогу смотри, – урезонил товарища Иван. – Сейчас дети быстро развиваются. Скоро скажет «хочу мерседес».

– Не, моя не скажет. Скромная, вся в меня, – заулыбался Гена.

На базе, как в растревоженном улике, все куда-то спешат, куча команд. Переодевшись, Журба поставил сумку в автобус, чтобы занять место; нужно еще рацию получить, куда ее засовывать?

Построили на плацу, зам начальника УВД сказал никому не интересную, скомканную речь, в которую мало кто вслушивался. Потом выступил командир, проверили удостоверения, рации, и наконец – команда: «По автобусам!». Давно пора, не май месяц на улице, уже зуб на зуб не попадает.

В автобусе провели перекличку и, доложив, что у нас все, стали накрывать на стол. Стол сделали из сумок, положив сверху пару бронежилетов и застелив журналами «Именем закона», что зря выписываем по сто штук в месяц. Места у стола всем не хватало, поэтому бутерброды передавали по салону. Иван взял еще теплый окорочок с хлебом, огурец и отнес водиле.

– Игорек, ты смотри не засни, если будешь засыпать – маячь и рацию на канал командира настрой.

– Хорошо, я сегодня дома выспался, так что до Киева хватит, сейчас какую-нибудь музычку найду, повеселее будет, – ответил водитель, настраивая радиостанцию.

Иван вернулся на свое место и, положив под спину броню, оперся на нее. В салоне звучала российская попса. Сон что-то не шел. «Черт, как не вовремя этот Киев, только жене пообещал к теще съездить, у нее там старые двери в сарай разваливаются, нужно новые сбить, и тут на тебе. Опять будет обижаться, правда, мне не скажет. Надо жене позвонить, а то заснет, не хочется будить».