Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

«Не бойтесь, остров полон шумов, звуков и сладких воздушных струй, которые дают свет и не причиняют боли. Иногда тысяча звенящих инструментов будет шептать у моих ушей; а иногда такие голоса, что если бы я проснулся после долгого сна, они снова усыпили бы меня, и потом, в сновидениях, облака, я думал, открылись бы и показали бы богатства, готовые осыпаться на меня, так что, когда я проснулся, я плакал (от желания) уснуть снова».

Я вспомнила свои смутные ощущения. Как хорошо спалось до рождения!

Отчего так плачут только что рожденные дети?……

Все эти неясные ощущения — полная ерунда. Мне папа рассказывал совсем другую, честную и радостную историю моего возникновения в его жизни.

Он повторял ее многократно, никогда не сбиваясь, не путаясь в деталях:

«Я очень хотел, чтобы у меня появилась дочка. Дети продавались в специальном магазине.

Ну, стал я денежки копить. Копил, копил…

Пошел в магазин.

Детей много! Разных. Но все не те. Мне нужны была ты. Такая кудрявенькая, глазастенькая, красивенькая.

Мне продавщица приносит разных детей, а я все отказываюсь: нет, я ищу свою девочку.

И вдруг вижу: на самой дальней полочке: ты! Именно такая, какую я искал. Моя доченька!

Я говорю:

— Дайте мне, пожалуйста, вот этого ребенка.

А продавщица отвечает:

— Это самая дорогая девочка в нашем магазине. Вы не сможете ее купить. Денег не хватит.

Стал я деньги считать. И вот же как повезло: у меня оказалось ровно столько денежек, сколько требовалось. Копейка в копейку.

— Что ж, — говорит продавщица. — Тогда платите и забирайте вашу девочку.

Я тебя взял и думаю: а как же я тебя понесу домой, у меня же денег на одеялко не осталось. Ничего! Придумал. Достал из кармана носовой платок — вот такой, видишь? Завернул тебя, прижал к себе и домой понес, самую красивую, самую дорогую…»

Вот это я понимаю — история! Все до последней копейки отдал за меня папа! И почему? Потому что я — та самая! Его девочка!

Эти папины рассказы незаметно, но прочно создавали во мне очень важное для каждого человека осознание собственной нужности и значимости.

Недавно прочла у Макса Фрая: «… Я с рождения абсолютно уверен, что совершенно замечателен сам по себе и никакая дурная репутация мне не повредит! То есть, я слишком люблю себя, чтобы утруждаться попытками самоутвердиться».

Да, правда. Всё так. Любовь папы рождала у меня веру в себя. Эта вера не подпускала близко отчаяние или уныние в самые тяжкие моменты моего существования.

Примечательно: мама в этих увлекательных повествованиях не фигурировала совсем. Но меня это не смущало. Я верила папе, потому что верила очевидной силе его любви.

Да и поразительное сходство между нами восхищало и умиляло окружающих: «Вот это да! Папина дочка! От макушки до пяточек — все папино!»

От папы шло ощущение мощной жизненной силы. Мягкий, спокойный, уравновешенный человек. Во многом — созерцатель.

Я потом спрашивала себя: почему он всегда казался мне безусловным победителем? Ответ прост: он и был победителем, прошедшим всю войну. От многих фронтовиков шла эта сила.

Я без внутренней дрожи не могу смотреть хронику подписания германской капитуляции. Выходит маршал Жуков. И — вот! То же ощущение… В нем — сила.

Если забираться далеко… Есть у Пушкина стихи, которые рождают это же чувство. Помните «Полтаву»?

«Могущий» — это невозможно не ощутить — и человеку, и зверю… Сила, исходящая от «могущего», не требует особой демонстрации. Она просто есть. Сама по себе. Вот этой силой — только ею — дается любая победа.

Этой силы фронтовиков-победителей, видно, и испугался Сталин после войны. Ее и повелел придавить, затоптать, уничтожить. Отсюда и репрессии…

Мы, родившиеся после войны, дети фронтовиков — выживших, выстоявших, преодолевших испытания — мы несем в себе их силу. Мы — дети Победы.

Эта папина сила держит меня и сегодня.

От мамы тоже исходила сила. Сила тех самых «женщин в русских селеньях», воспетых Некрасовым.

Но сила русского народа в большевистские времена на корню подрубалась богоборчеством. Душа народная испепелялась всеми возможными способами: беспросветной нищетой, войнами и — главное — разрушением основ существования каждого народа: уничтожением общей веры.

В России издавна устроено отношение к человеку: молчи и терпи, раб.

Можно тысячи раз провозглашать свободу. Но до нее надо дорасти. Нашему народу никак не дают дорасти до бесстрашия. Обычного, бытового, не бесстрашия воина, что смотрит, не отшатываясь, в глаза смерти, потому что — готов уже на все. Этого у нас хватает. А вот не бояться идти своей дорогой, не бояться начальства… Тут рабство многовековое и просыпается…

И все же… В самые тяжкие крепостные времена было то место у русского человека, где получал он силу жить дальше. Храм. Молитвы, псалмы, Святое Причастие… И каждый, самый маленький в общественном отношении человек, знал: он создан по воле Божьей, по Его образу и подобию.

Вот почему большевики так яростно и злобно уничтожали, растаптывали веру. Им нужны были настоящие рабы. Не люди — Божьи создания, а полые внутри, человекоподобные существа…

Вот у Некрасова:

Жаль, что поэт не знал, каково будет жить женщине русской земли в обезображенном, обезбоженном мире не столь уж далекого будущего его Отчизны.

Сила русской женщины становилась стихийной, как сила огромного корабля, плывущего без руля и без ветрил…

Если говорить просто, в советские времена на женщине лежала обязанность не только рожать и поддерживать дом, но и на равных с мужчиной участвовать в добывании средств на жизнь. Декретный послеродовой отпуск — меньше двух месяцев. А там — крутись, как можешь. Но на работу выходи. Дома ребенок. Его надо кормить… Ночью он вопит. Вставать рано…